Несравненное право - Вера Камша

Девочка влюблена в Уррика, а ему с ней пока просто легко и спокойно. Но когда гоблин вернется в свои горы, из этой дружбы может что-то выйти. Они прекрасная пара, а Уррик достоин того, чтоб его любили по-настоящему.

Криза нравилась Илане, нравилась, несмотря на то что орка чутьем, присущим любой влюбленной женщине, сразу же угадала в жене регента соперницу, и соперницу счастливую. Девчонка дичилась, смотрела рысьими глазами, отказывалась отвечать и… до боли напоминала дочери Марко ее самое год назад, когда ее затопила любовь к эландскому герцогу. Оставалось надеяться, что Криза не натворит таких бед, как она. Принцесса еще раз вздохнула и решила все же заставить себя заснуть, как вдруг что-то словно бы опалило ее. Невольно прижав тонкие руки к вискам, женщина пыталась отдышаться, понять, что же происходит, однако ничего не получалось — подскочившее к горлу сердце билось неровными толчками, липкий холодный пот струился по спине, в ушах стоял звон. Ланка поняла одно — происходит что-то страшное.

Вжимаясь в стену, дочь Марко с ужасом следила, как большое зеркало, с незапамятных времен стоявшее в ее спальне, перестало отражать что бы то ни было. Изнутри стекла всплывали мутно-серые клубы, казалось, там кто-то стирает отвратительно грязное белье. Илана, то ли связанная каким-то гадким заклинанием, то ли просто смертельно перепуганная, не могла даже глаза закрыть и ошалело смотрела в ополоумевшее стекло, которое принялось колебаться и вспучиваться, повторяя движения серого марева, а затем слилось с ним в одно целое. И когда белесая мгла потекла в комнату, вместе с ней вперед шагнула знакомая грузная фигура. Хозяин Высокого Замка явился домой, и тотчас все стало на свои места. Зеркало опять было зеркалом, в котором честно отражалась противоположная стена и интимные мелочи, разложенные на туалетном столике.

Ланка, с трудом скрывая отвращение, приветствовала супруга. Несколько помятый и еще более обрюзгший, чем в прошлый раз, но живой и здоровый, Годой был явно доволен собой.

— Я тебя напугал, детка, что поделать, я не могу открыть тебе все свои секреты, хотя ты у меня и умница, — регент подошел к жене, взял ее унизанной перстями рукой за подбородок и какое-то время рассматривал, словно бы в первый раз.

— Хороша, — удовлетворенно произнес он наконец, — именно то, что нужно после дальней дороги, — и решительно подтолкнул женщину к застеленной кровати. Илана не сопротивлялась: зачем? Он все равно с ней так или иначе справится и при этом испытает дополнительное удовольствие. Принцесса покорно и равнодушно предоставила себя набросившемуся на нее бородатому упитанному мужчине, пытаясь про себя представить — нет, не Рене — это было бы просто кощунством, но хотя бы Уррика. Увы! Годой оставался Годоем, хорошо хоть, что он был слишком занят собой, чтобы следить за женой, которая, теребя зубами подушку, лицом в которую ее ткнул охваченный страстью супруг, лихорадочно соображала, что же ей сейчас делать.

2230 год от В.И. Утро 2-го дня месяца Лебедя. Святая дорога

Рене остановил коня только к полудню. Рунское нагорье давным-давно скрылось из глаз, дорога петляла среди зеленеющих кленов и буков и была совершенно пуста. С точки зрения Арроя. Беспристрастный наблюдатель, напротив, отметил бы, что на обычно тихой дороге слишком людно. Прохожие с удивлением оглядывались на герцога — некоторые знали, каков из себя эландский вождь, но не могли сразу сообразить, кто же этот одинокий всадник на дрожащем от усталости вороном коне. По всему выходило, что настоящему Рене Аррою здесь делать нечего, но черная цепь на шее, седые волосы, темные брови и бородка… Такое не перепутаешь! Пока никто с вопросами не приставал, но остатки здравого смысла заставили свернуть в лес. Что делать дальше, адмирал не знал — здесь, у Ящеричной горы, в Святую дорогу вливался Лесной тракт, от которого, в свою очередь, отходили дороги на Пантану и Грэньи, один из самых крупных городов Срединной Арции. Герика могла свернуть куда угодно… У нее были в запасе три или четыре оры, и она, в отличие от него, была вольна делать, что хотела.

Рене лихорадочно пытался угадать, куда же двинулась эта непостижимая ведьма. Вообще-то будущего короля Эланда такой ее поступок должен был радовать, но вот Рене Аррой — человек и мужчина — примириться еще и с этой потерей не мог.

— Ну и что ты собираешься делать? — знакомый менторский голос оторвал адмирала от лихорадочных расчетов. — Искать женщину, когда она не хочет, чтобы ее нашли, труднее, чем верблюду пройти через игольное ушко. Кроме того, Герика Годойя поступила логично и обоснованно. Наличие в Идаконе Эстель Оскоры, даже если она утратила свою Силу, создаст общий дискомфорт, — Жан-Флорентин с удовольствием произнес заковыристое слово, — нельзя забывать и о том, что Годойя является дочерью и наследницей злейшего врага Благодатных земель и вдовствующей королевой Таяны, что создает определенный юридический казус. А посему ее добровольный уход облегчает нашу, — жаб особо подчеркнул последнее слово, — геополитическую задачу. Нет человека — нет вопросов!

— Уймись, — отмахнулся Рене, — я ее все равно найду. Даже если придется пешком добираться до Эр-Атэва.

— Это несерьезно, — Жан-Флорентин от возмущения стал отливать фиолетовым, — государственный ум должен отбрасывать второстепенное ради приоритетного.

— Я и не зову тебя с собой, — адмирал спрыгнул с коня и поднял тому переднюю ногу, внимательно осмотрев подкову. — Проклятье, скоро придется менять. Что ж, Жан, я должен тебя поблагодарить и, наверное, отвезти домой. Тем более Герика вполне могла направиться в Пантану, ну а потом… Феликс и Мальвани, а Ри — славный паренек, так что и за Арцию и за Эланд я спокоен.

— Это как сказать, — Жан-Флорентин был искренне расстроен. — Годой бежал, и он все еще весьма опасен, возможно, даже опаснее, чем был. Эмзар очень обеспокоен тем, как ему удалось исчезнуть. Но даже если война закончится, авторитет Церкви в Эланде держится только на твоем авторитете, а Совет Паладинов может без тебя совершить ряд ошибок… Нельзя забывать и о судьбе пленных, они сдавались, рассчитывая на твое слово, а в твое отсутствие их судьба может оказаться плачевной. Зрелище победы бывает страшнее зрелища поражения. И потом, ты же дал обет принять в Светлый Рассвет корону.

— Да, я дал обет, — нехотя подтвердил Рене, — но сейчас я дал себе другой, не менее важный — найти ее, хотя бы чтобы проститься.

— Вот оно, — вздохнул жаб. — Вот любовь, которая должна спасти мир.

— Мир уже спасен, ты сам говорил. И спасла его не моя любовь, а Герика… Об этом нам и толковали Прежние, а мы не понимали.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});