Ветер с Юга. Книга 1. Часть вторая - Ример Людмила

Лабус вцепился в свой крючковатый нос, снова подвергая его риску быть оторванным напрочь. Глаза лекаря горели, он затаил дыхание, стараясь не пропустить ни одного слова.

– Вот такая весёлая история… Тебе это ничего не напоминает? – Задав вопрос, Туфин улыбнулся и глянул на друга абсолютно невинным взглядом.

Тот подскочил и забегал по комнате. Его серый балахон метался за ним следом. Запустив пальцы рук в свою ещё удивительно густую шевелюру, Лабус напряжённо молчал, обдумывая услышанное.

Рист спустился наконец с книжкой и, сдув с неё пыль, почтительно протянул книгочею. Тот полистал пожелтевшие страницы и, победно вскинув руку, радостно провозгласил:

– Вот, что я говорил! Читай, читай, старый брюзга! И только попробуй ещё раз сказать мне, что я не гений!

Лекарь выхватил у него книжку и уткнулся в открытую страницу, не преминув пробурчать:

– Ещё раз так треснешься башкой, вылетят на хрен все твои уникальные мозги… пень трухлявый…

Чтение длилось недолго, и Лабус громко захлопнул книгу, выпустив облачко пыли. Помолчав минуту, он хрипло выдавил:

– И что ты… об этом думаешь?

– Только то, что Гульмира умерла не сама. Ей помогли.

– Кто?

Туфин погладил свою ухоженную бородку и задумчиво произнёс:

– Не знаю. Пока… не знаю. – И совсем уже тихо добавил: – Но одно могу сказать совершенно точно – зверь вырвался на свободу. И он не насытится кровью одной только этой девочки…

Эльма

С утра ярко светило солнце, но к полудню небо начало затягиваться наползающими с моря тучами. «Ветер с юга… Он никогда не приносит ничего хорошего…» – Эльма стояла у окна на верхнем этаже богатого постоялого двора в Корабельном конце Остенвила.

Комната была заставлена красивой мебелью и увешана чудесными гобеленами, а на полу лежал великолепный митрийский ковёр, достойный быть потоптанным ногами господ самого высокого ранга. «Например, матери нового Повелителя», – Эльма грустно улыбнулась. Пора было собираться на церемонию. Она подошла к зеркалу и поправила свои прекрасные волосы, уложенные прислужницей в простую причёску, украшенную единственной ниткой крупного белого жемчуга.

Даже ради такого праздника она не собиралась изменять своей давней привычке одеваться во всё чёрное, правда, сегодня вместо обычного платья из тонкой шерсти на ней был роскошный наряд из струящегося шёлка с атласным корсажем, украшенным россыпью жемчужин. Из зеркала на неё смотрело усталое лицо далеко не юной женщины, посвятившей всю свою жизнь одной цели – привести к власти сына. Любимого сына… И тот день, когда всё должно было решиться, настал. На обычно бледных щеках Эльмы горел яркий румянец, глаза болезненно блестели.

За долгую дорогу из Ундарака она раз сто повторила речь, которую собиралась произнести на сегодняшней церемонии, пытаясь сделать её краткой и убедительной. У нее был только один шанс, и она во что бы то ни стало должна добиться успеха. Сын всячески отговаривал Эльму от этой поездки, весьма скептически относясь к самой идее, но женщина была непреклонна.

Не желая слушать никаких разумных доводов Юнария, она твердила одно: именно сейчас у них появилась долгожданная возможность заявить свои права на трон. И если они её упустят, то второй такой случай вряд ли представится. Юнарий сдался, когда из Остенвила прибыл очередной соглядатай и объявил точную дату церемонии восхождения на трон нового Повелителя – в праздник Пришествия Весны, день начала новой жизни и возрождения природы.

Гонг на Большой пирамиде прозвенел четыре раза, возвещая жителям столицы Нумерии, что церемония в Большом Зале дворца начнётся через час. Пора…

Накинув на плечи лёгкую шубку из почти невесомого чёрного блестящего меха, Эльма решительно вышла из комнаты и спустилась на первый этаж, где сидевшие за столами люди проводили её любопытными взглядами. Сев в ожидающую её повозку с гербом лангракса Солонии – огромный золотой спрут в синем море, она отправилась во дворец.

Распахнутые главные дворцовые ворота безостановочно втягивали в себя бесконечную вереницу нарядных повозок и гарцующих верхом богато одетых всадников, разряженных не хуже своих спутниц. За последние полгода это было уже третье грандиозное событие во Дворце. Правда, самое первое – провозглашение Наследника – прошло не совсем так, как следовало, зато разговоров и сплетен после него хватило на добрых три месяца.

Сегодня никаких неожиданностей не планировалось. Даже последнему дворцовому поварёнку было понятно, что по Закону единственным претендентом является Рубелий Корстак. И больше никто. Но унылая рожа его брата Грасария стоила того, чтобы провести пару часов в душном зале.

Повозка медленно въехала в длинную аллею, усаженную ещё голыми в это время года деревьями и причудливо подстриженными вечнозелёными кустарниками. На воткнутых в землю шестах развевались разноцветные флаги с гербами всех знатных семейств Нумерии. Не найдя своего, Эльма усмехнулась – Остенвил и не подумал приглашать их на эту церемонию. Забыли… Ну, ничего, сегодня она им напомнит…

Её повозка остановилась у главного входа, и Золотые Мечи распахнули дверцы. Растерявшийся Главный распорядитель с бегающими глазками бросился к ней и, заикаясь и путаясь в словах, неуклюже выразил «искреннюю радость от присутствия столь высокой гостьи на нашем торжестве».

Эльма выслушала его, поджав губы, и уже собралась прервать не в меру разговорчивого господина, как тот был беззастенчиво остановлен. Выступивший из-за его спины молодой писец, вносивший всех прибывающих в толстую книгу, громко и нагло заявил:

– Как прикажете указать имя гостьи?

Распорядитель изменился в лице и уже открыл рот, чтобы отчитать невежу, как Эльма мягко произнесла:

– Госпожа Эльма Гинратус, мать лангракса Солонии Юнария Гинратуса. Запомни это хорошенько, писец. – И с гордо поднятой головой вошла в огромные двери.

Она никогда раньше не была во Дворце, и его роскошь должна была бы поразить её воображение, если бы только женщина замечала эти великолепные гобелены, картины, изящ ную мебель и дорогие ткани, огромными полотнищами стекавшие по стенам и массивным колоннам.

Следом за другими гостями Эльма поднялась по огромной лестнице на второй этаж, попав на галерею, где искусными садовниками был устроен великолепный зимний сад со множеством цветущих растений, наполнявших воздух сладким ароматом.

Войдя в распахнутые двери Зала, у которых застыли два красавца в белоснежной парадной форме с золотыми мечами у левого бедра, женщина огляделась. Ни одного знакомого лица. Боги, Боги! Дочь лангракса, обязанная вращаться в самых высоких кругах государства уже по одному праву своего рождения, Эльма прожила почти всю жизнь, не покидая пределов Солонии. И сейчас, когда наступил главный день её жизни, она оказалась здесь абсолютно одна, не имея в этом зале ни одного друга или просто знакомого… «И, надеюсь, ни одного врага…»

Со всё возрастающим волнением разглядывая окружавшие её весёлые, сумрачные, равнодушные, радостные, скучающие или серьёзные лица, Эльма впервые начала понимать, о чём три недели назад твердил ей сын – никто из этих господ не будет в восторге от того, что она хочет им предложить.

Даже если Рубелий со своим взрывным и скверным характером устраивал здесь далеко не каждого, но это был их Рубелий! А что за птица окажется этот Юнарий, проживший все свои тридцать пять лет в пиратской Солонии, с её непредсказуемым народом и суровыми законами? Разве кто-нибудь станет добровольно рушить свой устоявшийся мир ради чего-то неизвестного, грозящего обернуться сущим кошмаром? Едва ли, если он дружит с головой, конечно…

Эльма начала нервничать. Её уверенность, ещё такая незыблемая утром, начала заметно таять. Она прошла в задние ряды гостей и замерла там с побледневшим лицом, ловя на себе удивлённые и любопытные взгляды окружающих.

Зал постепенно заполнялся пёстрой гомонящей толпой. Женщины, увешанные с головы до ног драгоценностями, бросались друг к другу с умильными поцелуями и объятиями и тут же начинали весело трещать, обсуждая последние сплетни Остенвила, чужих любовников и наряды присутствующих дам. Более сдержанные и менее многословные мужчины стояли маленькими группками, красуясь в великолепных одеждах и выставляя напоказ богато украшенное оружие.