Культ свободы: этика и общество будущего - Илья Свободин

свободны. Охомячивание само порождает угрозу насилия и нового детерминизма. Никому не нравится, когда хомяки гребут под себя, пока все остальные честно помнят о будущем коллектива и человечества. Наше время не родо-племенное, семья уже не выживает, она не самодостаточна. Будущее обеспечивается не наследством, а всем обществом. Оно – залог последующего порядка, гарант стабильности общественных норм. Наследование подрывает эти нормы и ставит под угрозу выживание семьи. Оно отрицает само себя. Не об этом ли нам напоминают судьбы всяких мафиозных кланов? Я имею в виду тех, кого уже посадили, а не тех, кто только готовится к этому торжественному моменту.

Интересно сравнить хомячную сущность клана, озабоченного самосохранением, с нормальной коммерческой компанией, ориентированной на честную конкуренцию. Личные связи в компании не мешают формальным. Компания действует в рамках рыночных норм, тогда как клан противопоставляет себя рынку. Партнеры ставят этику выше личных отношений, тогда как у сообщников своя собственная этика – как принято между своими. Нет ничего удивительного в том, что клановая этика в итоге всегда приводит к несправедливости и насилию. Если партнеры четко и честно делят собственность, то кланы, ордена и прочие мутные конторы собственность консолидируют. У друзей нет "главы", а глава клана – это патриарх, пахан, старейшина или вождь, распределяющий блага. Между партнерами справедливость – честность и оценка по результатам. Клановая справедливость – преданность и вручение права на владение по родству или членству. Эта параллель иллюстрирует сходство наследия и сговора, и их отличие от свободных отношений. Или наследование, или рынок. Или этика, или сговор.

– Смешение личного и публичного

Наследование – нечто, перетаскивающее собственность из публичной в личную сферу, а потом, возможно, – опять в публичную. Ни к одной из сфер общества – ни к рынку, ни к любви, это действие отношения не имеет. Почему к рынку – понятно. Никаким обменом, тем более эквивалентным, тут и не пахнет. Формализация подобного обмена разрушила бы личные отношения, а собственность могла бы уплыть на сторону. Но почему к любви? Ведь наследование – самая естественная вещь! Мораль личной сферы основана на жертве, т.е. безвозмездной передаче собственности. Если рынок требует одних человеческих качеств, то семья – противоположных. И материальные жертвы в личных отношениях абсолютно необходимы. Не менее естественно и воспитание детей – это сплошная родительская жертва. Разве не естественно ее дополнить наследством? Разве семья не альтернативный способ перераспределения собственности?

Ну вы прямо завалили меня глупыми вопросами. Конечно, ответ – нет.

Во-1-х, личная жертва – прежде всего отказ себе в чем-либо, иначе это не жертва, а профанация. Что общего между личной жертвой и завещанием имущества, которое так или иначе оказывается ничейным?

Во-2-х, какова цель истинной жертвы? Помощь и поддержка. Что предполагает нужду в такой помощи. Какой смысл помогать тем, кто и так успешен? Помощь успешным, это не помощь, это какой-то хитрый финансовый проект на будущее. Но какой такой проект планирует умирающий? Что общего между помощью нуждающимся и наследованием? Между добровольной жертвой и вынужденным, полу-обязательным "даром"?

В-3-х, семья, как социальная структура, нацелена на "производство" людей, т.е. на придание иного, нематериального смысла существования экономическому рациональному агенту. Воспитание детей это не инвестиции в будущее, как любят думать некоторые, это совсем иной нравственный мотив. Причем этот мотив существует параллельно с социально-рыночным. Наличие семьи вовсе не мешает человеку стремиться к материальному успеху, делать карьеру, добиваться финансовых или творческих результатов. Семья и дети существуют в иной плоскости. Как оказывается, что все социальные результаты вдруг превращаются в "инвестиции" детям?

Кроме того, само производство "людей" предполагает воспитание в них чего-то иного, чем материальная оболочка и ресурсы, способствующие выживанию. Придание будущим участниками договора неоправданных благ заранее деформирует их позицию и отношение к другим, уничтожает дух свободы вместо того, чтобы укреплять его в них. Развращение подарками отдаляет человека от свободы и превращает в раба благополучия. Развращенные рабы плодят себеподобных, а не воспитывают людей.

В-4-х, жертва и даже помощь не имеют ничего общего с распределением собственности. Собственность есть статус, успех, результат социальной активности. Это не столько сами экономические ресурсы, сколько их символ. Помощь – это не символ, а самый что ни на есть натуральный ресурс, сущностно необходимый. Помогать, одаривая капиталом – нонсенс.

В-5-х, любые права собственности – это социальный договор. Частная собственность – то, что по договору принадлежит конкретному человеку. Однако, по необьяснимым причинам, завещание всегда предполагает обращение к обществу. Завещателю необходима третья сторона, чтобы помочь разобраться со своей собственностью. И не просто со своей – а еще и со своими близкими, с теми, отношения с кем лежат вне публичной сферы и любых договоров. Не предполагает ли такой казус фактическое обнуление договора?

Человек, не желающий чрезмерно усложнять жизнь близких свой смертью, заранее заботится о всех финансовых неприятностях, связанных с этим. Например, отложив на этот черный день чуть больше месячной зарплаты. Что плохого тогда в таком "наследовании"? Конечно ничего. Месячной зарплаты хватит как раз на скромные похороны. Все остальное наследование – одновременно как прямой способ разрушить публичную сферу, так и косвенный – личную. В публичной – разделить ее на личные куски и растаскать по семейным углам. А в личной?

Сколько склок и ненависти возникло в отношениях, которые были идеалистично нематериальны, пока насильственно не погружены в рыночные материи? Каково умирающему или тем более вполне живому воображать свою смерть, представлять как родственники будут ссориться и костить безвременно усопшего за "несправедливое" завещание? Испытывать ужас или удовлетворение от будущих раздоров любимых, ставших конкурентами? А гамма страстей, переживаемых наследниками? Ждать завещания и заранее стыдиться своих возможных чувств к покойному – благодарности или обиды? Эта помощь не просто обезличенная, это помощь от человека, которого нет и которого уже нельзя поблагодарить. Насколько все это приемлемо эмоционально и психологически? Очевидно не более и не менее, чем влюбленным составлять брачный контракт и воображать, что кому достанется после развода. И то и другое – следствие пещерного насилия, эгоизма и примата тупости над здравым смыслом. Странно, что все это безобразное шоу вообще дожило до наших времен. Хотя, что тут странного.

Я думаю, вероятная причина в том, что в нашей однообразной, зарегулированной жизни экстравагантные завещания (собачкам, кошкам, телефонным справочникам, не говоря о загробных утехах, обещанных при жизни), а также козни наследников (вплоть до убийств и ускоренных эвтаназий), приносят массу радостных минут скучающим зрителям, особенно тем, кому самим не повезло с подобными развлечениями.