Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки - Юрий Колесников

В тот раз, выйдя из Ателье мод, он увидел спускавшегося с Лубянки Хейфеца. Поприветствовал его и попросил не обижаться из-за отказа работать в Еврейском антифашистском комитете.

Недовольным тоном бывший начальник сказал, что прежний подчинённый «долгое время вращался среди фашистов и нахватался у них».

Котельников удивлённо посмотрел на Хейфеца:

– И это вы говорите мне, хотя прекрасно знаете, сколько фашистов при моем участии было ликвидировано во вражеском тылу!? Не мог я пойти туда, куда вы меня направляли. Поверьте, Григорий Маркович, не мог! Я наведывался туда и понял, что не смогу там работать. Не обессудьте, пожалуйста, дорогой Григорий Маркович.

– А вот я, в отличие от вас, работаю там.

– Честно вам скажу, – заметил Котельников, – удивлён вашим поступком. Давно хотел спросить, понимаете ли, куда идёте?

– Сейчас могу вам ответить: иду домой обедать, – сказал Хейфец и ушёл, а Котельников долго в недоумении смотрел ему вслед.

Можно себе представить, какими качествами должен был обладать такой человек, если некогда, будучи в Сан-Франциско вице-консулом СССР, подружился там с небезызвестным американским профессором Оппенгеймером, бывал у него дома в то время, когда тот работал над созданием атомной бомбы.

Последний раз Котельников видел Григория Марковича, когда сидел в машине у Белорусского вокзала, наблюдая вынос гробов с телами убитых в Минске Михоэлса и председателя одного из советских комитетов по культуре, кстати, русского. Хейфец шёл, придерживая под руку вдову Михоэлса.

В стоявшей рядом другой машине шла скрытая съёмка траурной процессии, направлявшейся в Еврейский театр на Малой Бронной, где проходило прощание с выдающимся советским актёром и известным общественным деятелем Соломоном Михоэлсом.

Через некоторое время Котельников узнал, что Григорий Маркович арестован. Был потрясён горькой новостью.

Глава 8

В те времена в Москву прибыла румынская правительственная делегация, возглавляемая премьер-министром демократической Румынии доктором Петру Гроза и министром иностранных дел Анной Паукер.

Несколько дней они знакомились с Москвой, но пребывание шло к завершению, а о приёме их Верховным главнокомандующим Сталиным не было ни слуха. Настроение у всех было минорным и напряжённым. В Венгрии был расстрелян премьер Ласло Райк, в Болгарии – Трайчо Костов; с маршалом Тито, несмотря на сравнительно недавнее награждение его орденом Победы, отношения становились все более напряжёнными и вскоре обрели смертельную враждебность. По указанию Верховного главнокомандующего начальник 4-го Управления Судоплатов подобрал человека, который должен был выполнить весьма серьёзное задание.

Этим человеком оказался посол одной из небольших латиноамериканских стран в Италии с одновременно, по совместительству, своими функциями в соседней Югославии. При вручении верительных грамот лично маршалу Тито он должен был выстрелить в него…

Вся подготовка к акции шла к завершению. Исполнитель террористического акта написал письмо жене, в котором просил понять его… иначе он поступить не может.

Об этом письме узнал Судоплатов. Прикинул различные варианты, после чего решился доложить Сталину, что у него возникли сомнения по поводу выполнения послом задания. Заверил, что наметил более подходящую кандидатуру…

Хозяин согласился и велел не затягивать намеченное. Судоплатов твёрдо пообещал.

К тому времени был расстрелян известный деятель румынского правительства Лукреций Пытрышкану, бывший ректор Бухарестского университета, возглавлявший прибывшую в 1945 году в Москву румынскую правительственную делегацию и подписавший «Протокол о союзе Румынии с СССР».

Аналогичная участь постигла и ряд румынских деятелей. Всё это сказывалось на настроении румынской правительственной делегации.

И вдруг во время обеда, фактически перед отъездом из Москвы, румынским гостям объявили, что в 17 часов их примет генсек. Вроде бы «ура!», но настроение гостей оставалось напряжённым.

Во время приёма и беседы Петру Гроза – человек импозантный, интересный, не лишённый ораторских способностей, доктор наук и просто красивый мужчина с всегда торчавшим из кармашка пиджака белоснежным платочком, к тому же пребывавший в возвышенном, пожалуй, величественно-солидном положении, неожиданно как бы в шутку пожаловался на присутствующую Анну Паукер:

– Смею вам признаться, генералиссимус, что я всё время говорю министру иностранных дел: пора мне уже вступить в Коммунистическую партию! А она, будучи одним из лидеров КПР, никак не реагирует, хотя мы едины во мнениях по поводу проводимых в стране реформ…

Сталин как-то странно посмотрел на него, отвёл взгляд и, взглянув искоса на присутствующего посла СССР в Бухаресте Кавтарадзе, несколько загадочно спросил:

– А премьер Гроза знаком с историей ВКП(б)?

– Да! – тотчас же пафосно воскликнул Гроза. – Ещё студентом я изучал историю партии Советского Союза! Как же…

Сталин наклонил голову и, словно обращаясь к послу Кавтарадзе, сказал:

– Как хорошо, что историю нашей партии за рубежом изучали ещё до её написания…

Переводчик Котляр, старый член румынской компартии, бывший политкаторжанин, работавший в Москве в редакции вещания на румынском языке, растерялся. Не мог решиться перевести такое высказывание и, не зная, как оно будет воспринято премьером Гроза, замешкался.

Гроза уловил что-то в образовавшейся паузе, но вмиг нашелся:

– Раньше бывало, когда я выходил на нашу главную улицу Каля Виктории, женщины обращали на меня внимание. Но с тех пор как прибыл ваш посол товарищ Кавтарадзе, я понял, генералиссимус, что мне нечего появляться на Каля Виктории. Женщины теперь не могут насмотреться на вашего посла, товарища Кавтарадзе… Они не в состоянии оторвать от него взгляд!

– С послом Кавтарадзе в таких обстоятельствах надо быть осторожным, – произнёс Сталин. – Человек он горячий…

Весь этот разговор остался непонятен Грозе, министру иностранных дел Анне Паукер да и всем присутствовавшим.

Глава 9

Котельникова угораздило заболеть тяжёлой формой ангины с высокой температурой. Принимал меры, но они не помогали. Глотать не мог. Горел. На работу, разумеется, не ходил. Поставил в известность начальство. Обложил шею компрессами. Вспомнил, как в детстве его лечила мать. Стыдно признаваться, но это были компрессы с собственной мочой. При тогдашней нищете лечение такого рода было естественным. Полоскал горло, перевязывал его шерстяным кашне. Разогревал красное сухое вино, присланное из Молдавии.

Не помогало. Температура не снижалась. Под вечер третьего или четвертого дня раздался звонок в дверь. Пошёл открывать.

На пороге стоял высокий стройный мужчина лет сорока в тёмном костюме и кепке. Представился:

– Начальник отдела, подполковник Сысоев. Заболели?

Больной едва ответил, жестом пригласил войти.

– Что с вами?

– Ангина, наверное, – ответил Котельников.

– Не годится. Болеть никогда не следует, а сейчас тем более, – многозначительно заметил Сысоев. – У евреев завтра Йом Кипур – Судный день.

– Вот как? – с трудом выговаривая слова, выразил удивление больной. – Хотя верно, в начале осени он бывает…

– Надо вам побывать в синагоге. Завтра. На улице Архипова.

– Понятия не имею, где это. Но видите, какая температура, – Юрий показал лежавший на столике градусник и указал на цифры. – Почти сорок! Видите?

– Вижу. Но надо! Прислать вам врача? Кстати, вызывали?

– Нет. Я пользуюсь другим способом… Но что-то не помогает. Ночью сорок и два было. Плохо мне, поверьте, товарищ Сысоев.

– Верю, но надо. Я бы не настаивал. Но там будет недавно прибывшее посольство Государства Израиль в полном составе. Понимаете?

– Понятно.

– Дадим машину. Подбросит вас.

– Не нужна она. Я и сам доберусь.

Пришлось на следующий день поехать.

От Ильинских ворот чуть ли не до Покровских ворот застыли пустые трамваи номер 48. Попавшаяся навстречу какая-то женщина с полными сумками вопрошала у прохожих:

– Что случилось? Все трамваи стоят!

Кто-то ей ответил:

– У евреев большой праздник, а на улице Архипова синагога!

Юрий оглянулся: плотного телосложения, в кепке и без ног человек в суконной рубашке с двумя медалями «За боевые заслуги» и «Участник Великой Отечественной войны» сидел на небольшой дощатой платформочке на шарикоподшипниках и охрипшим голосом громко просил: «Подарите мне помощь, кто сколько может!» В народе таких инвалидов войны прозвали «танкистами». Юрий вернулся к нему и положил в протянутую руку тридцатирублёвку. Не большие, но и немалые тогда деньги. Бывало, прежде, проходя мимо входа в самый крупный универмаг «Мосторг», что напротив Большого театра, видел «танкиста», продававшего авоськи, шнурки для обуви и ещё кое-какую мелочь. Но не знал, что он инвалид войны, поскольку тогда на груди у него не было наград.