Запрещенная реальность. Том 1 - Василий Головачёв

— Цыганка нагадала… не забывай, я теперь «чистильщик». Когда пойдем к Храму?

— Я уже прикинул вариант, необходимо встретиться и обговорить детали. Ты где остановился?

— Только что получил такую же «крышу», как и ты, в Ружейном переулке. Можешь заехать хоть сейчас.

— У нас объявлена «готовность один», завтра планируется операция.

— Надо же, у нас тоже. Не одну ли задачу решаем? Шучу. Когда встретимся?

— Завтра вечером, если уцелеем.

— Типун тебе на язык! Я суеверен. Твоих я отвез нормально. Расскажу при встрече. Ну, бывай. — Балуев повесил трубку. Он не знал, что шутка его была пророческой, что увидеться друзьям придется раньше и при не совсем обычных обстоятельствах.

ИНИЦИАЦИЯ ПЕРЕСЕЧЕНИЯ

Встреча директора ФСБ и начальника Главного управления по борьбе с организованной преступностью проходила дома у генерала в отсутствие свидетелей, и даже телохранители обоих терпеливо ждали решения начальников за пределами квартиры. Знал о причинах прямого контакта высоких договаривающихся сторон только капитан Хватов, но помалкивал, предпочитая не выказывать чрезмерной осведомленности ни при каких обстоятельствах.

Приведя гостя в дом, Коваль остался в темно-синем костюме, только ослабил узел галстука. Казанцев Руслан Ибрагимович носил коричневый костюм, черную рубашку с желтым галстуком и лакированные туфли тридцать девятого размера. Он был Ковалю по плечо, но тем не менее слабаком не выглядел.

Хозяин и гость прошли в кабинет генерала.

— Располагайтесь, Руслан Ибрагимович. — Сергей Вениаминович закрыл за собой дверь, зашторил окно, включил электронную систему защиты комнаты, сел напротив в удобное кожаное кресло. — Выкладывайте свой сюрприз. Что-нибудь выпьете?

— Пью только водку и только после работы. — Казанцев закурил сигару-крем.

— Сюрприз состоит в том, что мы вычислили, на кого работает бывший вор в законе, владелец ресторана «Клондайк» и сети кафе-баров Тогоев Мирза Тогоевич.

— Ну-ка, ну-ка?

— На «СС»! Мы наблюдаем за ним давно, с момента его подключения к разработке бизнес-программ на ТВ. И, судя по всему, пост в Сверхсистеме он занимает высокий, потому что трое наших следователей, пытавшихся копнуть его деятельность поглубже, погибли при невыясненных обстоятельствах. Пакет информации, если не возражаете, я вам передам завтра.

Коваль встал, налил себе в рюмку любимого коньяку, гостю — стопку водки «Посольская», принес орехи и бутерброды.

— За здоровье государя.

Казанцев поднял бровь, так как не уловил, кого имел в виду Сергей Вениаминович, но выпил.

— Это не сюрприз. — Директор ФСБ захрустел орехами. — Это служебная подача данных. На Тогоева и у нас кое-что имеется. Но ведь ты не за этим напросился ко мне в гости, Руслан Ибрагимович?

— Мы теряем престиж в глазах общественности, — сказал начальник ГУБО. — «Чистилище» работает эффективнее, злее и нагляднее. Несмотря на негласный запрет, в газетах все чаще появляются статьи, восхваляющие «ККК» и уничижающие нас. Из этой ситуации есть только два выхода.

— Даже два? Я пока вижу один.

— Первый: покончить с коррупцией и преступностью. Это безусловно честный, правовой, конституционный и законный путь, но очень непростой и долгий. Второй путь легче…

— Уничтожить «Чистилище»?

— Именно так, Сергей Вениаминович. Боссы в верхах, обеспокоенные своим личным положением, и избрали этот второй путь. Мне хотелось бы знать, к какому склоняетесь вы.

Коваль снял галстук, бросил на стол.

— Дорогой Руслан Ибрагимович, престиж наши службы потеряли еще при штурме больницы в Буденновске… да и вообще во время чеченской кампании… Разогнать спецкоманду можно за день, а подготовить новую можно только за семь — десять лет. Клюют нас журналисты — и правильно делают. Что касается дальнейшей нашей работы… ФСБ и ГУБО — инструменты государства, стоящие на страже властных институтов, инструменты защиты и, если необходимо, подавления. Боюсь, в данном случае мы — аппарат подавления. Работа «ККК» — вызов существующей системе государственного управления, и ни одно уважающее себя правительство этого не потерпело бы.

— Это следует понимать, что ФСБ — за «террор против террора»?

— ФСБ за скорейшее решение проблемы, раскачивающей устои общества. Нам равно мешает деятельность как «СС», так и трех «К», но последние слишком жестоки и одиозны, их надо ограничить… а потом попробовать переманить на свою сторону.

— Позиция ясна, генерал. Формально я на вашей стороне, но душой — за «Чистилище». Для себя я решил: если начнется заваруха, война спецслужб с «ККК», я скорее всего уйду в отставку.

— Война уже началась, Руслан Ибрагимович. Занимайтесь своей Сверхсистемой, а нам оставьте «Чистилище». Несмотря на объявленный Советом безопасности «джихад» против «чистильщиков», координация сил и действий идет туго, приходится изворачиваться. У меня даже создалось впечатление… — Коваль замолчал, так как приготовился сказать: «Создалось впечатление, что Конкере работает сразу на несколько контор», — но начальник ГУБО этого бы не понял. Казанцев поднялся.

— Разрешите откланяться, Сергей Вениаминович. Моя команда «Харон» по-прежнему в вашем распоряжении, однако в скором времени она начнет заниматься другими делами.

— Завтра мы планируем совместную операцию по захвату предполагаемой базы «ККК», и после этого можете забирать своих ребят.

— Вы имеете в виду Ассоциацию «Барс»? Считаете, что это база «Чистилища»?

— Одна из основных, судя по анализу последних событий, обеспечивающая информационный контроль. Мы надеемся через нее выйти на императив-центр «Чистилища», на его комиссариат.

— Бог в помощь, Сергей Вениаминович.

«Скорее — дьявол!» — подумат директор ФСБ, но уже без обычного жутковатого холодка в желудке. Он привык принимать помощь и советы существа из другой реальности по имени Конкере, время от времени говорящего с ним устами капитана Хватова.

Генеральный прокурор любил обедать в ресторане «Артистико» в Камергерском переулке, напротив МХАТа. Свечи, тихая музыка, предупредительные официанты и великолепная итальянская кухня располагали к томлению духа и блаженству плоти. Мысли приходили возвышенные, тонкие, изысканные, как запах духов «Диориссимо», — о ренессансе, о художнике Гонзаго, о постмодернизме, то есть о том, о чем Плотников имел весьма отдаленное представление.

Николай Григорьевич доел нежнейшую лазанью, приступил к лососю с равиолями, и в это время за столик сел опоздавший к обеду Пашин.