Периферические монстры из дремучего леса - Ник Трейси

нас водяными брызгами с ног до головы обдает.

Старуха покормила зверя подводного и снова к нам приблизилась.

– Ключ, значит, хотите? – говорит.

Мы в ответ хрипим только, горло то сжато.

– Будет вам и то и другое! – коварно обещает старуха. – Если отобедаете со мной. Но съесть вам придется всё, что я подам. Думаю, это щедрое предложение. Не так ли?

Двуногий зверь наши шеи ослабил и мы оба закивали в знак согласия. А куда деваться? Не помирать же здесь среди кровавых трупов гигантских червей.

25 серия. Трапеза

Столовая Мигулы занимала добрую половину второго этажа. Поднимались мы туда на плечах страшной свиноморды, которой не терпелось сделать нам больно. Я на одном плече повис, Микола на другом. Несут нас, как двух гусей на заклание. А старуха вместе с моим рюкзаком вперед ушла, подготовить стол.

– Чего теперь делать то? – по дороге Миколе шепчу за волосатой спиной зверя.

– Жди моей команды, – отвечает паренек шёпотом. – Я буду с ней говорить, а ты держи ухо востро.

Пронесли нас вверх по одному пролету, по другому, затем по длинному узкому коридору, а там и сама столовая за двустворчатыми резными дверьми. Просторная, с камином, необъятным столом и выпотрошенными головами на стенах, вместо украшений. Свалил кабан каждого на стул с высокой прямой спинкой. Микола звякнул под одну сторону стола, я свалился по другую. А звякнул он потому, что на поясе у него все еще висели крюки, которые он стащил из пыточной гостиной.

Сидим мы, а перед нами белая кружевная скатерть. Стол тянется от дверей до самого окна в дальней стене. С потолка свисает лампадка керосиновая. В дальнем конце сидит Мигула хитрая и на нас единственным глазом смотрит. Кабан у дверей встал, как слуга примерный. Мигула ему только кивок сделала, а он стулья с нами аккурат к скатерти притолкнул. Салфеток не хватает повязать на голую шею, остальное все чинно. Но это, если не считать того, что в столовой помимо королевского стола, были и другие достопримечательности.

Так, за спиной Миколы , на меня смотрело множество оторванных человеческих голов, насаженных на крюки, которые торчали из стен. Какие-то головы с глазами, какие-то без глаз. Были тут и мужские головы и женские. Голов двадцать, не меньше. Все они верно за ключом сюда приходили, а теперь вот висят, как трофеи.

Но головами на крюках убранство столовой не кончалось. За моей стеной громоздился огромный камин, отделанный мрамором. На нем лежали окровавленные серповидные орудия и разнокалиберные ножи.

У противоположной стены железной цепью за шеи прикованы две гибридные твари с пятнистыми зеленовато-серыми телами ящеров и головами ягуара. Перед каждым зверем стоял железный таз с кровью и торчащими человеческими руками и ступнями.

Животные издавали леденящий душу кошачий рык и недовольно молотили мощными хвостами по стене. Одна тварь была прямо за спиной Миколы, а другая ближе к одноглазой старухе.

Стол сервировали глубокими фарфоровыми тарелками с голубым китайским узором по каемке.

Одна тарелка для меня, другая для Миколы. В тарелках находилась вязко-клейкая масса серо-бурого цвета, чем-то похожая на льняную кашу, перемешанную с мясными и жирными ингредиентами. Мне не хотелось себе в этом признаваться, но из тарелок исходил аппетитный аромат.

Мигула с проворством любопытной варвары извлекла из конфискованного рюкзака пузырек с зеленым раствором из Хаминой крови.

– Что это? – нас спрашивает, пузырек показывая.

Мы с Миколой переглянулись и он мне знаком показал, чтобы я не вмешивался.

– Это соус, – говорит Микола старухе, будто так и надо.

– Соус? – старуха бровь над зашитым глазом поднимает.

– Да, соус,– продолжает гнать Микола. – Тут в болотах мясо всё сплошь жесткое, а с этим соусом капнул пару раз и шмат во рту тает.

Сказал Микола и тишина повисла. Старуха пузырек недоверчиво с разных углов просматривает, а мы на неё со страхом глядим.

– Это, кстати, наше, – добавляет Микола, чтобы подзадорить бабулю.

– Было ваше, стало наше! – шикает в ответ мерзкая старуха.

Но попробовать на вкус наш соус Мигула сходу так вот не решилась. Боится. А нам говорит:

– Чего уставились на меня? Ешьте кушанья мои. Сделка есть сделка.

Мы с Миколой ложки оловянные неуверенно берем и в жиже этой ковыряем.

– И ты нас после отпустишь? – Микола искоса спрашивает. – И ключ отдашь?

– А как же! – отвечает старуха и заходится своим отвратительным смехом. – И ключ отдам и душу свою в придачу!

– Что же это за варево то у тебя такое? – Микола спрашивает, поднимая ложку с растянутой бурдой.

Тут уж я вмешался.

– Я бы не стал это выяснять, – говорю. – Раз все равно жрать придется, лучше уж не знать.

– Ну отчего ж не знать, – забавляется старуха. – Потроха тут смешанные, внутренности животные, мозги, кишки, все в нужных пропорциях.

– В чем смысл? – продолжает спрашивать Микола.

– Видите моих зверенышей? – говорит старуха и на мутантов у стены кивает. – Я работаю с теориями управляемых метаморфозов.

– Мы будем зверями?

– Если вам повезет, – мрачно отвечает Мигула. – А если нет, то украсите стену.

– Никакого резона нам, – замечает Микола со вздохом притворным.

– Что ж, я вас сюда не звала.

Микола ложкой кашицу забрал и уж в рот почти отправил, да тут старуха его притормаживает.

– Стой! – говорит и пузырек вновь перед собой вертит. – Соус говоришь?

– Соус, – отвечает Микола.

– А чай соус, так сам его сначала и попробуешь, – и швыряет старуха пузырек через весь стол прямо в руке Миколе.

Он пробку откупоривает, делает маленький глоток, а потом с пузырьком через стол ко мне наклоняется и на ухо мне шепчет:

– Я кабана на себя возьму. Ты к старухе беги.

Прошептал и сразу на место сел. Я свой глоток выпил и пузырек обратно старухе кинул. Мигула поймала и уставилась в нашу сторону, как маньяк заправский, ждет, когда у нас носы отвалятся. Мы снова ложки с кашицей взяли, а старуха вновь вмешивается.

– Кашицу вы и погодя съедите. Хочу посмотреть, что за соус вы мне подсунули.

Ну, мы сидим так минутку, слушаем, как животы урчат. Мигула была коварной старухой, но внутри её сосал грех чревоугодия. Очень уж взволновали ведьму слова Миколы о тающем во рту мясе. Не выдержала старуха, велела подать ей кусок сырой печени на большой тарелке.