Вот в чем фокус - Герман Дробиз

Хулиганство на трибунах

Наша газета уже не раз писала о безобразном поведении некоторых болельщиков. Приходится снова возвращаться к этой теме. Вчера, во время телевизион­ной трансляции футбольного матча на Кубок кубков, болельщик Папа запустил в судью матча апельсиновой коркой. Если бы не экран, судья был бы серьезно трав­мирован. Попытки вывести Папу с трибуны успеха не имели. Вконец распоясавшийся болельщик свистом и различными выражениями оскорблял судью, а также- игроков обеих команд. В заключение, раздосадованный проигрышем любимой команды, Папа устроил форменный дебош, демонстративно отказавшись от ужина. Буяна с трудом удалось успокоить с помощью валидола. Пред­лагаем дисквалифицировать хулигана на весь сезон с разрешением узнавать о результатах матчей только из газет. Хулиганству на трибунах должен быть поставлен надежный заслон!

КАК В МОРЕ КОРАБЛИ

Сейчас модно придумывать новые обряды. И это хорошо. Ведь до сих пор многие значительные собы­тия происходят в скромной будничной обстановке. Между тем они таят в себе искры и зерна настоящего праздника. В связи с этим поговорим о разводах. Конечно, развод разводу рознь. Если рушится любовь, да еще при этом фигурируют ни в чем не повинные дети,— это трагедия и шутки тут неуместны. Но если два молодых человека, прожив краткое время на со­вместной жилплощади, в один прекрасный день поня­ли, что нисколько не нужны друг другу,— то чем ско­рее они разойдутся, тем лучше. Такой развод надо при­ветствовать. Его можно отмечать торжеством не менее пышным, чем свадьба.

Представим, как будет проходить это торжество. Наверное, будет много гостей — родственники, друзья, общественность. Наверное, будет праздничный стол, запотевшие бутылки шампанского, разнообразные лег­кие закуски, дымящееся жаркое, изысканный десерт.

Наверное, в центре стола будут сидеть нарядные, взволнованные муж и жена, а рядом с ними — счаст­ливые родители.

Шумно, весело, тесно — все как полагается.

Но вот поднимается самый уважаемый гость—на­зовем его «разводящим». Он брякает вилочкой по гра­фину и просит тишины.

—   Друзья! — говорит он.— Сегодня у нас большой праздник. С обоюдного согласия, как своего (муж и жена дружно кивают в подтверждение), так и роди­тельского (степенно, с достоинством кивают родители), разводятся наши дорогие Катенька и Виталий!

Гром аплодисментов, звон бокалов. Катеньку и Ви­талия забрасывают цветами. Магнитофон исторгает необычную, ни на что не похожую музыку: «Свадебный марш» Мендельсона, записанный в обратную сторону.

—   Отныне вы вступаете в новую жизнь! — взволно­ванно продолжает разводящий.— Помните, с этой ми­нуты все у вас будет пополам — и радости, и горести, и мебель, и квартира. Счастливой раздельной жизни, милые мои!

Снова аплодисменты и звон бокалов. Брат Катеньки быстро обегает квартиру по периметру, вымеряя ее ру­леткой.

Двоюродный дядя Виталия выкручивает дверные ручки.

—   А теперь,— командует разводящий,— вручение подарков. Прошу подойти представителя Катенькиной фабрики. Вам вручается обратно телевизор «Темп». Отвсей души поздравляю вас с замечательным подар­ком! Представителю Виталиного завода вручается сти­ральная машина «Сибирь» в хорошем состоянии. Ура, товарищи!

Затем слово предоставляется родителям. Первым встает отец Катеньки.

Он немного перебрал на радостях, но никто не осуждает его.

—   Не надо утирать мне слезы,— просит он.— Это слезы счастья. Никогда я еще не видел, чтобы люди не любили друг друга так, как Виталий и Катенька. Уж как я не люблю свою старуху, а до них далеко. Думается мне, разводит их сегодня сама судьба. И мне, как отцу моей счастливой дочери, от всего сердца хочется сказать тебе, Виталий: скатертью дорога!

—   А мне,— подымается мать Виталия,— мне, как матери моего счастливого сына, хочется от всей души пожелать тебе, Катенька: катись колбаской по Малой Спасской!

—   Сладко! — кричит нетерпеливый гость.

—   Сладко! — подхватывают остальные.

И разгорается веселье, которое длится до утра. А утром начинается самая оригинальная часть нового обряда. Молодые отправляются в путешествие. В отли­чие от свадебного, маршрут которого может пролегать в любых стихиях, путешествие после развода непре­менно должно быть морским. Катенька и Виталий вы­летают в Ялту. Там они порознь садятся на пароходы. Два белоснежных красавца параллельным курсом вы­ходят из бухты в открытое море и расходятся в раз­ные стороны. Допустим, в Одессу и Сухуми. И вместе с ними окончательно расстаются Катенька и Виталий. Этим они подчеркивают, что разошлись элегантно и непринужденно, как в море корабли.

Легкий ветерок продувает палубу, в пенных греб­нях кувыркаются дельфины, солнце вспыхивает в ко­рабельных медяшках, необозримый горизонт качается перед Катенькой и Виталием, перед каждым — свой. Впереди, как уже не раз казалось,— новая жизнь.

С ЖЕНОЙ И БЕЗ ЖЕНЫ

Восемнадцать анекдотов из жизни Сергея Иваныча

Библиотека

Сергей Иваныч на подарок жене к Восьмому марта деньги заранее приготовил. Но случилась неприятность: когда понадобились — забыл, в какую книжку засунул. То ему казалось, что он их в «Сказки» Андерсена засунул, то, что в «Книгу о вкусной и здоровой пище», а то мерещилось, что они в «Трех мушкетерах». Но что толку гадать, если не помнишь? Пришлось все книги подряд перелистывать. В «Сказках» не оказалось, и в «Книге о вкусной и здоровой пище» не оказалось, а начал «Трех мушкетеров» листать — они и выпали! Деньги, конечно. Не мушкетеры.

—   Хорошо, что у меня личная библиотека с таким вкусом подобрана,— подумал Сергей Иваныч.— Ничего лишнего. А хватал бы, как некоторые, все, что издается,— сейчас бы до утра листал.

Обманщик

Сергей Иваныч жене верен, но иногда обманывает: как-то раз в теледикторшу влюбился. И однажды, бдительность утеряв, при жене ее похвалил. Мол, сим­патичная, и голос приятный. С тех пор, как только она на экране, а Сергей Иванович, допустим, на кух­не, картошку на ужин чистит, или, к примеру, только в дом вошел, еще и авоськи не разгрузил,— а жена уже кричит:

—   Твоя опять вылезла! Иди, любуйся!

И обязательно добавляет:

—   Удивляюсь твоему вкусу.

И так — до сих пор. Издевается, как может. Да только не знает, что Сергей Иваныч опять ее обманывает. Он давно уж в другую дикторшу влюбился. Но теперь уж — молчок. Зато любуется ею беспрепятственно.

А про ту, прежнюю, и сам согласен: не та.

Что?

Хорошая у Сергея Иваныча жена, но немножко мни­тельная. Во всем видит намеки. Из-за этого с ней в кино, например, ходить — трудно. Ей все кажется,.что Сергей Иваныч ее не просто так водит в кино, а с умыслом.

Допустим, посмотрят они картину, где героиня двух детей усыновила, выйдут на улицу, а жена говорит:

—   Что ты этим хотел сказать? Что я рожать боюсь? Ведь прекрасно знаешь: не боюсь, а некогда.

Или в картине эпизод на кухне. Мужчина яичницу жарит и одновременно бреется. В это время жена обязательно наклоняется к Сергею Иванычу и шепчет:

—   Что ты хочешь этим сказать? Что я тебе горячих завтраков не делаю?

А после комедии, где рядовая ткачиха замминистра стала, жена до самого дома как воды в рот набрала. А возле дома говорит:

—   Не обязательно было тащить меня на две серии в душный зал только для того, чтобы сказать мне, что я мало зарабатываю.

Такая вот мнительная. Ей и подарок к празднику надо осторожно выбирать. Сергей Иваныч уж сколько раз обжигался. Подарил ей косметический набор, а она:

— Что ты этим хочешь сказать? Что я некрасивая?

Подарил фотоальбом «Ювелирные изделия».

—   Что ты этим хочешь сказать? Что настоящего кольца от тебя не дождаться?

В прошлом году не выдержал, подарил деньги: купи сама.

—   Что ты этим хочешь сказать? Что я деньгам счет не знаю?

Нынче не стал мудрить, съездил на рынок с утра пораньше, привез цветы. Не какие-нибудь — гвоздики. Пунцовые! Вручил молча, в глаза жене поглядел да вдруг как ее поцелует в щеку. Это утром-то!

Она гвоздики к груди прижала и сама порозовела вся, затрепетала, загорелась. И трепещет, и пунцовая вся, и бормочет:

—   Не понимаю, не понимаю... Что ты этим хочешь сказать?

Артист

Хорошая у Сергея Иваныча жена, но немного суе­верная.

Собрала гостей на день рождения. Люди только рюмки подняли, а она вдруг бегом из квартиры. Привела соседа.

—   А то,— говорит,— за столом тринадцать человек. Не к добру.

Подняли тост за именинницу. Вдруг кто-то говорит: