Ковчег - Дэвид Мэйн

— Звери выжили?

— Большинство, — отвечает Илия. — Умерло мало, в основном травоядные. Мы скормили их хищникам.

— В целом они держатся, — говорит Хам. — Выглядят свирепо, но на самом деле довольно послушные.

— Может быть, качка их успокаивает, — высказывает предположение Илия.

— Меня-то уж точно — нет, — хмурится Сим.

Ной замечает, что его старший грызет ногти. Это что-то новенькое. Все выглядят измотанными. Несомненно, и он тоже.

— Еда? — требует ответа Ной.

— Пока достаточно, — успокаивает Илия.

Он настаивает на том, чтобы его провели по кораблю. Обход проходит поэтапно. Сначала Мирн ведет его по средней палубе, набитой беспокойными домашними животными и всякой мелочью: пресмыкающимися, насекомыми, грызунами. Кое-где прорезаны маленькие окошки, сквозь которые в клети, полные жизни, льется тусклый свет.

Ной не обращает внимания на слабость и хвалит Мирн за ее добросовестный труд. Особенно его потрясла клеть с куколками. С потолка свисают сети, на которых держатся тысячи зеленых и бурых коконов.

— И что, из всех вылупятся бабочки?

— Из живых, — кивает Мирн. — Вообще-то они уже должны были вылупиться, но словно чего-то ждут.

Хам ведет Ноя на следующий уровень, где разместились животные средних размеров: лисицы и олени, обезьяны и зебры, кабаны и гиены, черепахи с толстыми панцирями. Здесь темнее, окон меньше, клыки и зубы сверкают чаще.

— Корабль пока держится, — поясняет Хам, — но он явно начинает сдавать. Я бы не возражал, если бы мы поскорее высадились на берег.

Повисает неловкое молчание.

Хам показывает на комок мохнатых тел:

— Лисята. Веришь — нет, но некоторые животные даже дали приплод.

Ной кидает взгляд на Беру, Илию и Мирн.

— Чудо, — сухо произносит он.

Нижняя палуба — владения Илии. Там темно, слышится шум бьющейся о борт воды и влажное рычание животных. Илия берет Ноя за руку. В другой ее руке лампадка, горящая неровным, мигающим пламенем.

— Здесь страшно, — предупреждает она.

— Я не боюсь.

Они крадутся по коридору, заглядывая в загоны, каждый размером с сарай.

— Под ногами вода, — замечает Ной.

Так и есть, пол по меньшей мере на два дюйма покрыт водой, по которой идет рябь от качки.

— Ничего не поделаешь, — ворчит Хам, — вода осаждается на стенах.

Из тьмы вздымаются кучи навоза, оставленные слонами и носорогами, в нос бьет вонь, исходящая от бегемотов. С высоты длинных как пальма шей на них взирают грустные глаза жирафов, тигры в девять футов поднимают головы и смотрят глазами, полными скуки и ненависти. Волки сбиваются вместе и пялятся на людей. Крокодилы лежат безжизненно, точно мертвые. Верблюды и быки вяло пережевывают жвачку, а медведи, к счастью, просто спят.

Когда Ной поднимается на верхнюю палубу, он бледен.

— Не волнуйся, отец, — говорит Сим, — скоро мы доберемся до берега и всех выпустим.

— Вряд ли, — пожимает плечами Хам.

— Мы доплывем, я уверен, — заявляет Сим.

— И как ты пришел к такому выводу?

— У меня на то есть основания, — Сим стучит по голове.

— Будем надеяться, — бормочет Бера, не обращая внимания на натянутую улыбку матери.

Ной рассеянно кивает, словно увиденное ему не в диковинку:

— Вообще-то, я думаю, Сим прав.

Сим неправ.

Холодает. Влага и холод пробираются Ною в суставы, колени и плечи, скрючивая его, сгибая. Боль он переносит стоически. Словно пристыженный муками отца, Яфет прекращает бить баклуши и начинает помогать Мирн освобождать верхнюю палубу от нечистот. Семья, давно уже привыкшая к тесноте каюты, собирается вместе вокруг очага, чтобы погреться. Жена ворочает угли и возится с продуктами, однако на это никто не обращает внимания. Ной чувствует себя центром своего маленького племени, ядром, связывающим всех в единое целое. Нужно чем-то занять время, и он требует, чтобы каждый рассказал истории, которые знает. Ной не большой любитель послушать байки, однако он осознает, что домочадцы должны напоминать друг другу о том, кто они, откуда родом и почему оказались на судне.

На предложение откликаются с радостью. Хам и Сим описывают полное происшествий детство Яфета: то, как он пытался наточить отцовский нож для оскопления скота и как впервые взялся за стрижку овцы и чуть не выпотрошил бедное животное. Яфет высмеивает суеверие Сима (увидевшего в вороне, нагадившей ему на голову, знак божественного благоволения) и вспыльчивость Хама (который однажды выбил Динара из седла за то, что тот назвал Хама неуклюжим). Они говорят медленно, чтобы убить побольше времени, — не упускают ни малейших подробностей, дословно вспоминают реплики участников событий, повторяют интересные и смешные места. Так проходят дни.

Илия и Бера рассказывают о том, как собирали животных, а их слушатели потрясенно качают головами. Илия рассказывает о женщинах главах родов на ее родине — совете, устанавливавшем законы, которым подчинялись даже мужчины. Ной поднимает брови и перекидывается веселыми взглядами с сыновьями: «Нет, вы слыхали такое?» Бера рассказывает о государях, правивших в ее родных землях, о бесконечных битвах, в которых участвовал ее отец. Мирн рассказывает о своем детстве, о рано умершей матери, об отце, которому эта смерть разбила сердце, и о событиях, случившихся еще раньше, когда, по ее словам, она была счастлива. Ной и остальные домочадцы, включая Яфета, спрашивают, что означают ее слова. Впрочем, никто не настаивает на ответе.

Жена говорить отказывается, утверждая, что никаких историй не знает. Тогда Ной начинает рассказ о том, как за его долгую жизнь изменился мир. Как охотники, уже вымиравшие во времена его молодости, обратились в пыль. Как кочевники осели на земле и стали организовываться в общины. Как на смену каменным лезвиям пришли роскошные медные и бронзовые. Как он ушел с истощенных земель, принадлежавших его семье, чтобы начать собственное хозяйство, и как ему приходилось переезжать с места на место, по мере того как посевы высасывали из земли все соки.

— Тогда жилось непросто, — любит добавлять Ной. Он не раз повторяет эти слова: — Непросто тогда жилось.

На что ехидный Хам постоянно спрашивает:

— А сейчас?

Через несколько недель поток историй превращается в постепенно иссякающий ручеек. Ной пытается закрыть на это глаза, но вскоре и он вынужден признать очевидное. Историй больше не осталось, кроме одной, в которой все они участвуют в данный момент. Вот только никто пока не осмеливается рассказать ее — пока никому не известно, чем она кончится.

Теперь беседа вертится вокруг двух тем — погоды и животных. От той и от другой всем уже тошно.

Жизнь снова становится рутиной. Утром женщины поднимаются на палубу, чтобы помыться морской водой. На закате то же самое делают мужчины. Грязную одежду ополаскивают и вывешивают сушиться. Она развевается на ветру как знамя. Чище она становится ненамного, но все рады заняться хоть чем-нибудь. У Мирн появилось новое увлечение: из баков с водой, расставленных на верхней палубе, она вылавливает личинки насекомых и кормит ими птиц, которые крутятся вокруг нее, как попрошайки на базаре. Она говорит, что скармливает птицам лишние личинки, поэтому ее оставляют в покое — все слишком вымотались, чтобы вмешиваться.

Однажды, когда на всех нападает апатия, Яфет придумывает игру. В нее играют с помощью кусочков дерева и круга, начерченного мелом на полу каюты. Несколько недель все увлечены игрой: бросают кости, чертят метки, вводят новые правила, ставят на кон несуществующие богатства.

— Ставлю трех обезьян на то, что обыграю тебя в этом туре.

— Ставлю буйвола, что не обыграешь.

К игре присоединяется жена. За ней — Ной. Начинает он неохотно, но потом в его прищуренных глазах разгорается огонь — он входит в раж. Играет Ной бездумно и часто проигрывает. Как и ожидалось, он первым бросает игру. За ним следуют другие, и даже Яфет охладевает к своему изобретению. Круг, начерченный мелом, тускнеет, становится едва различимым, а потом и вовсе стирается.

Следующую игру придумывает Хам. Надо кидать оливковые косточки в птиц, сидящих на палубе, и делать ставки: какая из них взлетит первой и какая первой сядет. Все сходятся во мнении, что эта игра тупая. Сим бубнит, что через птиц им может быть послано знамение, а игра может все испортить, но его никто не слушает. Ной наблюдает за игрой, потом ворчит:

— Осторожней, никого не заденьте.

— Не заденем, па, — отвечает Яфет. — Мы просто играем.

Вскоре, однако, и новое развлечение приедается. Вокруг ковчега плещут волны. Ной и остальные домочадцы ходят вразвалочку, широко расставив ноги, как настоящие моряки. У них окрепли мышцы икр и бедер. Слизь облаков по-прежнему закрывает небо, но дождь не возобновляется.