Час мёртвых глаз - Гарри Тюрк

Перед ним на столе стояли обе консервные банки с мясом. Женщина кивнула и разожгла огонь в плите. Он сказал ей, что нужно подождать Цадо, и она кивнула снова. Он вспомнил, что это не выглядело неприветливым. Скорее с полным пониманием. Но также и с вполне ощутимым намеком, что она вовсе не была приятно удивлена неожиданным посещением. Биндиг почувствовал бутылку со шнапсом в кармане его брюк. Он еще не вытащил ее. Он не знал другого выхода, кроме как подождать Цадо. Цадо уехал с полевыми жандармами. Что должно было из этого получиться? Все равно, они подадут рапорт, и, вероятно, они допросят меня. Мне нужно заранее продумать мои ответы. Если это ничем не поможет? Я не смогу попасть с небес в ад. Самое большее из одного ада в другой. Он ощущал особенное безразличие к этим мыслям. Они больше его не касались. Он видел только женщину перед собой, и пока он смотрел на нее, он не мог думать ни о чем другом. Он поднялся и спросил: - У вас еще есть коровы?

- Да, - ответила женщина через некоторое время. Она говорила это растянуто, но без выражения.

- Две коровы.

Он заметил, что при этом она взглянула на слугу. - Русские не забрали их у вас? Слуга сидел на скамеечке для ног у печи. Большой, широкоплечий человек, белокурый. Лицо его было бы красивым, если бы не этот слабо открытый, влажный рот. Он был неухоженным. У него была длинная щетина. Его глаза были мягкими, непонимающими. Он переводил взгляд от Биндига к женщине и снова к Биндигу, глаза его скользили всегда одним и тем же путем. Он следил за всем, что происходило в комнате, не понимая этого. Его длинные сильные руки свисали вяло. Биндиг дал ему сигарету. Батрак закурил ее с голодным блеском в глазах. Потом он захотел уйти. Он дошаркал уже до дверей, медленными, шумными шагами, но женщина удержала его. Она указала ему снова на скамеечку для ног, и он беспомощно опустился там, ухмыляясь.

- Снаружи холодно, - сказала женщина, - пусть погреется немного. В его каморке тоже холодно.

Биндиг согласился с нею. Он подумал: мы ему тоже дадим немного мяса. Он будет голоден. Он, кажется, только ее работник, не любовник.

- Русские... , - медленно сказала женщина, - были в нашей деревне один день и половину ночи. Потом им пришлось отступить. У них не было времени заниматься коровами.

- И женщинами тоже? – тихо спросил Биндиг. Он сразу почувствовал взгляд женщины. Это был снова один из этих совсем невыразительных взглядов.

- И женщинами тоже, - ответила она и снова замолчала.

Биндиг прижал свои ладони к бедрам. Он вытер пот с его ладоней.

- Вам повезло, - сказал он. – Не всем женщинам так повезло.

Женщина пожала плечами. Слова Биндига, кажется, не особенно задели ее. Она поднялась и посмотрела на огонь. Огонь там горел очень сильно.

- Мы можем уже ставить мясо, - сказала она, не ожидая, впрочем, ответа, потому что она взяла из ведра, стоявшего возле печи, несколько картофелин и сняла с них кожуру умелыми руками. Потом она бросила картошку в кастрюлю, поставила ее на плиту и вытерла руки. Она не носила фартук. Биндиг заметил, что у нее не было кольца на пальце. Сейчас, когда она стояла у плиты, она показалась ему очень молодой. Почти как девочка. Огонь освещал ее лицо снизу. Эта женщина как мастер перевоплощений, подумал Биндиг, только свои глаза она не может изменить, они всегда остаются одинаково блестящими. Эти глаза я буду снова находить в моих снах. Глаза и всю эту женщину. Нехорошо, что я пришел сюда. Теперь эта женщина не оставит меня в покое.

- Почему вы не убежали? - спросил он бессвязно. - Вы единственный человек, который еще живет в этой деревне. Неизвестно, что будет завтра. Вероятно, было бы лучше, если бы вы покинули деревню...

Когда женщина снова села за стол, она взяла в свои руки одну из банок с мясом и повертела ее туда-сюда. – Вы хотите открыть обе банки? - спросила она.

- Обе, - ответил Биндиг, - не только мой товарищ и я хотим есть. Вы будете есть с нами. Вы останетесь здесь в деревне?

- У меня нет консервного ключа, - сказала женщина, - мы никогда не ели из банок. Можно ли их как-то иначе открыть?

- Дайте сюда, - потребовал Биндиг. Он рассердился. Он не любил разговаривать с людьми, которые не хотели слышать его слова. Он вытащил нож-стропорез из кармана на икре ноги, раскрыл лезвие и ударил ножом в мягкую жесть на краю банки. Из трещины пробилась коричневато-красная жидкость. Биндиг хотел разрезать дальше. Он как раз принялся за это, но в то же мгновение остановился и убрал руку с ножа. Женщина наблюдала за ним внимательными глазами. Она переводила взгляд с его лица на нож и снова на лицо.

- Что? - спросила она обеспокоено. – Вы нездоровы? Ваше лицо... оно совсем бледное... Она подошла к нему вокруг стола и как раз успела еще перехватить банку. Биндиг вскочил. Он не видел ни женщины, ни немого. Он не воспринимал вообще ничего, что еще можно было видеть в кухне. Он видел только трещину в жести и красновато-коричневую жидкость, стекавшую с его ножа. Несколькими шатающимися шагами он добрел к двери и открыл ее. В прихожей он перевернул ведро, потом оказался на дворе. Оба последовали за ним.

- Якоб... скорее, - закричала женщина. Она взяла батрака за руку и поспешила за Биндигом. Они настигли его на дворе, но они не смогли удержать его, он оттолкнул их. За амбаром, прислонившись к стенке, его стошнило. Оба слышали это, но не приближались. Они оставались на дворе и ждали. Биндиг прижал ладони к телу. Он чувствовал, как пот на его спине становится ледяным. Он больше не мог прочно стоять на ногах, но стенка амбара удерживала его прямо. Это продолжалось долго, пока он больше не видел нож и рану с вытекающей кровью. Он устало присел на корточки на камень за амбаром и охватил голову руками.

Ночь была холодна. Она была звездной, как последние ночи, и Биндиг снова видел перед собой того русского, там, у моста. Он слышал его шаги и видел, как он падает, он видел шинель с кровавым пятном, там, куда он колол. Все вращалось в его черепе. Школа рукопашного боя и занятия перед операцией. Он знал это так отчетливо, как будто бы Клаус Тимм только что объяснял: ... а потом в почку. Над ремнем, ножом немного острием вниз. До ручки, проткнуть одним ударом, потом немного повернуть, и все. Этого никто не переживет. Не бойтесь, он не закричит. Самое большее – застонет, но и то негромко. Подхватите его левой рукой под брюхо, и пусть он медленно опустится на землю. Не роняйте! От этого будет звон! У них иногда много всяких железок в кармане. И винтовки постукивают. Это может быть вашей смертью. Ну, давайте, к кукле! Биндиг, что там такого интересного за окном? Музыка играет здесь. Ну, Биндиг, займись куклой. Я хочу видеть идеальный удар ножом!

Он слышал все, и он видел русского на мосту, он видел русского на складе боеприпасов, русского перед радиостанцией, русского на аэродроме. Он видел их всех и их лица. И потом он снова видел нож. Тот же самый. Он торчал в трещине в консервной банке.

Я трус, говорил он себе. Я больше не могу это вынести. Вообще, с того последнего раза у моста я ничего больше не могу вынести. Я тщательно очистил нож и сточил маленькую зазубрину. Нож безупречен, но я ни на что больше не гожусь. Меня тошнит, когда я вижу вскрытые мясные консервы.

Он медленно поднялся и прошел по двору. Он хотел избавиться от видений. В прихожей батрак вытирал содержимое опрокинутого ведра. Это было пойло для свиней. У них и свиньи тоже есть, подумал он. Они богаты. Они не нуждаются в наших мясных консервах. И все же они должны будут есть их одни.

Слуга ползал на кафельном полу и осклабился на него. Женщина появилась в двери и вопросительно посмотрела навстречу ему. Впервые ему показалось, что он заметил что-то вроде участия в ее глазах.

- Простите, - произнес он неуверенно, - я причинил вам убытки. Простите, пожалуйста...

Женщина оставила дверь открытой и впустила его снова на кухню.

- Проходите, - сказала она, - вы не здоровы. Вы слишком долго ели только солдатскую пищу и слишком много курили, и кто знает, что еще... Садитесь, я сделаю вам чай, он приведет ваш живот в порядок...

У нее в одной руке был горшок. В другой пакет с травами. Она поставила кастрюлю с водой на плиту и снова попросила Биндига сесть. Он нерешительно остановился в середине помещения и смотрел на женщину.

- Что вы делаете? - спросил он.

- Чай, - ответила она, - из горьких трав. Полынь. Она за десять минут сделает вас здоровым. Самое лучшее средство для живота...

Он подошел к ней и слегка положил свою руку на пакет с травами.

- Оставьте это, - попросил он, - мне не нужен чай. Это не живот. Оставьте чай! Его лицо все еще было бледным.

- Вы молоды, - сказала женщина с ноткой сочувствия в голосе. – Вы слишком молоды для этой войны. Она разрушит вам не только живот. Вы слишком молоды для нее.

Он взял пакет у нее из рук и снова сел за стол. Она прошла за ним и присела на край своего стула, нерешительно сложив руки на коленях.