Час ночи - Аркадий Адамов

— В Москве у нас этот проклятый подъезд висит, — с досадой произнёс Виталий. — Кто-то из жильцов мне соврал. Николай, приехав, остановился у него.

— Или был в гостях, или по делу, — вставил Откаленко.

— Но если и прожил, то всего одни сутки, выходит? — спросил Шухмин.

— Именно что, — всё так же досадливо откликнулся Виталий. — Потому никто из соседей его не заметил.

— И, выходит, звонил он Вале из той квартиры? — не унимался Шухмин.

— Вот оно! — поднял очки Цветков. — Кажется, ухватились, милые мои.

— За телефон-то?

— Вот-вот! — И Цветков обернулся к Исаеву: — Как полагаешь, Виктор Анатольевич, ведь даст нам телефонная станция справку, кто звонил такого-то числа в такое-то время в такой-то город?

— Само собой, — кивнул Исаев.

— Вот и дело в шляпе, — весело откликнулся Петя Шухмин. — Кончен бал.

— Тогда только бал и начнётся, — усмехнулся Откаленко.

Цветков взглянул на часы.

— Ладно. Значит, решаем. Ты, Лосев, отправляйся.

— Я, Фёдор Кузьмич…

— Знаю. Поезжай. — И, обращаясь к Исаеву, Цветков пояснил: — Ему в больницу надо.

Вернувшись к себе в комнату, Виталий прежде всего позвонил Светке на работу.

— Она в больнице, — ответили ему.

Тогда он позвонил на работу отцу.

— Всё уже знаю, — ответил тот. — И всё уже сделал. Её посмотрит сегодня профессор Красиков. А насчёт палаты Игорь уже всё организовал, ты знаешь?

— Да.

— Как ты слетал?

— Всё в порядке. Сейчас еду в больницу.

— Ну-ну, надеюсь, что и там всё будет в порядке. Привет передай. Вечером созвонимся.

— Ладно. До вечера, значит. Ты позвонишь потом этому профессору?

— А как же! Ну привет.

Виталий положил трубку и полез за платком.

Солнце палило в распахнутое окно, дышать было нечем, по вискам текли струйки пота.

Виталий приехал в больницу, когда час посещений больных ещё не наступил. Но у него выработалась уже немалая сноровка в подобных ситуациях. Однажды ему даже пришло в голову, что больницы становятся более посещаемыми общественными местами, чем театр или кино. Туда по два-три раза в неделю не ходишь, а вот сюда… Подумать только, всё время кто-нибудь из друзей или близких лежит в какой-нибудь больнице! Навещая их, даже знакомых теперь встречаешь, новости узнаёшь, передаёшь приветы; возникают новые знакомства, как в клубе каком-то. А рядом всё время чьё-то горе, чьё-то страдание.

Короткий разговор с молоденькой дежурной сестрой, у окошечка в просторном застеклённом вестибюле, разговор шутливый и серьёзный одновременно, с упоминанием «фирмы» и связанных с ней срочных дел, а также и того, что посещение больной тёщи заслуживает всяческого поощрения («У вашего мужа есть тёща? Ах, нет пока мужа? Ну тогда вам ещё предстоит оценить мой подвиг!»), — всё это увенчалось беспрепятственным проникновением на третий этаж, где располагалось нужное отделение.

Здесь можно было даже не надевать халат. Этот анахронизм уже ушёл в прошлое. Кто-то, очевидно, наконец понял, что если десятки людей вынуждены надевать один и тот же халат, то стерильности в палате в этом случае всё равно не будет. Да и больные теперь стали носить не казённые, застиранные, обычно мышиного цвета, несуразные по размерам халаты, а домашние, и не только халаты, но и куртки, пижамы — удобные, красивые, разные, добавляющие хоть каплю домашнего тепла.

Виталий прошёл по длинному коридору, стараясь не смотреть в приоткрытые двери палат, где лежали женщины, с деловым видом миновал столик дежурной сестры, кабинеты врачей, маленькую чистую столовую за стеклянной перегородкой и кровати вдоль стен, где лежали больные, пытаясь при этом не задеть что-нибудь на их тумбочках.

Наконец он добрался до нужной ему палаты, дверь которой была плотно прикрыта. Осторожно постучав, Виталий убедился, что его не слышат. Смущённо потоптавшись возле двери, он в конце концов решился приоткрыть её.

— Можно? — громко осведомился он.

— Входите, входите, — позвал кто-то.

В залитой солнцем, душной палате стояло несколько кроватей, окно было закрыто, — очевидно, лежащие возле него боялись сквозняка. Кто-то из больных женщин читал, кто-то спал, одна стонала и металась по постели, возле неё возилась сестра, пытаясь дать с ложечки какое-то лекарство.

Но первой, кого увидел Виталий, войдя в палату, была Светка. Она сидела, сгорбившись, подперев рукой подбородок, около дальней, в углу, кровати. При появлении Виталия она подняла голову и, узнав, помахала ему рукой.

Виталий подошёл и, погладив Светку по голове, склонился над Анной Михайловной, чувствуя, как сжимается горло при виде этого отёкшего, бледного, без единой кровинки, потного лица.

— Ах, мама, ну как же так… — пробормотал он, устраиваясь на стуле возле Светки и обняв её за плечи. — Не усмотрели мы за вами.

Пухлая рука Анны Михайловны слегка погладила его колено.

— Маме трудно говорить, — тихо, почти не разжимая рта, произнесла Светка, боясь расплакаться. Но в глазах её стояли слёзы, и подёргивались уголки губ.

Анна Михайловна вопросительно посмотрела на Виталия.

— Мама спрашивает, как ты съездил, — сказала Светка.

И Виталий принялся негромко рассказывать, как летел, как выглядит город, где он побывал, невольно стараясь не столько вспомнить, сколько придумать что-то интересное, что хоть на миг могло бы отвлечь больную, но по её взгляду он понял, что она с трудом заставляла себя слушать: что-то другое, тяжкое, происходящее в ней самой, поглощало её внимание, туманило взгляд.

— Мама, ты слышишь? — прикусив губу, спросила Светка.

Анна Михайловна чуть заметно улыбнулась и на миг прикрыла глаза.

— Доктор сказал, что всё пройдёт, — сказала Светка. — Обязательно пройдёт. Скоро тебе лучше будет.

— А профессор был? — спросил Виталий.

— Нет. Я его жду, — ответила Светка и, обращаясь к Анне Михайловне, добавила: — Вот и профессор то же самое скажет, увидишь.

Они ещё некоторое время посидели около постели, а когда Анна Михайловна задремала, вышли в коридор.

— Что на самом деле врач говорит? — спросил Виталий и, взглянув на Светку, снова обнял её за плечи. — Ну, ты только не реви. В таких случаях знаешь как надо себя в руки взять! Не смей реветь, слышишь?

— Ох, Витик! — прижимаясь головой к его плечу, пролепетала, глотая слёзы, Светка. — Как хорошо, что ты у меня есть! Что бы я одна делала?..

— Конечно, хорошо. Поэтому возьми себя в руки. О маме надо заботиться, а не плакать. Ну, что сказал врач?

— Он и вправду сказал, что всё пройдёт… Только не скоро. И маме ещё долго лежать здесь… Ой, Витик, за ней такой уход нужен…

— Может, к отцу её перевезти?

— Нет, что ты! У них же там совсем другой профиль. А тут, мне сказали, очень хороший специалист есть. Но уход, Витик… Уход ужасный…

— Ну что ты! Вон Игорь лежал в прошлом году после ранения, помнишь? Три месяца, кажется. Прекрасно ухаживали.

— То Игорь. И откуда ты взял, что прекрасно?

— Я же видел.

— Ах, что ты видел! Но здесь… здесь же их не дозовёшься. Если бы я могла всё время быть с мамой… Ой, Витик! Надо помочь тут одной сестре. Когда она узнала, что ты работаешь в милиции… — Светка подняла голову и, отбросив со лба упрямую прядку, виновато посмотрела на Виталия.

— Откуда же она узнала? — улыбнулся Виталий, но тут же согнал улыбку с лица и уже серьёзно спросил: — Чем ей надо помочь?

— Сейчас скажу. Только, Витик, это обязательно надо сделать. Ты понимаешь?

— Конечно. Если это только в моих силах.

— Когда ты захочешь, то всё в твоих силах. Я знаю.

— Например, я захотел жениться на тебе.

— Витик, я не шучу, — строго оборвала его Светка. — Так вот. Ей надо прописать к себе бабушку.

— Бабушку?

— Ну да. Родную бабушку. А ей не разрешают.

— Почему?

— Вот я её сейчас найду, её Галя зовут. Она тебе всё сама расскажет. Я могу что-нибудь напутать. Подожди.

Светка торопливо пошла по коридору в сторону видневшегося вдали столика дежурной сестры. По дороге она оглянулась и с улыбкой погрозила Виталию пальцем, показывая, чтобы он оставался на месте и ждал, бессознательно чувствуя видно, что он смотрит ей вслед и любуется ею.

Виталий ответно улыбнулся и подумал: «Ещё бабушка какая-то на мою голову».

Он и не подозревал, какие неожиданные последствия будет иметь история, в которую втягивала его Светка.

А через несколько минут Светка вернулась в сопровождении высокой неуклюжей девушки в белом халате и белой шапочке на бронзовых волосах. Скуластое, толстогубое лицо её с чуть выпуклыми серыми глазами выражало одновременно смущение и любопытство, и ещё что-то грустное и раздражённое было в этом лице.

— Знакомьтесь, — сказала Светка. — Это Галя, а это Виталий. — И добавила, обращаясь к Виталию: — Вот её бабушку надо прописать…