Жить и помнить - Иван Свистунов

Война дважды прошла огнем и металлом по этой русской, все испытавшей земле. Но, израненная, кровоточащая, она стала Дембовскому близкой, словно породнилась в своем горе с такой же ограбленной, обожженной, изувеченной польской землей.

Темной ночью дивизия выгрузилась на маленькой разрушенной станции под Вязьмой. Обосновались в сосновом и березовом прифронтовом лесу. Сутки рыли землянки, налаживали фронтовой быт.

В темном, дождевыми тучами набухшем небе гудели невидимые самолеты. На западе, за лесом, всплескивали зарницы, порой слышался далекий утробный, из недр земли рвущийся гул.

Там — передовая!

Две недели, с десятого по двадцать второе сентября, обучались в условиях, максимально приближенных к боевым. Днем и ночью, в дождь и слякоть упорно отрабатывали все элементы наступательного боя пехоты, и особенно наступления за огневым валом артиллерии. Знали: придется идти по пятам у разрывов своих снарядов, не давать гитлеровцам опомниться после артиллерийской подготовки.

В ночь на двадцать третье сентября дивизия двинулась к передовой. Шли по ночам, скрытно, чтобы немецкая разведка не засекла подход польской дивизии.

Осенние ночи, замешанные на тьме и дожде. На небо ни звезды, ни обмылка-месяца. Развезло дорогу. Сразу видно: они не первые усердно месят здесь грязь. Чавкают сапоги, пронзительно пахнут от дождя, а может быть, и от обильного солдатского пота отсыревшие шинели. Порой стукнет котелок об автомат, выругается солдат, споткнувшись о корягу, да раздастся приглушенная команда:

— Не отставать! Шире шаг!

Шли во тьме, к фронту. Впереди враг. Впереди первая встреча с ним. Первый бой. Начинается отмщение.

Все — от командира дивизии до рядового жолнежа — думали: как-то сложится первый бой? Он, естественно, не решит исхода всей войны, не принесет окончательную победу, даже не явится переломом в ходе военных действий. Все же бой будет не обычным. Он как новая страница в истории Польши, как новая ее глава, как памятный камень, перед которым склонят головы все грядущие поколения.

Первый!

Из окна кабинета фельдмаршала фон Клюге виден осенний сад. Осень, правда, теплая, но — сентябрь! Сухое золото листвы медленно ложится на притихшую траву. Фельдмаршал замечает: каждое утро небо за деревьями все светлей и светлей — редеет листва.

Может быть, потому, что он стареет, или от усталости и бессонницы, но осенний пейзаж наводит на грустные размышления. Или просто сдают нервы.

Вчера, когда он ехал в штаб генерала Хейнрица, видел, как по шоссе на Оршу тянулся базарный поток тыловых машин. Сразу же вспомнил припухшие одержимые глаза фюрера, его резкий надорванный голос:

— Удержать Шмо́ленск любой ценой!

Название старого русского города Смоленска, описание которого можно найти в любом школьном учебнике по истории или географии, фюрер произнес с шепелявинкой — Шмоленск. Да еще сделал ударение на букве о: «Шмо́ленск!»

Фельдмаршал усмехнулся. То ли было два года назад, в первое лето войны с русскими. Как тогда шагали по дорогам на восток бравые немецкие ребята! И тогда были убитые, раненые, заболевшие, отставшие. И тогда валялись в кюветах машины вверх тормашками. И тогда чадно догорали танки. И тогда саперы усердно рубили тоненькие русские березки на кресты. Но все это было на задворках войны, как неизбежные накладные расходы. Главным были громогласные марши, железный тон приказов фюрера, победоносный дух армии, ее воля к победе, уверенность в победе.

Взятие Смоленска праздновали особенно радостно. Не только потому, что захвачен крупный узел сопротивления Красной Армии, крепость, священный для русских город. Смоленск — порог Москвы. Победный конец войны стал виден с его старых византийских колоколен.

А теперь? Фельдмаршал поморщился. В левом предплечье снова послышалась знакомая ноющая боль: проклятое сердце!

Фюрер требует: удержать Смоленск. Фельдмаршал с тоской посмотрел в сад, где летят и летят пожухлые последние листья. Конечно надо удержать! Об этом говорил фельдмаршалу его многолетний опыт, знания, чутье. Но как удержать? Западный фронт русских навалился на его уставшие обессиленные дивизии. Еще неделя, еще десять дней — и отход неизбежен.

Вот почему уже с начала сентября командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Клюге начал лихорадочно искать возможности удержать в своих руках хотя бы крупнейшую и последнюю железнодорожную и автомобильную магистраль: Гомель — Могилев — Орша. Ведь за нею — Днепр, Припятские болота… Дорога в Польшу.

Фельдмаршал изучал оперативную карту. Смоленск. Могилев. Орша. Ленино. Река Мерея.

Что за река Мерея?

В каком географическом справочнике можно найти ее описания? Чем она знаменита? Красной рыбой? Судоходством? Гидроэлектростанциями? Красотами пейзажей?

Нет! Мелководье, болотистые топкие берега, поросшие камышом, илистое дно, ленивое, неторопливое течение. Лучшее место для обороны после неизбежного падения Смоленска!

После тщательных обсуждений со штабными офицерами окончательно созрел план создать оборону по рубежу: река Сож — поселок Ленино. Только этот рубеж сможет остановить русских, не дать им прорваться к Днепру. Нельзя допустить, чтобы они овладели шоссе и железной дорогой Гомель — Могилев — Орша. Иначе оборона восточнее Припятских болот не может быть осуществлена.

Хорошо аргументированный план фон Клюге лично доложил фюреру. Гитлер одобрил. Не теряя времени, фельдмаршал приступил к воплощению плана в жизнь. Упорно работали части 39-го армейского корпуса 4-й армии под командованием опытного и вдумчивого военачальника генерал-полковника Хейнрица, тщательно возводили оборону на берегу реки Мереи.

В середине сентября, отдавая приказ об отходе на новый рубеж, проходивший по реке Сож и далее через Ленино на Рудню, фельдмаршал фон Клюге рассчитывал, что ему удастся растянуть отход, по крайней мере, на пять недель.

Но русские нажимали. Пришлось отходить быстрее. Особенно критическая обстановка создалась на правом фланге. Войска Западного фронта русских усилили давление на 4-ю армию на смоленском направлении. Ожесточенно сопротивлялись немецкие солдаты. Но все же двадцать четвертого сентября арьергардные подразделения оставили дымящиеся развалины, трупный смрад, гарь и дым Смоленска.

Но к тому времени новый рубеж обороны был уже готов. Оборона опиралась на хорошо оборудованные и глубоко эшелонированные три траншеи полного профиля с ходами сообщений, прикрытые густой сетью проволочных заграждений и минными полями. Дерево-земляные огневые точки и блиндажи, самоходные установки — «Фердинанды» — и авиация. Шестиствольные минометы, танки, противотанковая артиллерия, тщательно организованная система артиллерийского, минометного, пулеметного огня. Надежными опорными пунктами стали деревни Ползухи и Тригубово.

Обороняясь на западном нагорном берегу Мереи, немцы оказались в лучшем положении, чем советские и польские войска. С высоток, которые господствовали над окружающей местностью, отлично просматривались русские позиции.

Когда фельдмаршалу доложили, что все работы на новом оборонительном рубеже закончены, вздохнул с облегчением:

— Отныне с отходом покончено! — и тут же пояснил, почему придает такое значение новому оборонительному рубежу: — В этом диком крае почти нет дорог. А те, что есть, находятся под воздействием партизан. Вот почему важно сохранить дорогу Орша — Гомель. Запомните название русского поселка Ленино. Здесь мы покажем, на что способен немецкий солдат в обороне.

Ночью адъютант доложил:

— Русские кавалеристы прорвались к поселку Ленино.

Сердитыми, покрасневшими после сна глазами фельдмаршал искал на карте место, где прорвались русские. С озлоблением думал: у русских варварские азиатские способы ведения войны. Неизвестно откуда выскакивает конница. Конница! В век танков и авиации! Анахронизм! Нонсенс!

В ту ночь перепуганный адъютант был вынужден еще раз разбудить стареющего фельдмаршала: агентурная разведка донесла о событии еще более неправдоподобном, почти мистическом. Стараясь не выдать голосом охватившее его волнение, адъютант доложил:

— К фронту, в район поселка Ленино, движется польская дивизия.

Фельдмаршал тяжело поднялся с дивана, где спал, по-солдатски укрывшись шинелью. Сна как не бывало. Какой к черту сон, когда докладывают такие несуразные вещи. Польская дивизия! Да если фюрер узнает, то запросто и голова может полететь. Он скор на такие решения.

Фельдмаршал подошел к столу, усталыми, потухшими глазами уставился в карту. Какая дивизия? Откуда она взялась? Уже давно нет Польши. Нет польского народа. Нет польской армии. Остались только могилы. Так сказал фюрер! И вот польская дивизия. Разве мертвые возвращаются?