Радужная Нить - Асия Уэно

— Откуда она у тебя? — прогудел Кенске, придвигаясь со своим седлом поближе.

— Да так, порезался.

— Не царапина! Лента. Это же его!

— Хономару и дал, — подтвердил я, мучительно сжимая пальцы. — Саке есть?

Старик без слов передал бутылочку, оплетённую соломой. Я плеснул на рану, сморщился, а он ухватил мою ладонь своей широкой лапищей и неожиданно прижался к ней лбом.

— Господин Огата! Что…

— Если он не вернётся, — глухо произнёс тот, и глаза его заблестели в мечущихся рыжих всполохах, — теперь я хоть знаю, за кого сражаться!

— Постойте, — опешил я, — он вовсе не это имел в виду…

— Пока вы отсутствовали, господин Кайдомару, — Кенске чуть ли не впервые обратился ко мне почтительно; сколько себя помнил, всегда был для него парнишкой да младшим, и только, — мои люди пребывали в растерянности. Да и во время этой суматохи… Господин верховный военачальник исчез, стоило появиться кошкам. Ёкай, глазам своим не верил, и откуда они только взялись?! И тут вы, с кличем "Нэко-мата!", а ведь кого из нас в детстве сказками не потешали? Народ и подхватил. Я нескольким торопыгам по ушам съездил за самовольство и заорал вместе со всеми. А теперь ещё и лента… Значит, правы те двое!

— Какие двое? — устало переспросил я.

— Да, из сотни Тэнсё. Говорят, были свидетелями тому, как брат назначил вас командующим всеми войсками в случае собственной гибели.

Командующим? Он для перевязки её мне дал, ведь ничего другого под рукой не нашлось! Или речь о его словах, когда зазвучала тревога, и Хоно просил меня позаботиться о Мэй? Как же легко исказить истину…

— Так это правда или нет? — потребовал ответа Кенске. — Правда, господин Кайдомару?

Я посмотрел ему в глаза. Да, солгать было бы проще. Какая разница, что хотел сказать брат, если теперь я должен ему свою жизнь? Я покачал головой.

— Нет. Его слова были ошибочно поняты. Простите, если обманул ваши надежды.

— Понятно, — одноглазый вояка тяжело поднялся и, невзирая на хромоту, стал мерить шагами и без того истоптанную землю. Наконец, остановился и обернулся ко мне.

— Вы честный человек. Любой бы соврал, но не вы… и не он. Надеюсь, понимаете, что возглавить войско, если истинный военачальник не вернётся — ваш долг? Поддержка будет.

Я молча кивнул.

— А он не вернётся, да? — продолжил Кенске, и его загорелое лицо с выпуклыми глазами исказилось от боли. — Я понял по вашему виду. Ещё когда вы внесли эту женщину. Что произошло?

Я в двух словах изложил суть событий, опуская подробности о нашем поединке и Кагуре. Хотел выставить дело так, будто брат сложил голову в битве с врагом, наславшим крыс и испепелившим его молнией, но не смог. Старик слишком хорошо знал нас обоих.

— Небесное возмездие неотвратимо, — горько промолвил он, когда я закончил рассказ. — Страсть действительно оказалась гибельной. Как он мог бросить войско ради какой-то девки, белой, как смерть? Все мои уроки, все таланты моего ученика пропали даром. Ему предстояло стать величайшим воином Империи… да он и был им, пока не встретил её!

— Женщину, которая тоже его любила, — возразил я, выдерживая испытующий взгляд покрасневших глаз. — Вам сейчас тяжело, господин Огата. И мне — тоже. А ей — хуже всех. Что касается брата… Думаю, Хоно прекрасно понимал, что при сложившихся обстоятельствах, столкнувшись нос к носу с противником, перечёркивающем все его взгляды на жизнь, он будет плохим предводителем войска.

— А вы были готовы к такому нападению, когда призывали своих кошачьих демонов? — перебил меня Кенске. — В ваши представления все эти крысы с кошками укладываются, я так понимаю?

— И крысы, и кошки, и совы. Путешествие было очень познавательным! Но я неважный боец, как вам известно. А военачальник — так и вовсе никудышный. У меня недостаточно опыта для осады — которой, кстати, хотелось бы избежать… Пойдут ли за мной люди?

— Люди? Да они только и твердят про Нэко-мату! Стоит расползтись слухам о последней воле вашего брата, так и вовсе молиться на вас начнут! А насчёт осады поговорим на совете, — вздохнул мой новый наставник. — После похорон. Ради того, чтобы сохранить честь этого безумца, и ради укрепления собственной власти — проведите их как можно быстрее!

— Да. Но тайна его смерти останется между нами.

— Я любил его, как родного сына, которого у меня никогда не было, — ответил Кенске. — Что бы он ни натворил — не хочу, чтобы одно решение, принятое под влиянием чувств, затмило годы великой славы. Помню, как он явился ко мне впервые: спесивый юнец во всём новеньком, уверенный, что неплохое владение тати уже даёт ему право командовать сотней… — Он снова взял меня за руку, на этот раз здоровую, прижимая её к сердцу. — Могу поклясться, если хотите.

— Лишнее, — остановил я его. — Такие клятвы не произносят вслух.

Несмотря на мудрый совет Кенске проспать остаток ночи, я отправился бродить по лагерю, как только гонец от Мидзасиры пустился в обратный путь. Его войско по-прежнему присматривало за Северными и Восточными вратами Кёо, и от крыс не пострадало. Этого и следовало ожидать — впрочем, я скрыл свою осведомлённость.

Утром — похороны, после которых мы подтянем силы к Западным вратам. И начнётся осада…

Накануне таких событий отдых и впрямь бы не помешал. Но стоило только прекратиться дождю, как ноги сами понесли меня из-под навеса в ночь. Мне нужна была Юки. Нужна, как воздух. Убедиться, что она жива. Поговорить. Я боялся заглядывать в повозку с Ю сильнее, чем наступления рассвета! Что сказать Мэй, какими словами утешить её, если мне самому нет утешения? Я не смог солгать Кенске, не смог доверить старому вояке всю боль своего сердца. Брат погиб, защищая меня — как некогда это сделала мать. И уже один его верный друг, не зная всех обстоятельств, считает это не подвигом, но карой небесной. Ты был прав, Хоно, называя меня предателем!

Я спотыкался о сапоги спящих, закутанных в одеяла и промокшие плащи, выслушивал ругань и продолжал шататься по лагерю, бездумно и бессмысленно.

Девушка словно в воду канула. Должно быть, мирно спала среди прочих воинов. В темноте её наверняка приняли за паренька, чьего-нибудь помощника, потерявшего хозяина. Не хочу думать об ином исходе. Не хочу! Хватит одной потери.

Поглощённый раздумьями, я не заметил бы, что покидаю лагерь, не окликни меня часовой. Отозвался и лишь тогда узнал направление, избранное неосознанно. Что ж, так тому и быть.

От повозки остался лишь покорёженный остов. Я задрал голову. Комок железа приплавился намертво к передней дуге. Доспех о-ёрой, некогда такой нарядный, с пластинами, переплетёнными цветными шнурами, теперь съёжился, напоминая остановившееся сердце. Ливень смыл остатки пепла, и единственные кости, найденные мной, были слишком крупными и принадлежали несчастным животным. Волам явно не повезло. "От меня одни беды". Кто это сказал? Ах да, Мэй…