Медные монеты на алтарь предков - Mu Su Li

вся хорошая карма, которую этот человек заработал в своей жизни, будет возвращена человеку с красным пауком…

Цена заключалась в том, что мертвый никогда больше не мог войти в колесо жизни; это был конец пути.

Это были не три жизни; это была вечность.

— Крот появился. С этого момента ты будешь просто гулять по краям земли, один, вечно, — сказал Тхондэн.

Теперь он стоял у двери, глядя на залитое лунным светом небо. Затем он снова повернулся к Сюань Миню и добавил: — Конечно, есть и хорошие вещи. Ты никогда больше не потеряешь память. Ты запомнишь все, что должен помнить. На самом деле, они станут все яснее и яснее. пройдут годы, как будто твоя жизнь закончилась только вчера. Плохая сторона… как бы хорошо ты ни помнил вещи, ты невидим для всех. Даже драконов. Так ты сожалеешь об этом?

Долгое время Сюань Минь молчал, как будто все еще не желая вступать в бой с Тхондэном. Теперь это напомнило Тхондэну его первоначального ученика много веков назад.

Наконец, Сюань Минь спокойно ответил: — Тебя тоже укусил Паук Умин. Ты сожалеешь об этом?

Тхондэн хмыкнул, но ничего не сказал.

Сожаления?

Удачи и несчастья судьбы — дело немалое. Он все это отдал, и, конечно же, это было немаловажное решение. Он никогда не пожалел бы об этом, даже если бы мир перевернулся.

Глава 94: Немного сладости (I)

Маленькая комнатка на втором этаже бамбукового здания во впадине горы Дастпан была простой комнатой с простой мебелью, такой старой, что почти не выглядела пригодной для жилья. Единственным предметом в комнате была бамбуковая кровать, и, похоже, ею вообще не пользовались.

В самом деле, не похоже, чтобы кто-нибудь когда-либо действительно пользовался спальней. Кто знал, как жил здесь предыдущий хозяин? Разве они не ели, не спали — собирались ли они возвыситься до божественности?

Но независимо от того, как жил хозяин, сегодня он выглядел совершенно нормально, лежа на кровати…

Тело Сюань Миня было покрыто белой мантией. Его лицо было бледным и серым, без намека на жизнь. Его руки были аккуратно скрещены на груди и были холодными, как лед, неподвижными, совершенно неподвижными.

Первые пару дней Сюэ Сянь сильно его беспокоил. Видя, что тело Сюань Миня отказывается согреваться, оставаясь твердым, как лед, Сюэ Сянь окружил его пузырем горячего воздуха, чтобы попытаться вернуть его к жизни. Но в конце концов, кожа Сюань Миня все еще казалась холодной, поэтому Сюэ Сянь хотел найти что-то, что еще больше прикрыло бы его.

Он заглянул в каждый уголок бамбукового здания, но не нашел ни единого одеяла или похожего на одеяло предмета, поэтому ему пришлось пойти в ближайший округ и потратить немного серебра на зимние постельные принадлежности и толстый плащ.

Сюэ Сянь думал о том, чтобы снять верхний слой своей мантии, чтобы прикрыть Сюань Миня, но его черная как смоль одежда, которая, как он всегда думал, выглядела на нем довольно хорошо, создавала ауру смерти, заставляя его выглядеть еще лучше, безнадежно — это было слишком неприятно.

Сюэ Сянь никогда не был суеверным, но теперь он внезапно подумал, не является ли черная одежда табу.

Следующие несколько дней Сюэ Сянь ходил туда-сюда, ломая голову. Сначала он накинул одеяло на Сюань Миня, потом почувствовал, что такой толстый предмет не соответствует характеру Сюань Миня, но если он даст Сюань Мину новый купленный плащ, цвет плаща тоже будет неправильным…

После очередного обыска в доме он наконец нашел безупречный белый халат и вместо этого надел его на Сюань Миня.

Уложив мантию поверх Сюань Миня так, чтобы она хорошо прикрывала его, Сюэ Сянь начал беспокоиться о том, как странно выглядел Сюань Минь, лежащий там с руками, раскинувшимися рядом с ним вот так — даже видеть, что Сюань Минь фактически лежит горизонтально, было чрезвычайно странно. В воспоминаниях Сюэ Сяня, Сюань Минь всегда либо медитировал, скрестив ноги, либо занимался чем-то с серьезным выражением лица.

Сюэ Сянь сидел там некоторое время, затем снова стал беспокоиться, встал, чтобы помочь Сюань Миню сменить положение, и скрестил руки Сюань Миня, так что теперь они спокойно лежали на его груди.

Убедившись, что Сюань Миню удобно, Сюэ Сянь быстро вернулся в Пещеру сотни насекомых. Он вбежал прямо в каменную комнату в конце и стер весь этот сложный архаичный текст на стене.

Но он не мог прочитать текст, так что растирание не сказало ему ничего нового.

Он нашел время, чтобы снова навестить Старого Цюй в деревне, чтобы посмотреть, узнает ли старик надписи.

Но Старый Цюй тоже не знал. Житель деревни только сказал, что текст похож на текст его предка, он, возможно, видел, как один или два старейшины писали таким образом несколько раз — но никто по-настоящему не использовал надпись по крайней мере несколько сотен лет, и сегодня любой, кто умел ее читать, вероятно, давно умер.

Таким образом, текст на стене был временно бесполезен для Сюэ Сяня, и, разочаровавшись, ему пришлось убрать его.

Он находил для себя множество бессмысленных мелочей и занимался домашними делами, пока Сюань Минь спал, потому что он не мог осмелиться бездействовать. Каждый раз, когда все успокаивалось, он мог почувствовать, что тело Сюань Миня рядом с ним фактически полностью лишено своей души.

Зрение Сюэ Сяня было наделено божественным: он мог видеть не только вещи в материальном мире, но также призраков и духов. Он видел Цзян Шинина, видел старую госпожу Лю, видел раненого солдата, запертого в жетоне… он видел много, много вещей, живых людей и мертвых призраков, но единственное, чего он не мог видеть, это то, что случилось с душой Сюань Миня.

В конце концов, у него закончились задачи, которые нужно было выполнить. После трех или четырех дней активности у него не было другого выбора, кроме как спокойно сесть.

С наступлением тишины Сюэ Сянь мог весь день сидеть у окна, не двигаясь, глядя на безжизненное тело Сюань Миня. Иногда он внимательно изучал Сюань Миня, пытаясь увидеть, может ли он уловить намек на движение или изменение внутри монаха; в других случаях он просто отключался.

Родинка, оставленная Пауком того же возраста на шее Сюань Миня, все еще была тусклой и темной, как давно засохшее коричневое пятно крови. Сюэ Сянь не знал, когда он снова может