Базар житейской суеты. Часть 4 - Уильям Теккерей

ГЛАВА LV

Джорджинька превратился въ джентльмена

Юный Джорджъ Осборнъ поселился, какъ мы видѣли, въ Россель-Скверскомъ палаццо своего дѣда, и занялъ бывшую комнату своего отца. Скоро дѣла пошли такимъ-образомъ, что его начали считать единственнымъ наслѣдникомъ богатаго негоціанта. Привлекательная наружность Джорджиньки, его любезное обхожденіе и джентльменская осанка произвели побѣдительное вліяніе на сердце старика, и мистеръ Осборнъ гордился внукомъ столько же, какъ нѣкогда гордился своимъ единственнымъ сыномъ.

Даже болѣе. Джорджинька, что называется, купался въ роскошныхъ наслажденіяхъ, и пользовался такими привилегіями, которыхъ вовсе не имѣлъ покойный его отецъ. Знаменитая фирма достигла въ послѣдніе годы до высшей степени величія и блеска. Богатство старика Осборна и значеніе его въ Сити обнаружилось въ огромнѣйшихъ размѣрахъ. Встарину былъ онъ очень радъ, когда нашелъ возможность помѣстить своего сына, съ нѣкоторымъ комфортомъ, въ учебномъ заведеніи, и гордость его была вполнѣ удовлетворена, когда впослѣдствіи Джорджъ-старшій поступилъ въ военную службу. Теперь не то. Для маленькаго Джорджа старикъ собирался устроить гораздо болѣе почетную и блистательнѣйшую карьеру. Смѣло заглядывая въ будущность своими старческими глазами, онъ видѣлъ его членомъ ученыхъ обществъ; ораторомъ Парламента, баронетомъ, можетъ-быть, и даже пэромъ. «Джорджинька долженъ быть джентльменомъ, и будетъ джентльменомъ», горорилъ безпрестанно мистеръ Осборнъ всѣмъ своимъ пріятелямъ и знакомымъ. Старикъ воображалъ, что онъ умретъ спокойно и съ чистою совѣстью, какъ-скоро увидитъ своего внука на этой широкой дорогѣ къ почестямъ и славѣ. Образованіе Джорджиньки должно поручить не иначе, какъ первоклассному ученому, вполнѣ знакомому съ современнымъ ходомъ искусствъ и наукъ, а не то, чтобъ какому-нибудь шарлатану, примѣромъ сказать, изъ Оксфордскаго Коллегіума. Всѣ эти оксфордскіе верхогляды торгуютъ своей латынью, какъ голодныя собаки и что всего хуже, не имѣютъ никакого уваженія къ почтенному британскому негоціанту, которому, однакожь, стоитъ только свистнуть, чтобъ накликать ихъ цѣлую свору на свои дворъ. Впрочемъ, за нѣсколько лѣтъ мистеръ Осборнъ ставилъ ни во что вообще все ученое сословіе, но въ настоящую пору, мнѣнія его на этотъ счетъ зпачительно перемѣнились. Онъ сожалѣлъ искренно, душевно, что самъ не получилъ въ молодости надлежащаго воспитанія, приличнаго англійскому джентльмену, и неоднократно указывалъ юному Джорджу, въ пышныхъ и торжественныхъ выраженіяхъ, на необходимость и превосходство классическаго образованія.

Когда они встрѣчались за обѣдомъ, дѣдъ обыкновенно разспрашивалъ внука, какимъ чтеніемъ занимался онъ сегодня, и когда мальчикъ представлялъ подробный отчетъ о планѣ и методѣ своихъ занятій, старикъ подмигивалъ, улыбался и выслушивалъ съ видимымъ удовольствіемъ каждое слово, притворяясь, будто онъ отлично разумѣетъ всѣ эти ученыя дѣла. Но разсуждая о нихъ самъ въ присутствіи юнаго питомца, мистеръ Осборнъ дѣлалъ сотни ребяческихъ промаховъ, и обнаруживалъ свое невѣжество на каждомъ шагу. Это, конечно, не могло увеличить уваженія внука къ его престарѣлому патрону. Мальчикъ бойкій и живой, Джорджинька мигомъ смекнулъ, что дѣдушка его — совершеннѣйшій профанъ въ дѣлѣ классической науки, и на этомъ основаніи началъ смотрѣть на него свысока. Прежнее воспитаніе, несмотря на тѣсный объемъ предметовъ и крайнюю ограниченность средствъ, могло выработать изъ Джорджиньки истиннаго джентльмена гораздо скорѣе и надежнѣе, нежели какъ разсчитывалъ теперь мистеръ Осборнъ. Воспитывала его женщина добрая, слабая и нѣжная, гордившаяся только имъ однимъ и чистое ея сердце организовзно было такимъ-образомъ, что она, безъ всякихъ внѣнишхъ усилій, могла быть и казаться истииною леди. Она восвятила себя исключительно исполненію материнскаго долга, и если мистриссъ Эмми никогда не отличалась блистательнымъ краснорѣчіемъ, зато никогда также изъ устъ ея не вырывались пошлости, безсмысленныя и пустыя. Существо невинное и чистое, простосердечное и безъискусственное, могла ли Амелія не быть благодарною женщиною въ полномъ смыслѣ этого слова?

Юный Джорджъ господствовалъ безусловво надъ этою уступчивою натурой, и когда теперь пришелъ онъ въ соприкосновеніе съ надменнымъ старикомъ, выставлявшимъ на показъ свое чванство и небывалую ученоеть, Джорджинька немедленно принялъ его подъ свою команду, и сдѣлался такимъ-образомъ полновластнымъ господиномъ на Россель-Скверѣ, онъ составилъ о себѣ самое высокое понятіе, какъ избалованный сынокъ какого-нибудь милорда Бумбумбума.

Между-тѣмъ, какъ нѣжная мать безпрестанно ожидала свиданія съ нимъ на Аделаидиныхъ Виллахъ, и думала о немъ только по днямъ и по ночамъ, каждый часъ и каждую минуту, Джорджъ, окруженный безчисленными удовольствіями и наслажденіями, переносилъ разлуку съ мистриссъ Эмми безъ малѣйшей душевной скорби. Дѣти весьма часто проливаютъ горькія слезы, когда ихъ отправляютъ въ школу, но источникомъ этихъ слезъ бываетъ почти исключительно представленіе о той горькой участи, которая ожидаетъ ихъ между чужими. Не всѣ изъ нихъ плачутъ изъ одной только привязанности къ матери или отцу. Если вы пріймете на себя трудъ припомнить, какимъ образомъ, въ эти счастливые годы дѣтства, глазки ваши осушались при видѣ какой-нибудь инбирной коврижки, и булочка съ изюмомъ окончательно исцѣляла васъ отъ сердечной тоски послѣ разлуки съ своей мама, то вы не будете, конечно, о возлюбленный собратъ и другъ мой, слишкомъ довѣрять и въ настоящую минуту совершеннѣйшему безкорыстію и чистотѣ своихъ собственныхъ чувствъ.

Очень хорошо. Мастеръ [1] Джорджъ Осборнъ утопалъ въ океанѣ наслажденій, и расточительный старикъ безъ счета бросалъ деньги на удовлетвореніе прихотей своего избалованнаго внука. Кучеру приказано было купить для него превосходнѣйшаго пони, какого только можно пріобрѣсть за деньги, и ѣздить на этой лошадкѣ Джорджинька учился въ берейторской школѣ, гдѣ, въ кратчайшее время, познакомили его со всѣмя тонкостями всадническаго искусства, такъ-что онъ удовлетворительно скакалъ безъ шпоръ, и перепрыгавалъ черезъ небольшіе баррьеры. Затѣмъ, въ сопровожденіи кучера Мартына, началъ онъ выѣзжать, парадно и торжественно, сперва въ Реджентъ-Паркъ, а потомъ и въ Гайдъ-Паркъ. Старикъ Осборнъ, неимѣвшій теперь слишкомъ головоломныхъ и многотрудныхъ занятій въ Сити, гдѣ должность его исправлялъ одинъ изъ младшихъ товарищей фирмы, весьма часто выѣзжалъ съ старшей своей дочерью на эти публичныя гулянья. Джорджинька постоянно рисовался подлѣ экипажа, заставлялъ свою лошадку выдѣлывать прехитрые курбеты, и это доставило невыразимое наслажденіе его дѣду. Самодовольный старичокъ, подталкивая локтемъ свою дочь, восклицалъ отъ полноты душевнаго восторга:

— Посмотрите-ка, миссъ Осборнъ! Ухъ, какой молодецъ!

И за тѣмъ онъ принимался хохотать, и щеки его покрывались краской живѣйшаго удовольствія, когда онъ выглядывалъ изъ кареты на прекраснаго мальчика, и когда лакей, стоявшій на запяткахъ, привѣтствовалъ мастера Джорджа. Здѣсь также, въ ряду катающихся экипажей, можно было замѣтить, каждый день, великолѣпную карету съ фамильными золотыми гербами господъ Буллокъ, Гулькеръ и Компаніи. Мистриссъ Фредерикъ Буллокъ засѣдалъ въ ней съ своими тремя конфектпыми птенцами въ перьяхъ и кокардахъ, глазѣвшими изъ оконъ экипажа. Склонивъ голову на одну сторону, пріосанившись и подбоченившись, мастеръ Джорджъ, гордый и великолѣпный, какъ лордъ, нерѣдко проѣзжалъ. мимо своей тётки, и мистриссъ Фредерикъ Буллокъ бросала на него взгляды. исполненные самой искренней ненависти и задушевнаго презрѣнія.

Джорджинькѣ было въ эту эпоху около одиннадцати лѣтъ, но онъ носилъ уже штрипки и прекраснѣйшіе сапожки, достойные украшать ногу джентльмена зрѣлыхъ лѣтъ. У него были вызолоченные шпоры, хлыстикъ съ золотой верхушкой, превосходная булавка въ бантикѣ шейнаго платка и щегольскія лайковыя перчатки изъ первыхъ сортовъ моднаго магазина на Кондюитъ-Стритѣ. Мистриссъ Эмми, отправляя Джорджиньку въ чужой домъ, снабдила его двумя галстухами отличной работы, и собственаыми руками сшила для него нѣсколько сорочекъ изъ тончайшаго полотна, но когда сынкъ первый розъ навѣстилъ вдову на Аделаидиныхъ Виллахъ, Амелія замѣтила, что не было на немъ ни одного лоскутка ея собственнаго рукодѣлья. Джорджинька щеголялъ въ батистовыхъ рубашкахъ, украшенныхъ на груди блестящими рядами драгоцѣнныхъ пуговокъ. Скромные ея подарки скрылись подъ спудомъ, и миссъ Осборнъ, думать надобно, наградила ими кучерскаго сына. Амелія принудила себя думать, что ей чрезвычайно нравится такая перемѣна, и дѣйствительно, она была вполнѣ счастлива при взглядѣ на прелестнаго мальчика, одѣтаго по-джентльменски.