Гостиница - Владимир Васильев (Ташкент)

— Будьте счастливы!.. Это его завещание… — закончила она, и по прекрасному молодому лицу побежали слезинки, протранслированные телекамерами на весь мир.

«Отличный оратор, — оценил Мэр. — А ведь она вполне может стать мэром. Народу нужен символ преемственности, а оппозиции — красивая кукла, которую боготворит народ… Только я-то знаю, что она не кукла, совсем не кукла…»

Траурная процессия двинулась к месту захоронения… И когда плита прекратила доступ света к урне, Мэр открыл глаза.

Над ним сияло чистейшее голубое небо. Легкий свежий ветерок овевал лицо. Кузнечики затихли, зато щебетали птицы. Жизнь продолжалась. Но сон, уже слегка подернувшись дымкой забвения, все-таки омрачал оптимистичные утренние краски.

«Слишком похоже на правду, — мрачно констатировал Мэр. — Если не считать, что секретарю позволили выступить на митинге. Не тот ранг… Хотя „мисс-Город“… А ведь я сам дал вчера такой прогноз развития событий… Вот услужливое подсознание и промоделировало мне все это в лицах и красках… Кстати, не худший вариант, если бы на самом деле все так и произошло… Только вот жену жалко. Что уж она так убивается?.. Не бог весть какая потеря… Тем более, что я еще вернусь… Правда, ей-то откуда это известно?.. Просил же, как людей: — Дайте телефон!.. Нет, засунули черт знает куда…»

Он сел и покрутил головой. Ложе его действительно оказалось между кочек, покрытых сухим лишайником и веселенькими цветочками. Слева лениво покачивал ветвями довольно густой лиственно-хвойный лес. Справа, впереди и сзади виднелись высокие горы, до самого подножия которых простиралась тундровая равнина.

Мэр обулся и неожиданно легко поднялся. Он еще помнил о своих ранах и ушибах, но, как ни странно, не чувствовал их. Повел плечами, торсом, помахал руками, несколько раз присел — все это давалось ему с необычайной легкостью.

«Странное дело, — подумал Мэр, — но жаловаться не приходится.»

Он отыскал глазами вершину, которая так заинтересовала его ночью, и зашагал к ней. Зачем нужна цель, если к ней не стремиться?..

Идти было довольно легко. Конечно, модельные туфли — не обувь для пленэра, но они весьма прочны и удобны. Его шикарный темно-синий костюм-тройка с пиджаком, чуть удлиненным «под сюртук», вчера еще выглядевший весьма плачевно (грязь, кровь), сегодня смотрелся вполне сносно.

Мэр представил себя со стороны — стройного, бодрого мужчину в прекрасном костюме, с удовольствием шагающего с утра пораньше навстречу далекой, но прекрасной цели, и у него резко улучшилось настроение. Хотя он не мог не осознавать, что цель эта весьма искусственна, и он сам себе ее выдумал. Впрочем, все «объективные» цели — еще большая иллюзия, чем эта вершина. Ее-то, по крайней мере, видно.

Странно, но он совершенно не ощущал чувства голода, хотя обычно у него по утрам зверский аппетит. Вот умыться бы!..

Явно теплело, и Мэр стал забирать к лесу, где тень обещала прохладу. Впрочем, он привык переносить в костюме любые температурные колебания. Профессиональное… И, при необходимости, мог бы обойтись без тени. Но никакой необходимости демонстрировать свою выносливость не было. И вообще, идти рядом с лесом было веселей — от него исходило мощное излучение жизни: какие-то звуки, вскрики, шорох листьев, скрип стволов. И хотя эта жизнь, надо полагать, могла представлять опасность для человека, Мэр не ощущал таковой. Гораздо больше его тревожили события ночного сна. Конечно, воскрешение из мертвых — прекрасная реклама для политика при должных организационнных усилиях… Но станет ли кто затрачивать эти усилия?.. Возможно ли возвращение из героев Города в реальные политические деятели?.. Захотят ли реальные политические силы принять его в свои ряды?..

«Проклятая Гостиница!.. Хотя, может быть, именно она спасла мне жизнь… А на кой черт мне эта жизнь, если меня вычеркнули из списков живых?.. Утешаться тем, что это только сон? Можно, однако глупо… Им не важно, мертв ли я на самом деле — важно похоронить меня… Они не упустят такой возможности. И сон тут ни при чем. Но я вернусь!.. Я обязательно вернусь!.. И тогда мы еще посмотрим, чья возьмет!..»

Мэр заметил, что лес рассечен неширокой ярко-зеленой прогалиной, поросшей мягкой сочной травой с островками цветов.

«Там должна быть вода,» — прагматически интерпретировал он открывшуюся ему красоту и свернул на прогалину. Было ясно, что вершину потерять из виду невозможно, а фанатично переть напролом, не позволяя себе ни освежиться, ни утолить жажды, которой, кстати, он не испытывал, — эта тактика не из его арсенала. Движение к общему счастью через собственные муки — занятие весьма сомнительное, ибо невозможно научить людей быть счастливыми, самому не умея быть счастливым…

Торфяник сменился черноземом, лишайник — травой. Ноги уже не проваливались, и почва не пружинила при каждом шаге. Напротив, травинки, становясь все более рослыми, обвивали ноги и притормаживали шаг. Деревья приветливо помахивали ветвями. Чувствовалось, что здесь ничто и никто никуда не торопится. Все это располагало к благорастворению в воздусях, но мало соответствовало внутренней установке Мэра на преодоление препятствий и возвращение в оставленный без его забот мир.

Мэра не оставляло ощущение, что это Экзамен… Какая-то хитрая проверка, и, если он преодолеет те препятствия, которые ему здесь подсунут, то его отпустят на все четыре стороны…

А если не преодолеет?..

Такого быть не могло, и потому Мэр выбрал самое крупное в обозримом пространстве препятствие, чтобы потом к нему не осталось никаких претензий.

Фантоматика как средство массового развлечения и, неизбежно, средство массовой идеологической обработки запрещена совершенно справедливо. А вот в качестве техники тестирования на профессиональную пригодность… Нет, этого пункта в тексте международного соглашения не было. Но не слишком ли громоздко архитектурное сооружение для столь мелкой частной цели?.. Хотя о цели-то как раз ничего и неизвестно…

Мэр оглянулся. Оказалось, что он уже отмахал по прогалине весьма приличное расстояние — начало ее с трудом угадывалось вдали, две стены леса сходились острым углом.

«Опять треугольники чудятся, — покачал Мэр головой, — что за наваждение?.. Впрочем, закон перспективы…»

Прогалина пересеклась с еще более широкой прогалиной, и почти тут же Мэр угодил туфлем в укрытый травой ручей и от неожиданности охнул. Неглубоко, но хватило, чтобы промочить ногу.

Умываться здесь было явно неудобно, и Мэр зашагал вдоль течения, надеясь отыскать более подходящее место. Трава становилась выше и гуще. Стали попадаться мощные заросли кустарника, которые приходилось обходить, но издали было видно, что ручей уже вырвался на волю и весело поблескивает на солнце. И вдруг за кустарником открылось большое ровное пространство, поросшее невысокой и, на взгляд, мягкой травкой изумительно изумрудного цвета, по которой романтически настроенные литературные герои бегают исключительно босиком. Но для господина Мэра это было бы слишком. Он всего лишь благосклонно улыбнулся, одернул и без того прекрасно сидевший пиджак, пересек живописную лужайку и вынужден был несолидно воскликнуть: