Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга третья. Январь 1943 – январь 1944 - Геннадий Леонтьевич Соболев

„реквием“» и книгу «На защите Невской твердыни» написал: «Не менее 800 тыс. ленинградцев, погибших от голода и лишений, – таков итог вражеской блокады. Всего же в Ленинграде и его пригородах за время блокады погибло около 1 млн чел.» (стр. 692).

Точку зрения ленинградских историков поддержал Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, который, будучи в критические дни осени 1941 г. командующим Ленинградским фронтом, а затем заместителем Верховного Главнокомандующего, был, разумеется, хорошо осведомлен о положении в осажденном Ленинграде. Касаясь появившихся в западной литературе утверждений о якобы преднамеренном преуменьшении советским руководством данных о смертности в Ленинграде в годы войны и блокады, он писал в 1970 г. в журнале «Коммунист»: «Трудно сказать, чего тут больше – невежества или наглости. Установить после войны подлинные цифры жертв осады оказалось делом нелегким. В страшную блокадную зиму 1941-42 года считать умерших от голода было просто некому». Г. К. Жуков считал вполне естественным, что советские историки, располагая более широким кругом источников, сумели впоследствии уточнить первоначально установленную цифру жертв голодной блокады Ленинграда.

Единственным человеком, который увидел «крамолу» в попытках советских историков определить более точно число погибших от голода ленинградцев, был Д. В. Павлов. Начиная с третьего издания своей книги в 1967 г. он обрушивается на всех, кто стремился это сделать, с необоснованными обвинениями в отступлении от истины, представляет их дилетантами, оперирующими приблизительными данными, которым «верить нельзя». Объясняя, почему верить нужно только ему, далее Д. В. Павлов пишет: «Между тем число умерших от голода взято нами из месячных отчетов отдела здравоохранения. Эти же данные в свое время подтверждались динамикой выдачи продовольственных карточек. И, наконец, позднее, в мае 1943 года, Комиссия по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков определила число умерших от голода в 632 тысячи человек. Эти данные оказались немногим больше, чем было указано в месячных отчетах горздравотдела, что несомненно явилось результатом более точного счета». К сожалению, Д. В. Павлов не считает нужным раскрыть источники, которые могли лежать в основе месячных отчетов городского отдела здравоохранения о смертности населения в период первой блокадной зимы.

Решительное осуждение подобной практики прошлого, отмена монополии того или иного авторитета на «окончательную истину» – необходимые условия на пути восстановления исторической справедливости и устранения «белых пятен» нашей истории. В самом деле, почему, например, Д. В. Павлову удалось одержать верх над своими оппонентами в вопросе о жертвах голодной блокады Ленинграда и вернуть его изучение к исходной точке? Может быть, он располагает для этого вескими аргументами? Нет, Д. В. Павлов просто не согласен со всеми, кто считает, что в условиях блокированного Ленинграда вести точный учет погибших от голода было невозможно. Не имея доказательств для опровержения этого положения, он прибегает к риторике: «Кто же изготовлял и поставлял оружие для фронта? Кто же, наконец, проявлял мужество и стойкость в защите города, если некому было даже считать умерших?» (см.: Д. В. Павлов. Истина остается истиной. «Советская Россия», 1970, 23 мая). Да, ленинградцы отдавали последние силы делу обороны своего города, умирая часто у станков, на улице, дома. Считали прежде всего выпущенные пушки, отремонтированные танки, учесть же точно погибших действительно не было никакой возможности. В докладе начальника управления коммунального хозяйства Ленинграда «Год работы в условиях войны и блокады» отмечалось: «В органы ЗАГСа за оформлением смертей ходила незначительная часть населения». Поскольку эти органы оказались неподготовленными к регистрации такого огромного количества умерших, то около ЗАГСов первоначально скапливались огромные очереди.

Затем, когда обессиленные ленинградцы уже не могли сами похоронить своих родных и близких, большинство из них перестало обращаться в ЗАГСы. К захоронению умерших, помимо треста «Похоронное дело», были привлечены бойцы МПВО, подрывники, рабочие фабрик и заводов. В качестве временной меры было разрешено захоронение трупов из больниц и госпиталей по составленным ими спискам с последующим оформлением в ЗАГСах. Учет захороненных из моргов и подобранных на улицах велся, как правило, только количественный, о чем можно судить, в частности, по журналам захоронений, хранящимся и ныне на Пискаревском мемориальном кладбище. Только по данным треста «Похоронное дело» Ленинграда, таким образом было захоронено за первый год блокады свыше 450 тыс. человек. Неблагополучное положение с захоронением погибших от голода и их учетом, а также с отчетностью в целом констатировалось на одном из заседаний Исполкома Ленгорсовета в январе 1942 г. О недостатках в учете населения говорилось и в «Постановлении бюро Ленинградского горкома ВКП(б) о наведении элементарного порядка в домах» от 9 января 1942 г., в пункте 2 которого было сказано: «Обязать начальника PK милиции г. Ленинграда т. Грушко возвратить всем домохозяйствам г. Ленинграда домовые книги и немедленно привести запись в домовых книгах в соответствие с наличием проживающих в домохозяйствах» (900 героических дней. Сборник документов. M., 1966, с. 244). И в этом нет ничего удивительного и тем более криминального, если постоянно иметь в виду исключительно сложные условия первой блокадной зимы. Да и сам Д. В. Павлов нарисовал картину, которая полностью подтверждает, что точный учет погибших было вести невозможно. Он пишет: «Мертвых хоронили без гробов – обернутых простыней или одеялом, а позднее просто в одежде, в которой человек умер. Нередко, выбившись из сил, люди оставляли мертвых на полпути. Работники коммунального хозяйства и здравоохранения ежедневно объезжали улицы и переулки, подбирали трупы и увозили их на грузовых машинах. Кладбища и подъезды к ним были завалены замерзшими, занесенными снегом телами. Рыть глубоко промерзшую землю не хватало сил. Команды МПВО взрывали землю и во вместительные могилы опускали десятки, а иногда и сотни трупов, не зная имени умерших» (см.: Д. В. Павлов. Ленинград в блокаде. Л., 1985, с. 165).

Подтверждением невозможности вести в то время сколько-нибудь точный учет умерших служит тот факт, что Ленинградская городская и районные комиссии по установлению злодеяний немецко-фашистских преступников, приступая к работе по выявлению размеров смертности населения за период блокады, располагали, как отмечалось выше, данными централизованного учета отдела кадров гражданского состояния о смерти всего 191427 человек, персонально установленных.

Выступая против любой попытки уточнить число жертв голодной блокады, Д. В. Павлов апеллирует к так называемым месячным отчетам городского отдела здравоохранения, которые, по уверению Д. В. Павлова, составлялись в условиях зимы 1941/42 года и подтверждают якобы цифру 632 тыс. умерших от голода. К сожалению, Д. В. Павлов ни в одном издании своей книги, ни в упомянутой выше статье не приводит данных этих отчетов и хочет, чтобы ему поверили на слово, что такие отчеты действительно существуют. Мы хорошо знакомы с материалами городского отдела здравоохранения за годы войны и этих отчетов не обнаружили. В силу указанных выше причин, затруднявших учет умерших от голода, остается неясным, на основе каких материалов могли составляться эти отчеты, если они действительно существуют в природе. По-видимому, Д. В. Павлов имеет в виду расчетные данные на