Сын цирка - Джон Уинслоу Ирвинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фаррух научился прерывать навязчивый голос. «Я знаю – я уже знаю, – говорил доктор Дарувалла. – „Его руки не могли выпустить руль, хотя пальцы уже горели“ – это ты собираешься сказать мне? Я уже слышал».
Но голос продолжал свое. «Я сделал это. Я оторвал ему голову. Я видел, как он горит, – говорила женщина, пытаясь походить на мужчину. – И я говорю тебе – он получил по заслугам. И вся ваша семья тоже».
– Да пошел ты! – научился отвечать Фаррух, хотя, вообще-то, он не любил такого языка.
Иногда он смотрел видео «Инспектор Дхар и убийца девушек в клетушках» (это был любимый фильм Фарруха) или «Инспектор Дхар и Башни Молчания», который, по мнению бывшего сценариста, был недооценен больше всех других фильмов Дхара. Но своему лучшему другу Маку Фаррух никогда не расскажет, что он кое-что написал, – ни слова об этом. Инспектор Дхар был частью прошлого доктора. Джон Д. почти полностью освободился от Дхара. А доктор Дарувалла все еще пытался это сделать.
В течение трех лет близнецы подтрунивали над ним; ни Джон Д., ни Мартин Миллс не рассказывали доктору Дарувалле о том, что произошло между ними во время их перелета в Швейцарию. Когда доктор просил разъяснений, близнецы намеренно путали его – скорее всего, чтобы рассердить, – Фаррух был таким смешным, когда выходил из себя. Больше всего его раздражал наименее правдоподобный ответ Инспектора Дхара: «Я не помню». Мартин Миллс заявлял, что помнит все, однако каждый раз та же самая история выглядела иначе, и когда Джон Д. все же признавался, что кое-что он помнит, то версия актера неизменно противоречила той, что рассказывал бывший миссионер.
– Давайте попробуем начать с самого начала, – говорил доктор Дарувалла. – Меня интересует момент, когда вы узнали друг друга, когда осознали, оказавшись лицом к лицу, что перед вами, так сказать, ваше второе «я».
– Я первым сел в самолет, – говорил ему и один близнец, и другой.
– Я всегда делаю одно и то же, когда улетаю из Индии, – настаивал бывший Инспектор Дхар. – Я нахожу свое место и получаю от стюардессы маленький бесплатный туалетный комплект. Затем я иду в уборную и сбриваю усы, пока еще продолжается посадка в самолет.
Это было правдой. Именно так и поступил Джон Д. со своим Дхаром. Это был установленный факт, один из немногих, за которые Фаррух мог ухватиться: оба близнеца были без усов, когда они встретились.
– Я сидел на своем месте, когда этот человек вышел из туалета, и я подумал, что узнал его, – сказал Мартин.
– Ты смотрел в окно, – заявил Джон Д. – Ты не оборачивался, пока я не сел рядом и не произнес твое имя.
– Ты произнес его имя? – всегда переспрашивал доктор Дарувалла.
– Конечно. Я сразу узнал, кто это, – ответил бывший Инспектор Дхар. – Я подумал про себя: Фаррух, должно быть, вообразил, что он очень умный – для любого может составить сценарий.
– Он никогда не называл моего имени, – сказал Мартин доктору. – Я, помню, принял его за дьявола, посчитав, что дьявол решил выглядеть как я, принял мое обличье, – какой ужас! Я подумал, что он – моя грешная половина, моя темная сторона.
– Ты имеешь в виду – твоя светлая сторона, – неизменно отвечал Джон Д.
– Он был как сам дьявол. До ужаса самонадеян, – сказал Мартин Фарруху.
– Я просто сказал ему, что знаю, кто он… – возразил Джон Д.
– Ты не сказал ничего подобного! – прервал его Мартин. – Ты сказал: «Пристегни свой гребаный ремень безопасности, приятель, потому что тебя ждет сюрприз!»
– Похоже, именно так ты и сказал, – заметил Фаррух бывшему Дхару.
– Я не мог и слова вставить, – пожаловался Джон. – Я вроде все о нем знал, но он оказался невероятным болтуном – до самого Цюриха не мог заткнуться.
Доктор Дарувалла должен был признать, что и это в отношении Мартина Миллса было вполне правдоподобным.
– Я все думал – это Сатана. Я отказываюсь от идеи священства и встречаю дьявола – в первом классе! У него такая постоянная усмешка, – сказал Мартин. – Сатанинская усмешка – или так мне показалось.
– Он начал прямо о Вере, нашей пресвятой матушке, – сказал Джон Д. – Мы все еще были над Аравийским морем – полная тьма над нами и внизу, когда он дошел до самоубийства соседа по комнате. Я молчал как рыба!
– Это неправда, он все время меня перебивал, – сказал Мартин Фарруху. – Честно говоря, я подумал, что это самый грубый человек, какого я когда-либо встречал! Он все спрашивал меня: «Ты гей или ты этого еще не знаешь?»
– Послушай меня, – сказал актер. – Ты встречаешь своего брата-близнеца в самолете и начинаешь прямо с перечня всех, с кем спала наша мать. И после этого ты говоришь, что я груб.
– Ты назвал меня слабаком, когда самолет еще даже не достиг крейсерской высоты, – сказал Мартин.
– Но ты, должно быть, для начала сообщил ему, что ты его близнец, – сказал Фаррух Джону Д.
– Он ничего такого не сообщал, – сказал Мартин Миллс. – Он сказал: «Ты уже знаешь плохую новость: твой отец умер. А вот хорошая новость: он не был твоим отцом».
– Ты этого не говорил! – сказал Джону Д. доктор Дарувалла.
– Я не помню, – обычно отвечал актер.
– Слово «близнец»… Просто скажите мне, кто произнес его первым? – спросил доктор.
– Я спросил стюардессу, видит ли она какое-либо сходство между нами, – она первая и произнесла слово «близнец», – ответил Джон Д.
– Это не совсем так, – сказал Мартин. – Он сказал стюардессе: «Нас разлучили при рождении. Попробуйте угадать, кому из нас больше повезло по жизни?»
– Он просто всем свои видом изображал отрицание, – говорил Джон Д. – Он постоянно спрашивал меня, есть ли у меня доказательства, что мы родственники.
– У него не было ни стыда ни совести, – объяснял Мартин Фарруху. – Он говорил: «Ты не можешь отрицать, что хотя бы раз был увлечен мужиком, – вот тебе доказательство».
– Это было смело с твоей стороны, – сказал доктор Джону Д. – На самом деле за такой вариант только пятьдесят два процента…
– Я понял, что он гей, когда увидел его, – сказал бывший Инспектор Дхар.
– Но когда вы поняли, насколько у вас… много общего? – спросил доктор Дарувалла. – Когда вы начали осознавать общие черты… обнаруживать ваше очевидное сходство?
– О, задолго до того, как мы добрались до Цюриха, – быстро ответил Мартин.
– Что за сходство? – спросил Джон Д.
– Вот что я подразумеваю под высокомерием – он высокомерный и грубый, – сказал Мартин Фарруху.
– А
