Культ свободы: этика и общество будущего - Илья Свободин

возникает просто от того, что кто-то излишне преуспевает. Расслоение всячески воспроизводит само себя и полное равенство безусловно невозможно. Рынок творит экспоненту, лишающую свободы большинство населения. Эта закономерность – такая же обьективная рыночная сила, как и весь окружающий детерминизм. Чтобы преодолеть ее, необходимо стремиться не к совершенной конкуренции, а к совершенной эквивалентности. Тот факт, что в природе нет совершенства, не может нас остановить. Однако мы еще в самом начале этого пути и пока эквивалентность с таким трудом и бессоницей идет в руки, можно воспользоваться хотя бы самыми простыми способами. Например вносить в неэтичный рынок разумные коррективы. Отказ от наследования – вполне разумная альтернатива ежегодной добровольной раздаче денег бедным.

Другой вредный аспект чрезмерных капиталов – они превращают людей в паразитов. Паразитизм естествен в природе, но совсем не обязательно – в обществе. На этичном рынке паразитом стать трудно. Но когда у паразита есть капитал, этичный рынок исчезает. Капитал – такая сумма которая не только растет сама по себе, но и позволяет кормиться на этом. Капитал, возможно, необходим для инвестиций, но ниоткуда не следует, что он должен принадлежать одному рту. Паразиты накапливают капитал не столько ловким экономическим насилием в обмене, сколько другими методами. Ибо заимев капитал непонятно каким образом, они становятся внерыночными игроками – их больше не волнуют потребности экономики и польза других. Они превращаются в хранителей капитала и принципиальных врагов свободы. Эти враги озабочены, и не в хорошем смысле, любыми внерыночными механизмами (личные связи, олигархия, династические браки), препятствующими честной конкуренции и кооперации. Вот она – паразитическая логика наследования!

– Справедливость рынка

Но можно ли говорить о такой материи, как этичность рынка? Конечно нет, если рассматривать рынок сам по себе, независимо от его приложения к обществу. Рынок – инструмент, механизм и способ, у него нет морали. Силы рынка, как и остальной неразумной природы, создают несправедливость когда этому способствуют сами люди. Например дождь обьективно реален, но несправедливо заставлять мокнуть одних за счет других. Также на рынке – свободный обмен порождает несправедливость тогда, когда люди позволяют одним пользоваться его возможностями за счет других.

Рынок – порождение свободы, ибо отнять собственность проще насилием. В рынке нет никакого другого смысла, кроме возможности человеку освободиться и стать самим собой. Рынок не должен быть оптимальным, эффективным, снабжать всех хлебом и зрелищами. Это все – побочные результаты, возникающие тогда, когда каждый приносит пользу всем. Рынок должен давать каждому возможность максимально свободно проявить себя. И ничего больше. Вся другая эффективность вытекает отсюда. Другой эффективности просто неоткуда взяться, потому что самый ценный экономический ресурс – человеческие способности и таланты. И иначе, как честным и этичным рынком его распределить никак не получится.

Если личная сфера производит биологическую оболочку людей, то рынок производит их экономическую сущность – позволяет вскрыть, углубить и применить их способности и трудолюбие на радость всем. И в соответствии с этим распределить собственность. Собственность – неотчуждаемая характеристика человека и наиболее обьективная его оценка. Вот в этой обьективности – единственная справедливость рынка. Но как оценка может быть обьективной, если она с самого начала искажена наследованием? Как она вообще может передаваться? Польза приносимая человеком не может быть обьективно оценена людьми, если они имеют преимущество перед ним, или могут повлиять на него. Равно как и он на них. Только полная независимость и сходные условия существования сделают сравнимыми их потребности. А это и есть условия договора – отсутствие насилия! Нужда – это ограничитель свободы, ведь если кто-то чрезвычайно нуждается в чем-то – он уже не свободен. Но излишки – это ограничитель свободы других, потому что теперь другие оказываются нуждающимися. Потребности и возможности относительны. Нужда, как и излишки, не должна влиять на обьективность, ведь другие не виноваты, если у кого-то личные проблемы. Достигнуть такой персональной обьективности помогли бы практические меры. Отмена наследования, я имею в виду.

Наследование препятствует договору, в который включается каждый новый член общества. Имея за собой тайную поддержку других, нечестный противопоставляет себя тем, кто действует в одиночку, честно полагаясь на свои силы. Мафиозные кланы, повязанные кровью хоть по родству, хоть по делам, как и любая группировка должны оставаться вне пределов рынка. Пусть живут где-нибудь в лесу. Клановая мораль противоречит свободе, привязанному к своему роду человеку не нужен рынок. Что он там будет делать? Он доверяет только своим. Мой дом – моя крепость? Вот пусть там и сидит, пусть там и торгует.

До тех пор, пока с наследованием вопрос не решен, вопрос справедливости будет также упираться в вопрос первоначального присвоения. Не будь наследования, вопрос бы как-то решился. В чем вопрос? В том, что только полные идеалисты могут полагать, будто первая собственность была присвоена справедливым образом, например путем смешивания долгого, тяжелого и упорного труда с ничейными ресурсами. Реальность была куда быстрее и легче. И несправедливее. Тем не менее за давностью лет, сторонники "исторической" (а я бы сказал кровавой, ибо история эта кровава хлеще некуда) справедливости считают справедливым то, что получилось в результате доисторических военных авантюр и что продолжает удерживаться с тех пор в девственно-несправедливой чистоте благодаря насильственно-наследственным обменам. Несмотря на изящество такого этического принципа, нормальный человек над ним даже смеяться постыдится.

С точки зрения нормального человека, наследование – не что иное как узаконенное насилие, потому что все первоначальное приобретение было таковым. И не только первоначальное. Еще и сейчас, в условиях системного и систематического насилия, едва ли можно найти действительно крупную собственность, приобретенную справедливо. Впрочем, мелкую тоже. Настоящая частная собственность – следствие договора, свободы и добровольности. Значит, пока не решен вопрос первоначального присвоения, все нынешние капиталы нелегитимны. Нетрудно видеть, что единственный реально работающий способ вырваться из этого заколдованного круга – не изьятие и не передел, а отказ от наследования. В случае, если сам отказ, разумеется, реально заработает.

– Корень аморальности

Социальная справедливость требует обязательного уравнивания стартовых условий – это ощущение кроется где-то в самой глубине моральной машины разума, в самом центре ее двигателя. В любой игре, тем более такой серьезной как жизнь, карты должны быть розданы честно. И если глубинные нравственные чувства нам не лгут – наследование в высшей степени аморально.

Да, можно опять вернуться к неразумной природе и посетовать, что та не знает справедливости. Можно извлечь из загашников занюханные в пыль возражения, что уравнивать – дело пустое. Можно состроить скорбную физиономию и погрустить, что нашему