Долг. Мемуары министра войны - Роберт Гейтс

Пару недель спустя, из-за продолжающегося негативного освещения хода войны, я отправил в комитеты по делам вооруженных сил обеих палат конгресса доклад о своей поездке (раньше я никогда так не поступал). Я подтвердил, что мы располагаем понятными и четко сформулированными целями. 85 процентов афганской армии в настоящее время сотрудничают с коалиционными войсками, и афганцы провели успешную операцию против оплота талибов за пределами Кандагара, в районе, который так и не смогли захватить Советы. Я сообщил сведения, полученные в лагере «Нэйтан Смит», – об увеличении числа афганцев, сообщающих о заложенных СВУ, строящих вместе с нами школьные здания и базары и отправляющих своих детей в школу. Я указал, что наш подход «начинает приносить зримые результаты, безопасность неуклонно возрастает», хотя, конечно, суровых испытаний не избежать и сохраняются проблемы, связанные с государственным управлением и коррупцией. Я отметил, что проблемой видится страх многих афганцев: они боятся, что мы их бросим, не разделавшись полностью с талибами. «Мы должны убедить афганцев, что Соединенные Штаты и НАТО намерены создать стратегическое партнерство с Афганистаном, партнерство, которое сохранится и после постепенной передачи ответственности за безопасность населения местным силам правопорядка». Закончил свое письмо я такими словами: «В отличие от прошлых конфликтов здесь, как мне кажется, чем плотнее мы участвуем в этой борьбе, тем крепче вера, что мы движемся в правильном направлении».

Несмотря на собственный осторожный оптимизм, я пришел к выводу, что, как я и опасался, президенты – и Обама, и Карзай, чья приверженность выбранной стратегии имела принципиальное значение для успеха миссии, – оба настроены скептически, если не сказать – убеждены, что все равно ничего не получится. (А вот Буш, помнится, искренне верил, что «Большая волна» в Ираке сулит успех.) Возможно, мы слишком затянули с переброской подкреплений и ресурсов в Афганистан, дождались, пока почти иссякнет терпение – и в Соединенных Штатах, и на месте. Неужели Ирак, отвлекавший на себя силы и ресурсы, посеял, фигурально выражаясь, семена будущего провала в Афганистане? Но я все-таки верил, что мы должны добиться победы: ведь ставки намного выше, чем это представляют большинство высокопоставленных чиновников в нашем правительстве. Если исламские экстремисты сумеют одолеть в Афганистане и вторую сверхдержаву, это будет иметь разрушительные и долгосрочные последствия во всем мусульманском мире. Если Соединенные Штаты потерпят поражение в Афганистане, то на фоне нашего «домашнего» экономического кризиса неудача серьезно скажется на нашей международной репутации. Никсон и Киссинджер смогли компенсировать последствия поражения США во Вьетнаме радикальным улучшением отношений с СССР и Китаем, продемонстрировав, что мы остаемся колоссом на мировой арене. В 2010 году Соединенные Штаты подобных возможностей не имели.

В начале октября президент объявил, что Джим Джонс уходит и что Том Донилон станет новым советником президента по национальной безопасности. Несмотря на наши разногласия, мы с Донилоном несколькими месяцами ранее наладили прочные рабочие отношения, и я приветствовал его назначение (хотя он продолжал питать глубокое подозрение к высшему военному руководству и Пентагону). Донилон мог выходить напрямую на Обаму и Байдена, имел на обоих большое влияние, не стеснялся с ними спорить и в глазах остальных старших сотрудников Белого дома являлся «членом внутреннего круга». Как и в случае с его коллегой в администрации Буша, Стивом Хэдли, я был недоволен количеством совещаний, которые Том созывал в Ситуационном центре, но, с другой стороны, в мире происходило много событий, которые требовали обсуждения.

Моя последняя осень в министерском кресле получилась бурной – завершение исследования по закону «Не спрашивай, не говори», судебные прения по этому закону, поездки во Вьетнам и в Бельгию (на встречу представителей стран НАТО), визиты в Австралию, Малайзию и Ирак, незабываемая поездка в боливийский Санта-Крус… Мир очутился на грани серьезного международного кризиса 23 ноября, когда северокорейцы устроили артиллерийский обстрел южнокорейского острова Енпхендо. Подобные провокации Южная Корея терпела тридцать лет, но потопление Северной Кореей эсминца «Чхонан» в прошлом марте заставило Юг мобилизоваться; зазвучали призывы ответить ударом на удар, тем более что при обстреле погибли несколько южнокорейских гражданских лиц. Первоначальные планы возмездия со стороны Южной Кореи мы сочли непропорционально агрессивными, поскольку они подразумевали использование авиации и артиллерии. Нас беспокоило, что «обмен любезностями» может перерасти в полноценную войну. Президент, Хиллари Клинтон, Маллен и я с утра до вечера беседовали по телефону с нашими южнокорейскими коллегами; в конечном счете Южная Корея просто ответила обстрелом на обстрел, накрыв артиллерийским огнем местоположение северокорейской батареи, которая устроила эту провокацию. Разведка доложила, что китайцы также вмешались в ситуацию, настоятельно рекомендовав лидерам Севера угомониться. Мы с Южной Кореей договорились провести в Желтом море совместные военно-морские учения – с участием авианосца «Джордж Вашингтон» – и показать нашу решимость отстаивать свободу судоходства. Словом, скучать было некогда.

Президент настаивал, что декабрьский отчет о прогрессе в Афганистане должен быть «максимально сдержанным», что нужно избежать шумихи предыдущего года. Черновик отчета Петрэус представил в Белом доме 30 октября, на брифинге для Донилона и Люта. Как обычно, презентация свелась к показу слайдов PowerPoint. На одном слайде были показаны места дислокации подкреплений, на втором отмечалось увеличение численности афганских сил безопасности вдвое с 2007 года – до 260 000 человек. Затем Петрэус сосредоточился на кандагарской операции. По его мнению, важнее всего было то, что эту операцию проводили сами афганцы и что афганские части составили почти 60 процентов сил, задействованных в операции. Особенно генерала радовала инициатива «Афганская местная полиция»: молодых мужчин из сельской местности набирали на службу, обучали и снаряжали, после чего они возвращались служить домой. Разумеется, за ними наблюдали, чтобы они сотрудничали с регулярной полицией и афганскими властями и не вздумали создавать местное независимое ополчение. Первые результаты осуществления этой инициативы были весьма обнадеживающими.

Высшее военное руководство США пообещало президенту, что наши войска в течение двух лет очистят от талибов, удержат и передадут под контроль афганцев все территории, где дислоцировались американские части. К осени 2010 года около трети страны (а если считать по проценту населения – даже больше) фактически перешли под ответственность афганских сил безопасности. Наши два года в провинции Гильменд истекали в следующем июле. Эти сроки, безусловно, не очень-то радовали военных, но таково было решение президента. Я мог понять настойчивость Обамы в выполнении обязательств. Если не реализовать обещанное в течение двух лет, сколько еще времени это займет? И велик риск открытого многолетнего противостояния. Нет, мы договорились о стратегии и собирались ее придерживаться. Президент готов выполнить свою часть сделки, несмотря на имеющиеся у него сомнения, но хочет убедиться, что и другая сторона не нарушит слова.