История Русской Церкви. В двух томах - Михаил Владимирович Толстой

святейшим Патриархом, говоря, что о том известно было великому государю. Клеветы о мнимых сношениях с Разиным нисколько его не смутили; он не скрыл, что когда шайки атамана были в пределах белозерских, сам пристав царский привел к нему в Ферапонтов двух казаков, которые извещали его о силе своего атамана, хотя это не имело никаких последствий и не было тайной. Видно, что совесть бывшего Патриарха была совершенно спокойна, и он не боялся никаких улик; касательно же виновного келейника объявил, что у него не было своей расправы и суда, как его в том обвиняли, но что приговор над Ионой совершился по суду монастырскому.

Несмотря, однако, на такие искренние ответы, бывшему Патриарху не позволено было даже возвратиться в свои кельи, и прямо из церкви был он отвезен в Кириллов монастырь под строгий затвор; все его имущество келейное описано и отобрано, кроме самых необходимых вещей; присные его все разосланы по дальним монастырям; к нему приставлены более для надзора, нежели для услужения, два совершенно ему чуждые старца в Кириллове, всякое же свидание и переписка запрещены и выход из кельи дозволен только в ближайшую церковь. Поколебалась на минуту твердая душа Никона; следователь архимандрит Павел, сжалившись над ним, доносил Патриарху Иоакиму, что Никон заплакал, услышав о намерении удалить его присных, и со слезами просил оставить их при нем, ради его старости обещая впредь поминать Иоакима святейшим Патриархом, чего прежде не делал потому, что почитал его причиной всего зла. Он даже намекнул, что при начале своего удаления в Новый Иерусалим, когда дело шло о избрании ему преемника, сам он указывал на Иоакима, как на единственного человека, способного занять его престол; но все просьбы престарелого узника остались тщетными: ему надлежало испить до дна всю горькую чашу заточения.

Тяжка была жизнь Никона в Кириллове. Здесь предстоял низложенному первосвятителю последний период испытания, из которого вышел он, как злато, искушенное в горниле. Никону суждено было в первые годы своего заключения в Кириллове страдать ежедневно от угара в дымных кельях, где его затворили под крепкой стражей, так что он едва не скончался от невыносимого томления, пока не были построены для него новые кельи 15. Изнуренный старец помышлял о вечности и желал только последней отрады: успокоиться под сенью созданной им обители Нового Иерусалима. Все житейское в нем уже перекипело, и последняя даже искра мирская угасла в Кириллове, во время пятилетнего тяжкого заключения.

Наконец настало и для него время успокоения. Благочестивая тетка царя, царевна Татиана Михайловна, всегда благоприятствовавшая Никону, убедила Феодора посетила забытую обитель Нового Иерусалима и принять от оставленной там братии челобитную о возвращении ее основателя. Пораженный величием зданий, начатых по образцу святого Гроба, государь велел продолжать их и, движимый состраданием, предложил на Соборе дозволить старцу Никону умереть в основанной им обители. Долго оставался непреклонным Патриарх Иоаким, вероятно, из боязни найти опасного совместника в лице бывшего Патриарха, доколе наконец весть о принятии схимы и совершенном изнеможении Никона тронула его сердце.

В самый тот день, когда пришло в Кириллов монастырь милостивое разрешение царя и Патриарха, Никон еще заранее, по тайному предчувствию, собрался в путь и, к общему изумлению, велел собраться своей келейной братии. С трудом посадили в сани изнуренного болезнями старца, чтобы влечь по земле до струга на реке Шексне. При впадении Шексны в Волгу приветствовали его посланными от братии Воскресенского монастыря; Никон велел плыть вниз к Ярославлю и, причалив у Толгского монастыря, приобщился запасных даров, ибо начинал крайне изнемогать. Игумен с братиею вышли к нему навстречу и с ними вместе сосланный на покаяние враг Никона, бывший архимандрит Сергий, который во время суда содержал его под стражей и осыпал поруганиями. Этому Сергию, заснувшему в трапезе, в час приплытия Патриарха, явился во сне Никон, говоря: «Брате Сергие, восстани, сотворим прощение!» – и внезапно услышал он, что шествует Волгою Патриарх, и, видя умирающего, раскаянный, со слезами пал к его ногам и испросил себе прощение. Снова тронулся струг по водам. Граждане ярославские, слыша о его пришествии, стеклись к реке и, видя старца на одре смертном, с плачем припадали к нему, целуя руки и одежды и прося благословения; одни влекли вдоль берега струг, другие же, бросаясь в воду, им помогали: так причалили к обители Всемилостивого Спаса.

Изнемогающий страдалец уже ничего не мог говорить, а только давал всем руку; дьяк царский велел перевезти струг на другой берег, чтоб избавиться от толпы народной. Ударили в колокол к вечерне, Никон стал кончаться. Озираясь, будто кто пришел к нему, сам он оправил себе волосы, бороду и одежды, как бы готовясь в дальнейший путь; духовник с братиею прочитали отходные молитвы. Патриарх же, распростершись на одре, сложив крестообразно руки и вздохнув, отошел с миром (17 августа 1681 г.). Между тем благочестивый царь Феодор, не зная о его преставлении, послал навстречу карету свою со множеством коней; когда же узнал, прослезился и спросил: что завещал в своей духовной Никон? Услышав, что усопший избрал его, как крестного сына, своим душеприказчиком и во всем на него положился, кроткий царь с изумлением сказал: «Если так святейший Патриарх возложил на меня всю надежду, воля Господня да будет, и я его в забвении не положу». Он велел везти тело его в Новый Иерусалим.

Новые затруднения возникли со стороны Патриарха Иоакима при погребении Никона, которому не соглашался он воздать почестей святительских, как лишенному сана вселенскими патриархами. Однако же государь убедил Корнилия, митрополита Новгородского, действовать при погребении и, сам участвуя в трогательном обряде, нес на раменах своих останки Никона от Елеонского креста до той могилы под Голгофою, где Никон приготовил себе место для вечного покоя. По просьбе царя Феодора, все патриархи восточные, признавая церковные заслуги Никона, грамотами своими разрешили, чтоб имя его опять было включено в священный лик патриархов, ибо этот великий муж Русской Церкви всегда был достоин своего высокого сана, хотя временно испытал искушения и скорби.

Между тем как царь Феодор заботился о восстановлении святительской чести своего крестного отца, ревностный Патриарх Иоаким неутомимо подвизался в устроении дел церковных, в борьбе с расколом и в распространении духовного просвещения.

Осудив Никона, великий Собор 1667 года утвердил, однако, все его церковные распоряжения, признал даже справедливым его взгляд на монастырский приказ. Было постановлено, что Патриарх не должен носить титула «великого государя», должен повиноваться верховной власти и не вступаться в мирские дела; но в то же время была подтверждена независимость духовенства и