Том 1. Клоун - Cuttlefish That Loves Diving

class="p">Перед ним в каменную плиту был воткнут простой серебряный прямой меч, который слегка подрагивал от раскатов грома, время от времени сотрясавших здание.

Супруги Берг в гробах ещё не были мертвы. Они с усилием открывали глаза, их дыхание было то слабым, то прерывистым, но в глазах некоторых свет их жизни уже неудержимо и необратимо угасал.

— Деррик, пора! — сказал старик в чёрном плаще, опираясь на крепкую трость. Он смотрел на юношу, чьё лицо было искажено горем.

— Нет, нет, нет! — Деррик с каштановыми волосами замотал головой, с каждым словом отступая на шаг. В конце концов, он издал крик, разрывающий сердце и лёгкие.

Стук!

Старик ударил тростью о пол:

— Ты хочешь, чтобы весь город погиб вместе с твоими родителями? Ты должен понимать, мы — народ тьмы, покинутый богом, и можем жить лишь в этом проклятом месте. Все умершие здесь превращаются в ужасных злых духов. Этот процесс не обратить никаким способом, кроме одного… кроме того, чтобы человек той же крови собственноручно прервал их жизнь!

— Почему? Почему? — растерянно и отчаянно спросил Деррик, качая головой. — Почему мы, дети Города Серебра, с самого рождения обречены убивать своих отцов и матерей…

Старик прикрыл глаза, словно вспоминая пережитое:

— …Такова наша судьба, таково наше проклятие, такова воля бога… Вынь свой меч, Деррик. Это будет данью уважения твоим родителям. После, когда ты успокоишься, сможешь попытаться стать Воином Божественной Крови.

Берг в гробу попытался что-то сказать, но его грудь лишь несколько раз вздыбилась, и он смог издать только хрип.

Деррик с трудом шагнул к серебряному мечу и дрожащей рукой потянулся к нему.

Холод рукояти проник в его мозг, и он тут же вспомнил кровавый лёд, который отец приносил с охоты. Кусочка размером с ладонь хватало, чтобы в комнате несколько дней было прохладно.

Перед его глазами пронеслись образы: строгий отец, обучающий его фехтованию; добрый отец, отряхивающий пыль с его спины; нежная мать, штопающая одежду; храбрая мать, заслонившая его от мутировавшего монстра; вся семья, собравшаяся вместе при свете колеблющейся свечи, чтобы разделить еду…

У-у-у… — из его горла вырвался сдавленный, глухой стон. Он с силой сжал рукоять и выдернул меч.

Топ-топ-топ!

Он, опустив голову, бросился вперёд, высоко занёс меч и с силой опустил его.

А-а-а! — раздался мучительный крик, и брызнула кровь, попав Деррику на лицо, в глаза.

Всё перед ним окрасилось в багровый цвет. Он выдернул меч и вонзил его в соседний гроб.

Острый металл пронзил плоть. Деррик разжал руку и, шатаясь, выпрямился.

Он не смотрел на то, что было в гробах. Словно преследуемый злым духом, он, спотыкаясь, выбежал из зала прощания. Его руки были сжаты в кулаки, зубы стиснуты, а по окровавленному лицу текли светлые дорожки слёз.

— Эх… — вздохнул старик, наблюдавший за всем этим.

На улицах Города Серебра стояли каменные столбы, на которых висели фонари с незажжёнными свечами.

В небе здесь не было ни солнца, ни луны, ни звёзд — лишь вечная тьма и разрывающие всё на части молнии.

При свете молний жители Города Серебра передвигались по тусклым улицам. Те несколько часов в день, когда молнии утихали, они считали легендарной настоящей ночью. В это время приходилось зажигать свечи, чтобы освещать город, разгонять мрак и остерегаться монстров.

Деррик с пустыми глазами шёл по улице, не думая о том, куда идёт. Но, идя и идя, он обнаружил, что вернулся к своему дому.

Достав ключ, он отпер замок, толкнул дверь и увидел знакомую обстановку. Но он не услышал заботливого голоса матери, не столкнулся с упрёками отца за то, что он где-то бегал. В доме было пусто и холодно.

Деррик снова стиснул зубы, быстро прошёл в свою комнату и вновь достал тот кристальный шар, который, по словам отца, использовался для поклонения богам в давно разрушенном городе-государстве.

Он опустился на колени перед шаром и, не тая особой надежды, с болью в сердце начал молиться:

— Великое божество, молю, вновь обрати свой взор на эту землю, покинутую тобой.

— Великое божество, молю, избавь нас, народ тьмы, от проклятия нашей судьбы.

— Я готов отдать тебе свою жизнь, усладить тебя своей кровью.

…

Он повторял это снова и снова. Когда он уже совсем отчаялся и хотел встать, он увидел, как в чистом кристальном шаре вспыхнул багровый свет.

Этот свет, словно вода, тут же поглотил Деррика.

Когда он пришёл в себя, то обнаружил, что стоит в величественном дворце, поддерживаемом гигантскими каменными колоннами. Перед ним был древний, покрытый патиной бронзовый стол, а напротив сидела фигура, окутанная густым серым туманом.

Вокруг не было ничего, кроме пустоты и клубящегося, бескрайнего серо-белого тумана, в котором мерцали нереальные багровые огоньки.

В сердце Деррика зажглось пламя надежды. Он растерянно и с недоумением посмотрел на фигуру, восседавшую во главе стола:

— Ты… вы… божество?

Задав вопрос, он тут же вспомнил фразу из книг Города Серебра и поспешно опустил голову.

Фраза гласила:

«Нельзя взирать на бога!»

Клейн откинулся на спинку кресла и, скрестив руки, неторопливо и расслабленно ответил на языке великанов:

— Я не божество. Я всего лишь Шут, интересующийся долгой историей.

Он уже успел дважды стукнуть левыми зубами и заметил, что цвета на поверхности астрального тела юноши были пёстрыми и неоднородными.

Это означало, что тот ещё не был Потусторонним.

Шут… — Деррик прокрутил это слово в голове и после долгого молчания с трудом произнёс:

— Неважно, божество вы или Шут, моя мольба остаётся прежней. Я хочу, чтобы все жители Города Серебра избавились от проклятия нашей судьбы, хочу, чтобы в небе появилось… появилось то, что в книгах называют солнцем. И если… если можно, я хочу, чтобы мои родители воскресли.

Эй, я не джинн из лампы… — Клейн расцепил руки и с улыбкой сказал:

— А почему я должен тебе помогать?

Деррик на мгновение растерялся и лишь спустя некоторое время ответил:

— Я отдам тебе свою душу, услажу тебя своей кровью.

— Меня не интересуют кровь и души смертных, — Клейн с улыбкой покачал головой, наблюдая, как цвет эмоций юноши постепенно сменяется отчаянием.

Не дожидаясь, пока тот снова заговорит, он неторопливо продолжил:

— Но я могу дать тебе шанс. Я — Шут, который любит равноценный обмен. Ты можешь получить от меня и от других, подобных тебе, то, что ты хочешь, в обмен на всё, что ты сможешь добыть. Заметь,