История куртизанок - Элизабет Эбботт

Симона де Бовуар22

В молодые годы и Памела Гарриман, и Лилиан Росс рассчитывали на замужество и очень хотели выйти замуж. Однако еще раньше француженка Симона де Бовуар, которая внесла огромный вклад в современный феминизм, отвергала брак как лицемерный и бессмысленный общественный институт. Таких же взглядов придерживался философ и писатель Жан-Поль Сартр – ее друг, с которым ее связывали настолько непростые отношения, что почти двадцать лет спустя после смерти двух творческих личностей их биографы продолжают анализировать и интерпретировать их связь.

В 1929 г. студенты Высшей нормальной школы Сартр и Бовуар завершили образование, заняв среди других выпускников по результатам экзаменов первое и второе места соответственно. И потом, на протяжении всей жизни, она добровольно занимала второе место, уступая первое ему. «Сартр в точности соответствовал образу спутника жизни, о котором я грезила с пятнадцати лет, – писала Симона. – Он был моим двойником, в котором я находила воплощение своих самых страстных желаний»23.

Окончание Высшей школы позволило Симоне стать учительницей, получать зарплату и обрести независимость, к которой она стремилась. Они с Сартром – она всегда так его называла – договорились о заключении двухлетнего возобновляемого «пакта свободы», определявшего характер их союза: два года они должны были проводить «в самых тесных близких отношениях» и хранить друг другу верность. Потом они могли расстаться на два-три года, будучи при этом уверенными в том, что остаются друг для друга «основной» любовью, причем никто им не будет запрещать «случайные» увлечения. Они смягчали потенциальную боль от взаимных измен обещанием вечной преданности друг другу, полагая при этом, что, в отличие от брака, их связь никогда не деградирует до отношений, основанных на чувстве долга или привычки.

В модели отношений, сложившихся между Бовуар и Сартром, браку как общественному институту не было места, поскольку он связан с буржуазной респектабельностью и основан на лицемерии. Свой «пакт свободы» они увязывали с «пактом открытости»: ни он, ни она не должны были лгать друг другу или что-то друг от друга скрывать. Симоне этот пакт пришелся по душе, поскольку она видела в нем гарантию того, что Сартр никогда не позволит ей поддаться самообольщению. Что касается Сартра, он никогда не относился к этому соглашению серьезно. Как-то он признался, что лгал всем своим женщинам, «особенно Бобру» – так он называл Симону24.

Тем не менее, несмотря на скандальные похождения Сартра, чувственная страсть обходила его стороной. Поскольку он был невысок и коренаст, страдал косоглазием и в целом выглядел невзрачно, Сартр никогда не верил, что женщины могут получать истинное наслаждение от физической близости с ним. Что касается Симоны, она отличалась чрезвычайной чувственностью, ее влекло по жизни физическое желание. Как вспоминала ее подруга, она была «чрезвычайно привлекательна… [с] чарующими глазами и очаровательным небольшим носиком»25. Мужчины неизменно и охотно реагировали на ее острый ум и красоту, которой сама она не придавала значения. У Симоны было много романов, доставлявших ей «жгучую боль», порождавших «тиранические» и «жуткие» страсти, поражавшие ее «с грозовой силой». Она вступала в интимные отношения со многими мужчинами и некоторыми женщинами, но при этом постоянно мучилась из-за неспособности владеть собой и контролировать обуревавшие ее страстные желания. Хуже было то, что она не осмеливалась признаваться в этом Сартру, тем самым усугубляя свои проблемы, поскольку нарушала «пакт открытости». «Мое тело скорее препятствовало нашему сближению, чем способствовало этому, – писала она, – и я чувствовала к нему жгучую неприязнь»26.

В начале их отношений Симона страдала от депрессий, обычно усугублявшихся алкоголем. Она молча напивалась, а потом разражалась рыданиями. Сартр реагировал на ее подавленное эмоциональное состояние, которое он приписывал шизофрении, тем, что предлагал ей заключить брак, чтобы вместе получить работу преподавателей. Симона отказывалась. Она твердо решила преодолеть зависимость от Сартра и в одиночестве отправилась преподавать в Марсель. Тем не менее они договорились об изменении первоначального соглашения с тем, чтобы отложить разлуку до тех пор, пока им не исполнится тридцать лет.

Из Гавра, находясь в пятистах милях от нее, Сартр продолжал побуждать Симону к продолжению поиска философской истины. Он писал ей нежные письма. «Дорогая моя, ты представить себе не можешь, но меня не оставляют мысли о тебе… Я ни на минуту не перестаю думать о тебе и мысленно все время веду с тобой беседу»27. Симона, борясь с депрессией, раз в две недели совершала долгие прогулки, которые стимулировали ее умственные способности. Через год после того, как она перевелась в Руан и три дня в неделю могла проводить с Сартром, Симона начала писать роман. В то же время она раскритиковала проекты работ, которые собирался написать Сартр, и он принял все ее критические замечания.

В середине 1930-х годов Сартр переживал глубокую депрессию, граничившую с умопомешательством, причем состояние его усугублялось мескалином. После приема препарата философа преследовали галлюцинации: ему мерещилось, что за ним гоняется огромный лангуст. Подавленное состояние Сартра объяснялось тем, что он не смог достичь впечатляющего успеха, о чем мечтал. К тому времени Симона пришла к выводу о том, что он недостаточно талантлив как философ. Она убедила Сартра сосредоточиться на литературном творчестве, что впоследствии привело его к успеху, которого он страстно желал.

В 1935 г. у Симоны и Сартра «поселилась» семнадцатилетняя Ольга Козакевич. Она стала первой из череды любимых студентов Симоны, которые присоединялись к «семейству» Сартр/Бовуар в качестве приемных детей. Она была также одной из немногих девушек, которая не стала любовницей Сартра. Сартр, в то время находившийся, по его собственному выражению, на самом низком уровне его безумия, воспылал жгучей страстью к смущенному, подавленному и мятежному подростку.

В философском плане Симона полагала, что пылкие отношения втроем позволят ей и Сартру увидеть друг друга глазами близкого человека. Но хотя Ольга восхищалась творчеством Сартра, она находила его внешность отталкивающей и отказывалась вступать с ним в интимные отношения. Вместе с тем она пользовалась его одержимостью ею для того, чтобы он выполнял все ее желания. Сартр был в таком восторге от Ольги, что порой Симона спрашивала себя: «Не основано ли все мое счастье на гигантской лжи?»28 Через некоторое время она испытывала ужас при одной лишь мысли о будущем, в котором будет присутствовать Ольга.