Время жить. Пенталогия (СИ) - Виктор Тарнавский

Кир Калансис не отреагировал.

— Рейн, — повернулся он к Магранису. — Я уверен, вы, как всегда, знаете обо всем, что происходит в этом доме. Сколько человек — кто еще — слышали или могут услышать выступление пришельца?

Рейн Магранис был готов к ответу.

— Обслуживающий персонал вы сами сегодня отпустили. Журналистов никого нет. Остается только охрана. Ребята из бодрствующей смены. Я сам был у них в комнате, когда это началось.

— Хорошо, — президент слегка улыбнулся. — Они, думаю, не станут обо всем этом особенно распространяться, верно? И… Рейн, вы приняли меры для записи этого… гм… обращения?

— Да, господин президент, — отрапортовал начальник охраны. — Мы сразу же записали его на магнитофон, а перед тем, как идти к вам, я распорядился, чтобы принесли киноаппарат и звукозаписывающую аппаратуру.

— Отлично, — президент с благодарностью посмотрел на Маграниса. — Теперь пошлите своих людей в близлежащие дома. Пусть под любым предлогом выяснят, не принимают ли они эту передачу. Вас же, друзья, — повернулся он к собравшимся, — я попрошу сохранить в тайне все увиденное и услышанное.

Все это прозвучало достаточно жестко и требовательно. Барк и Тэй Негелисы синхронно кивнули. Торви Арнинг пробормотал что-то одобрительное. Остальные стояли, словно окаменев. Переход от мирного ужина в дружеском кругу к военному совету оказался слишком резким.

Хлопнула дверь — это Рейн Магранис быстрыми шагами вышел, почти выбежал из комнаты. Кир Калансис подошел к телевизору и выключил звук. Линн Арнинг подняла на него испуганные глаза.

— Что это? — пробормотала она слабым голосом. — Это ультиматум?

Кир Калансис вздохнул.

— Ты права, Линн. Это ультиматум. И это война.

Эри Феланис вздрогнула.

— Нет, — запротестовала она. — Это просто чудовищно. Зачем… И что же нам теперь делать?

— Как что?! Сражаться! — воскликнула Тэй Негелис, воинственно взмахнув своей сильной рукой. — Они хотят завоевать нас, так пусть попробуют!

— Но может, этому есть какое-нибудь другое объяснение, — попробовала возразить Эри Феланис. — Вдруг, это чья-нибудь провокация, чтобы поссорить нас с Горданой, или неумная шутка…

— Вряд ли, — покачал головой Негелис. — Ведь для этого надо было прервать передачи на всех каналах, а ими руководят различные люди, телестудии расположены в разных городах. Это слишком сложно. Нет, не то, что сложно — просто невозможно.

— А что такое острова Фланни и Ксаннет? — вспомнила вдруг Линн Арнинг. Кажется, ей хотелось немного разрядить обстановку.

— Этот пришелец, если он действительно пришелец, употребил баргандские названия, — пояснил Костас Феланис. — По-нашему, это Фаланен и Касанета. Два крупных острова вблизи горданского побережья. Если я не ошибаюсь, город Сапполен на Касанете был первой столицей Горданы, когда она еще была баргандской колонией. Реперайтер основали гораздо позже.

— Спасибо, — поблагодарила Линн, хотя было видно, что ее мысли заняты совсем другими вещами. — И все же, так хотелось бы, чтобы права была Эри. Что угодно, пусть неумная шутка, провокация, но не война!

Но Барк Негелис твердо решил развеять все робкие надежды.

— Я не допускаю, чтобы причина находилась здесь, в Чинерте и даже на Филлине. В конце концов, мы скоро узнаем ответ. Если пришелец не солгал, и передачу принимают только здесь, в Доме Мантериса, нам придется ему поверить. У нас такая точность невозможна. Надо смотреть правде в глаза — нам только что объявили войну, хотя и непонятно, из-за чего.

На несколько секунд наступила тишина. Гредер Арнинг невидящими глазами смотрел на экран, где пришелец беззвучно открывал и закрывал рот, старательно артикулируя звуки.

— Война, — неслышно, одними губами, прошептал он. — Опять…

Старые воспоминания вдруг со страшной силой нахлынули на него. Черные прямоугольные репродукторы на столбах и противный вой воздушной тревоги, и торопливые сборы, и подвал, где он сидел между мамой и бабушкой и где было очень скучно, так как свет был слишком тусклым, чтобы читать, дощатое сиденье неудобным и жестким, а взрослые сидели тихо и испуганно и не разрешали бегать и играть. И хруст от битого стекла под ногами, когда от близкого разрыва бомбы вылетели все стекла. И похороны их учительницы, погибшей при бомбежке, и плач соседки, которой пришла похоронка на мужа, и…

Но нет, та война, что им угрожает сейчас, будет другой войной. В памяти завертелись образы то ли из прочитанной книги, то ли из увиденного когда-то фильма. Гигантские шагающие машины, давящие дома; взрывающееся нефтехранилище; дискообразные летательные аппараты, преследующие людей, и воины в рогатых шлемах и со странным оружием, рыскающие среди руин. Хотя нет, воины — это из другого фильма…

И это конец, конец всему. И не будет больше ни программы Калансиса, ни ресторана под вывеской «Ларринг», ни новой книги Феланиса, и Рэл! О, боже! Рэл, малыш!.. Гредер Арнинг судорожно сглотнул. Неужели нет никакой надежды?!

Надежда была. По крайней мере, у Тэй Негелис.

— Главное — не терять мужества, — решительно говорила Тэй, энергично рубя воздух правой рукой. — Мы можем и должны сражаться! Мы победили баргандцев, дадим по зубам и этим гадам!

Она сделала паузу, чтобы вдохнуть воздух, и этим воспользовался Торви Арнинг.

— Да, мы можем воевать, — негромко сказал он. — Но должны ли?

Тэй просто задохнулась от возмущения.

— Как это, должны ли?! А что же нам еще остается?! Сдаться?!

Торви Арнинг был почти спокоен.

— Все это слова, эмоции. Да, отвергнуть с порога позорный, я повторяю, позорный ультиматум — это первое и наиболее естественное, что может придти в голову. Но это же неразумно! Да, это тяжело, это страшно, но капитуляция — это лучший вариант из двух худших!

— Этого варианта вообще не существует! — отрезала Тэй. — Как только можно было предложить такое?! Да когда такое было, чтобы мы, чинеты, при первой же угрозе поджимали хвост, словно проклятые трусы, перед какими-то синерожими ублюдками?! Да пусть мои дети лучше погибнут, чем станут рабами!

Детей у Тэй было четверо. Один родной и два ее двоюродных брата погибли на войне. Она понимала, о чем говорила.

У Торви Арнинга ярко порозовели уши, пальцы сжались в кулак, но по старой судейской привычке он сохранял хладнокровие.

— Опять эмоции, ничего, кроме эмоций, — голос его звучал ровно, даже чересчур ровно. — Конечно, кричать «К оружию!», «Все на борьбу с врагом!», «Свобода или смерть!» и тому подобное — легче всего. А дальше? И что дальше? Они летают между звезд, а мы еще не вышли за пределы нашей планеты. Насколько же их цивилизация опережает нашу! Да в войне с ними у нас столько же шансов, сколько у дикарей, вышедших даже не с луками и стрелами, а с дубинами и копьями против пулеметов и танков!

— Было бы хорошо, если бы все было так просто, — пробормотал Барк Негелис. — Это не трусость — склониться перед противником, который сильнее тебя во много раз. Но мне не нравится кое-что у этих пришельцев! Во-первых, сначала нас приглашают вступить в какое-то унизительное соревнование с Горданой — как две собаки, которым бросили одну кость: а ну-ка, кто из вас схватит ее раньше и завиляет хвостиком?! Потом пришельцы будут воевать на Западном континенте, а мы в это время им как на блюдечке — вот вам, пожалуйста, продовольствие, вот вам, пожалуйста, матерьяльчики, вот вам, пожалуйста, чего изволите-с! И наконец, нас еще оставляют за порядком следить — если где недовольные заведутся, а они, похоже, обязательно заведутся, нам это все и подавлять, нашей кровью, во славу наших синерожих хозяев! Это не трусость, это предательство, предательство всего мира! И позор за него падет не только на головы тех, кто принял решение, а на весь народ наш и потомков наших и во веки веков! Так что мы выиграем? Положение надсмотрщиков над другими рабами да вселенский позор в придачу? Стоит одно другого? По-моему, нет!

— Допустим! — резко сказал Торви Арнинг. Уже не только уши, но и все его лицо покраснело от гнева. Он еле сдерживался, но все же еще сдерживал себя. — Да, ты прав, Барк. Это все так. Но ты тоже забыл об одной вещи — о человеческих жизнях. Сколько людей погибнет в этой войне, где мы, кстати, обречены на поражение? Сотни тысяч? Миллионы?! И что мы получим в конце этой проигранной войны?! Да то же рабство, только более жесткое, жестокое, беспощадное! В любом случае нас ждет одно и то же! Мы можем выбирать только пути! Вы считаете, честь лидера, народа, государства стоит этих миллионов жизней? А я думаю, что сдавшись пришельцам на их условиях, мы сохраним наших родных, близких, соотечественников, сохраним нашу промышленность, науку, даже, возможно, оружие!

После паузы тихим голосом:

— Возможно, это звучит чудовищно цинично, но если на нашей планете суждено пролиться крови, почему это должно быть непременно наша кровь?