Литература как жизнь. Том I - Дмитрий Михайлович Урнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Своими непосредственными впечатлениями от России Николая II Генри Адамс делился с вершителями американской политики: «Разумеется, Россия есть то, что она есть. Нет смысла полагать, будто она современна, напоминает Америку, уже обладает экономикой. Но она же может вырваться далеко вперед на протяжении ближайших ста лет. Её размеры огромны, её соседи рядом с ней – карлики, а при такой огромности и мощи скорость движения играет роль второстепенную»[305]. Эти суждения Генри Адамса оценим сравнительно. Прежде чем опровергать его статистикой невероятного, ныне превозносимого, предреволюционного российского прогресса, надо обратиться к отечественным источникам и сопоставить впечатления заокеанского визитера с тем, что тогда же о своей стране говорили самые разные авторитеты: Менделеев, Эмиль Лесгафт, Толстой, Чехов, Столыпин, Розанов, Ленин. Доклад Менделеева, посетившего Америку, сводился к одному слову: «Работают». Разве в России не работали?! Менделеев уточнял: населения в Америке меньше, а работающих больше. Стоит учесть мнение и жившего тогда в Америке Петра Алексеевича Дементьева, который писал об американцах, «работающих так, как у нас не работают». Ленин говорил: «Плохие работники» и думал ввести принцип тейлоризма: «Погоняй – не стой!»
Дементьев на родине, не зная, к чему руки приложить, покинул Россию глубоким пессимистом, за океаном, став Питером Деменсом, проложил железную дорогу и основал город Санкт-Петербург (где Марк Твен «поселил» Тома и Гека). Повидавший Америку в конце XIX века Григорий Мачтет вынес точно такие же впечатления: кипучая деловая деятельность. С восторгом подъем промышленного капитализма в Америке наблюдал Энгельс. Чем восторгался? Закладкой фундамента социализма.
У нас было всё: созидательный труд и предприимчивость, но для такой огромной страны, как наша, всегда всего оказывалось мало. «У нас работают ещё очень немногие» («Вишневый сад»). По дороге от Варшавы до Петербурга Генри Адамс не заметил индустриальных городов. Мой Дед Вася в 1917 г. слушал лекцию Эмиля Лесгафта, брошюра с его лекцией «Чем богата и бедна Россия» у нас сохранилась, и я прочитал: протяженность железных дорог в России самая большая в мире, а по насыщенности железнодорожной сети Россия – на одном из последних мест[306]. «Великий Сибирский путь был лишь тонкой ниткой одноколейной железной дороги»[307]. Сетью железных и шоссейных дорог наша страна не опоясана до сих пор. Отрицая ленински-сталинский тезис о «России – тюрьме народов», сегодня приписываем себе гуманное неуничтожение колонизируемых народностей, однако эта гуманность проистекала из неделания того, что делают колонизаторы, промышленно осваивая девственные земли, пример – Калифорния. А мы потеряли Русскую Америку, потому что не смогли заселить достаточной рабочей силой[308]. Золото русские нашли, но решили скрыть находку, чтобы не набежало слишком много иностранных переселенцев, что и произошло, когда на участке мистера Саттера, которому Россия поспешила продать Форт Росс, было открыто золото и хлынула с противоположного побережья толпа старателей, растоптавшая даже лесопилку Саттера, а в результате возникла Западная Пальмира, Сан-Франциско.
Ещё в 1968 г., когда мы с Шашириным доставили в Америку тройку, к нам приходил старик-пасечник Марченко, живой персонаж повести Короленко «Без языка». В отличие от литературного героя, наш знакомый свободно изъяснялся на американском английском с очень сильным украинским акцентом. Среди прочего, он нам рассказывал о своём приятеле, летописце Русской Америки Иване Кузьмиче Окунцове. Изданная в Рио-де Жанейро книга Окунцова, которую я со временем прочитал, это сокрушающая сердце эпопея нашего блеска и нищеты, предприимчивости и пустопорожней растраты сил, невероятных достижений и опрометчивых утрат, героических порывов и легкомысленных пусканий всего насмарку, широчайших государственных планов и бездумного непостоянства государственной политики, упустили реальную возможность установить границы Российской Империи по всему североамериканскому побережью от Аляски до Калифорнии. Отдавая за бесценок «одну из самых богатых областей в мире», русское правительство утвердилось в убеждении: «Русская колония в Северной Америке малоценна». Так говорит Окунцов об Аляске, он же рисует закулисную картину сделки: взятки и воровство среди дипломатов и высокопоставленных чиновников российских, от которых не отставали их американские коллеги[309]. Без кулисы, включая взятки и воровство, не обходится никакая политика, таковы слабости той силы, что называется человеческим фактором, но даже воровство приводит к разным результатам в зависимости от направления усилий – к созиданию или же к разрушению. Причина нашей продажи Аляски, говорит Окунцов, заключалась в неудачной Крымской войне, один отрицательный результат вызвал и другой, американцы же, поначалу недовольные покупкой неведомой территории на краю света, в итоге получили неисчерпаемый источник ресурсов и сумели им воспользоваться.
В мемуарах Витте ни слова о Генри Адамсе. «Дневники» Ламсдорфа ограничены 1890-ми годами. Архивист-публикатор Валерий Александров, сотрудник ИМЛИ, которому я предложил сотрудничество, успел в архивах Министерства Иностранных дел найти въездную визу Генри Адамса, но нездоровье помешало Валерию продолжить поиски, а другие исследователи, кажется, не заметили символического паломничества, совершенного внуком и правнуком Президентов США, спутником Сенатора и другом Государственного секретаря. У кого будет возможность осуществить изыскания, тот, быть может, установит, зачем приезжал в Россию автор «Воспитания Генри Адамса», и как при участии американцев началась и прекратилась Русско-Японская война, пролог к Первой Мировой.
За мой проект хлопотали Вадим Маркович Медиш, вдова Сайруса Итона и (по её просьбе) Джордж Кеннан. Ответа на заявку не последовало, что означало отказ.
На долгом острове
Спуск флага
Союз нерушимый республик свободных
Сплотила навеки великая Русь.
Да здравствует созданный волей народов
Единый могучий Советский Союз.
Слова Сергея Михалкова и Эль-Регистана.
Эти слова, как только они появились, я разучивал в первом классе начальной школы Магнитогорска, куда во время войны был эвакуирован вместе с родителями. Тогда же моя будущая жена со всей своей семьей находилась на австрийской территории в нацистском трудовом лагере, слышать нового Гимна они не могли, вспоминали и пели советские песни. Сорок девять лет спустя мы с женой смотрели, как снижается над нашим Посольством советский флаг, обозначая распад нерушимого Союза.
Некоторое время мы кочевали почасовиками из университета в университет от Вашингтона до Чикаго. Русские американцы Д. Д. Григорьев и В. М. Медиш организовали мне курсы в American University и в Georgetown University, выступил я с лекцией и в Университете Чикаго, где профессорствовали партнеры по Двусторонней Советско-Американской Комиссии, Tom Mitchell и Robert Scholes. Спасительную
