Темная Башня - Стивен Кинг

Ожидая, пока огонь вспыхнет, а потом уляжется на постель из розовых углей, Роланд достал часы, которые подарили ему в Нью-Йорке. Днем раньше они остановились, хотя его заверяли, что батарейка будет работать как минимум пятьдесят лет.

Теперь же, по мере того, как вторая половина дня перетекала в вечер, стрелки очень медленно начали двигаться в обратном направлении.

Какое-то время он, словно зачарованный, не отрывал глаз от циферблата, потом захлопнул крышку и посмотрел на выгравированные на ней сигулы: ключ, розу и Башню. Слабый, сверхъестественный свет начал пробиваться из поднимающихся по спирали окон.

«Они не знали, что может быть и такое», — подумал он и аккуратно убрал часы в левый нагрудный карман, предварительно проверив (как делал всегда) нет ли в нем дыры, через которую они могли выпасть. Потом приготовил ужин. Он и Патрик поели с аппетитом.

Ыш к еде не прикоснулся.

Если не считать ночь, которую он провел в разговорах с человеком в черном (ночь, когда Уолтер предсказывал судьбу на, безусловно, подтасованной колоде карт), эти двенадцать часов темноты на берегу пересохшей речки стали самыми длинными в жизни Роланда. Усталость проникала все глубже и глубже, пока не создалось ощущение, что на него навалили груду камней. Давние лица и давние места маршировали перед глазами, веки которых становились все тяжелее и тяжелее: Сюзанна, скачущая по Спуску с развевающимися за спиной золотистыми волосами; Катберт, бегущий вниз по склону Иерихонского холма, и его волосы тоже развевались за спиной, крича и смеясь; Алан Джонс, поднимающий стакан, чтобы произнести тост; Эдди и Джейк, с веселыми криками борющиеся в траве, лающий Ыш, бегающий вокруг.

Мордред был где-то рядом, и близко, но вновь и вновь Роланд чувствовал, как погружается в сон. Всякий раз ему удавалось рывком выдергивать себя из объятий Морфея, и тогда он начинал торопливо оглядываться, понимая, что все ближе подходит к черте, за которой глубокий сон неизбежен. Всякий раз он ожидал увидеть черного паука с красной отметиной на животе, бросающегося на него, но видел только пляшущих вдалеке оранжевых гобов. И не слышал ничего, кроме завывания ветра.

«Но он ждет. Наблюдает. И, если я засну, когда я засну, бросится на нас».

Примерно в три часа ночи только огромным усилием воли ему удалось вырваться из дремы, которая через мгновение-другое точно утянула бы его в глубокий сон. Он в отчаянии начал озираться. Ладонями так сильно потер глаза, что перед ними засверкали звездочки, искорки, огоньки. Костер едва тлел. Патрик лежал в двадцати футах от него, у искривленного ствола тополя. С того места, где сидел стрелок, юноша казался укрытым шкурой мешком. Ыша нигде не было видно. Роланд позвал ушастика-путаника, но ответа не получил. Стрелок уже решил подняться, но тут увидел маленького дружка Джейка, лежащего чуть дальше границы светового круга, отбрасываемого догорающим костром. Во всяком случае, увидел поблескивание глаз с золотыми ободками. Глаза эти с мгновение смотрели на Роланда, а потом исчезли, вероятно, Ыш вновь положил морду на лапы.

«Он тоже устал, — подумал Роланд. — И почему нет?»

Вопрос о том, что станет с Ышем после завтрашнего дня, попытался всплыть на поверхность тревожного, усталого сознания стрелка, но Роланд загнал его в глубину. Он поднялся (рука скользнула по бедру, которое раньше доставляло ему столько хлопот, позабыв о том, что боли там давно уже нет), подошел к Патрику и разбудил, тряхнув за плечо. Трясти пришлось сильно, но в конце концов глаза юноши открылись. Роланда это не устроило. Он схватил Патрика за плечи, приподнял и усадил на землю. Можно сказать, бросил. Тот испуганно ставился на Роланда, словно ожидая беды.

— Помоги мне разжечь костер, Патрик.

Занятие это должно было хоть немного разбудить юношу. И как только огонь разгорелся, Стрелок решил, что Патрик может какое-то время подежурить. Идея эта Роланду не нравилась, он понимал, что оставлять на вахте Патрика опасно, но знал и другое: еще опаснее продолжать нести вахту самому. Ему требовалось поспать. Часа или двух вполне хватило бы, и, конечно же, Патрик смог бы прободрствовать этот короткий промежуток времени.

Патрик с готовностью собирал ветки и клал в костер, хотя движениями напоминал зомби — оживший труп. И как только костер разгорелся, плюхнулся на прежнее место, сунув руки между костлявых колен, уже скорее спящий, чем бодрствующий. Роланд подумал, что парню надо бы дать хорошую оплеуху, чтобы тот окончательно проснулся, и потом с горечью корил себя за то, что не стал прибегать к этому действенному приему.

— Патрик, послушай меня, — он вновь тряхнул юношу за плечи, достаточно сильно, чтобы заставить летать длинные волосы, но часть их снова упала на глаза. Роланд отвел их в сторону. — Я хочу, чтобы ты бодрствовал и нес вахту. Только один час… до того момента… Посмотри на небо, Патрик! Посмотри! Боги, не смей засыпать, когда я с тобой говорю! Видишь это? Самую яркую звезду из тех, что ближе к нам?

Роланд указывал на Древнюю Матерь, и Патрик тут же кивнул. В его глазах блеснула искорка интереса, и Роланд подумал, что он на правильном пути. На лице Патрика читалось желание нарисовать Древнюю Матерь. И, скорее всего, он бы бодрствовал, рисуя ее, сверкающую между двух толстых расходящихся ветвей тополя. Может, бодрствовал бы и до зари, если бы сильно увлекся.

— Вот, Патрик, — он усадил юношу к стволу другого тополя, в надежде, что твердая, бугристая кора поможет удержаться от сна. Каждое движение давалось Роланду с трудом. Словно происходило все под водой. Он устал. Очень устал. — Ты по-прежнему видишь звезду?

Патрик энергично кивнул. Его сонливость сняло, как рукой, и стрелок возблагодарил богов за дарованную милость.

— Когда она зайдет за толстую ветвь, и ты не сможешь видеть ее и рисовать, не поднявшись… позови меня. Разбуди, как бы громко тебе ни пришлось кричать. Ты меня понял?

Патрик тут же кивнул, что Роланд достаточно долго пробыл с ним в одной компании, чтобы знать, кивок означает слишком мало, а то и ничего. Он всегда стремился доставить собеседнику удовольствие. Спроси его, равняются ли девять плюс девять девятнадцати, он бы кивнул с тем же энтузиазмом.

— Когда ты не сможешь увидеть звезду с того места, где сидишь… — собственные слова доносились откуда-то издалека. Ему оставалось лишь надеяться, что Патрик слышит его и понимает. Тем более, что лишенный языка юноша уже взял альбом с отточенный карандаш.

«И это моя лучшая защита, — пробормотал внутренний голос Роланда, когда тот шел к горке шкур, что лежали между Хо-2 и костром. — Он не заснет. Пока будет рисовать, не так ли?»