Дневники св. Николая Японского. Том ΙV - Николай Японский

14/27 января 1902. Понедельник.

На днях сделал опыт, написал по–русски письмо Надежде Такахаси; оказалось, что поняла; о. Мии и она сама пишут о том. Поэтому сегодня утром, при посылке денег на школу, опять написал по–русски. Самое лучшее сноситься по делам школы непосредственно с нею, тем более, что о. Семен должен быть иногда в отлучке. Писала она в последнем письме, что в феврале надеется открыть школу — учениц восемь–девять уже набирается, между ними три кёотских. Послал сегодня ей «Молебен пред начатием учения», — отслужить при начале занятий.

О. Петр Сибаяма пишет — «не нужен ли кому из священников Иоанн Инаба — здесь, мол, он не надобен», то есть Инаба, бывший катихизатор, отставленный за дурное поведение, и которого мы, по недостатку катихизаторов и по его усиленной просьбе, хотели было опять приспособить к службе, оказывается совсем безнадежным (о. Петр еще прежде писал, что он учинил большой соблазн между христианами там, где был им поставлен, и что его одного никак нельзя оставлять, а можно держать только около строгого священника). Отвечено о. Петру, чтобы отослал Иоанна Инаба обратно, на его родину, в Одавара; недавно посланные о. Петру для содержания Инаба во втором месяце двенадцать ен пусть послужат ему дорожными, и за тем дело с ним кончено; для церковной службы никому он не нужен.

15/28 января 1902. Вторник.

О. Петр Кагета просит денег на дорогу в Акита: катихизатор Илья Сато выдает свою дочь, недавно здесь в нашей школе кончившую курс, за чиновника, что недавно перешел из католичества. Пишет о. Кагета, что «следовало бы им, зовущим его повенчать, снабдить его дорожными, но» — за этим «но» вечно Миссии приходится раскошеливаться.

Николай Такаги, катихизатор в Ионако, пишет в начале на целом листе хвалебный гимн православному богослужению — что «благолепие его восхищает, привлекает» и прочее. Смотрю, к чему клонит? Известно, к чему; следовало с первых слов догадаться: в конце просит стихарь и ризы для тамошней Церкви. Отвечено: пусть христиане соберут и пришлют деньги на выписку из России.

Христианин из Аомори, чиновник Стефан Доки был, просил принять его дочь в Женскую школу. Но за нее еще прежде просил катихизатор в Аомори, Семен Мацубара, и она состоит в списке кандидаток на принятие девятнадцатой, когда дойдет очередь до нее, будет принята, тем более, что на полном своем содержании. Говорил Доки, что Вера Миура, только что кончившая здесь курс, в Аомори уже служит учительницей в городской школе, и отлично служит, в то же время учит христиан церковному пению и заправляет церковным хором, который там состоит человек из двадцати больших и малых.

16/29 января 1902. Среда.

Утром были два русские батюшки, с броненосцев «Петропавловск» и «Полтава», вчера пришедших в Иокохаму. Постарался поскорее отправить их к о. Сергию Глебову, чтобы не мешали переводу. После полудня до вечера были с визитами: адмирал Николай Илларионович Скрыдлов, капитан «Петропавловска» — Греве, «Полтавы» — Озеров и несколько офицеров; также доставили общие визитные карточки кают–компаний обоих броненосцев. Меня пусть извинят, что не отдал визит — для того надо бы потерять целый день, что для перевода немалый ущерб.

Из писем сегодня рассердило письмо Нифонта Окемото, катихизатора в Оою: «долги–де есть» — на уплату просит двадцать ен. Впрочем, послал восемь ен, не из церковных, а от себя.

17/30 января 1902. Четверг.

Японский гражданский праздник — память отца нынешнего Императора; школы не учились, мы с Накаем до обеда не переводили. Зато я поработал над ответами. А после обеда, с первого часу до шести часов, был на собрании в (городском доме) Общества молодых людей (Канда, Митосирачё). Василий Ямада, начальник «Сейкёо Сейнен–квай» (Православного Общества молодых людей) на днях побывал в Асио, чтобы посмотреть на бедствия тамошних жителей от медного рудника, принадлежащего купцу Фурукава. Вернувшись, задумал устроить благотворительное собрание в пользу бедствующих; сегодня и происходило оно и вышло блестящим. Производилось оно нашим «Сейнен–квай»; распорядителями были — главным Василий Ямада, потом семинаристы, продававшие билеты и смотревшие за порядком. Зал был битком набит — внизу и на хорах; вероятно, не менее полторы тысячи было. Ораторов было по программе одиннадцать; в том числе два члена Парламента: Симада Сабуро и Судзуки Мандзиро; первый в то же время издатель большой газеты «Маиници—Симбун»; три наших православных: Иван Акимович Сенума, Петр Исикава и Василий Ямада; два протестантских бокуси Тамура и Метода, дальше: начальник Женской школы, председатель Женского общества, Бунгакуси Мива, писатель Киносита. Пришед- ши в десять минут второго часа, я уже застал говорящим Петра Исикава. Описывал бедствия трехсот тысяч людей от отравления медью воды, земли и воздуха; пенял на правительство, что оно только и занято бюджетом и старанием добыть денег, забывая про народ. Потом говорил ученый Мива, безобразно расхаживая по сцене; рассматривал медное отравление народа с точки зрения добродетели (доотоку) и тоже осуждал незаботливость правительства. Выразился, между прочим: «не могу рассматривать этот вопрос с точки зрения религиозной, так как религия заботится о будущей жизни, а с настоящею не имеет дела», каковым суждением выразил свое религиозное невежество. Протестант Мотода сказал порядочно, старался возбудить сострадание к страждущим. За ним журналист Киносита бранил и осмеивал Правительство, особенно Министерство Народного Просвещения — за недавнее запрещение студентам Университета участвовать в митингах об отравлении воды в Асио. За ним взошел на кафедру протестантский бокуси (пастор) Тамура и действительно, разжалобил до слез: описывал свое посещение отравленной местности; что там поголовное крайнее обеднение, ибо земля перестала родить что–либо, и почти поголовное боление и большая смертность; рассказ был простой, но он так выразительно выкрикивал его, что потрясал нервы, например, сказал фразу: «я не понимаю действий правительства», и не понимаю — «вакаримасен» повторил, возвышая голос и обращая его в истерическое вскрикивание, раз семь; каждую тираду так заканчивал, и при этом выхватывая платок утирать свои слезы, он растрогал аудиторию до того, что, когда, кончая речь, попросил тут же пожертвовать на помощь несчастным, кто сколько может, сейчас же набросили семьдесят семь ен.

Затем говорил Судзуки Мандзиро, то же расхаживая по кафедре, и так долго и скучно, что крайне всем надоел. Начал с злохуления Парламента, в котором сам же заседает: «он — Парламент — совсем потерял уважение народа; на него теперь никто не обращает внимания; и в газетах теперь о борцах (сумотори) много пишут, а о парламентских прениях — разве несколько строк»; потом говорил о своем посещении Асио для исследования и прочее. Бесполезно старались хлопаньем прогнать его с кафедры; тянул, пока хотел.