Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха - Франсуа Керсоди

«Максуэлл-Файф: Разве не очевидно, что вы всегда знали, как заявил Гитлер 22 августа, что Англия и Франция не станут нарушать нейтралитет Голландии, а вы были готовы сделать это сразу же, когда этого потребуют ваши стратегические и тактические интересы? Разве это не абсолютно ясно?

Геринг: Не совсем так. Мы готовы были это сделать только тогда, когда это стало бы политически необходимым. И если бы к тому времени располагали сведениями о политической позиции британцев относительно нейтралитета Голландии и Бельгии.

Максуэлл-Файф: Ваше “не совсем так” очень похоже на согласие».

Но самое худшее ожидало Геринга впереди. Обрисовав роль люфтваффе в агрессии Германии против Югославии, предъявив документы о борьбе с партизанами в СССР, обличающие Геринга, обвинитель перешел к весьма болезненному вопросу о концентрационных лагерях.

«Максуэлл-Файф: Вы хотите убедить суд в том, что, будучи в 1943 году вторым лицом германского рейха, ничего не знали о концентрационных лагерях?

Геринг: Я ничего не знал о том, что там происходило, и о тех методах, которые там практиковались, после того как перестал за них отвечать.

Максуэлл-Файф: Позвольте вам напомнить факты, которые уже были представлены суду: только в одном Аушвице были уничтожены 4 миллиона человек. Вы это помните?

Геринг: Об этом я услышал здесь, но считаю, что это никак не было доказано… Я имею в виду цифру…

Максуэлл-Файф: Допустим, эта цифра […] верна на пятьдесят процентов, и тогда число жертв составило 2,5 миллиона человек. Не хотите ли вы сказать суду, что министр рейха с вашими полномочиями мог не знать, что там происходило?

Геринг: Я продолжаю это утверждать, потому что эти факты от меня скрывались. Добавлю также, что, по моему мнению, фюрер тоже не знал о размахе того, что там происходило».

Это удивительное утверждение проделало в обороне новую брешь, и обвинение сразу же воспользовалось ею после возобновления заседания трибунала во второй половине дня.

«Максуэлл-Файф: Мне помнится, вы заявили суду, что до самого конца ваша преданность фюреру была непоколебима. Так?

Геринг: Именно так.

Максуэлл-Файф: И вы пытаетесь оправдать и прославить Гитлера даже после того, как он отдал приказ казнить пятьдесят молодых офицеров авиации в лагере люфтваффе “Люфт III”?

Геринг: Я не пытаюсь ни оправдать фюрера Адольфа Гитлера, ни прославить его. Я просто хочу подчеркнуть, что сохранил верность присяге не только в радости, но и в беде, когда это делать намного труднее. […]

Максуэлл-Файф: В любом случае Гитлер должен был прекрасно знать, что происходило в концентрационных лагерях, о том, как там относились к евреям и рабочим, не так ли?

Геринг: […] Не думаю, чтобы его об этом информировали.

Максуэлл-Файф: Вы хотите сказать, что в Германии об этом знали только Гиммлер и, возможно, Кальтенбруннер?»

Тут обвинитель зачитал отрывок из протокола совещания Гитлера, Риббентропа и регента Венгерского королевства Хорти, которое состоялось 17 апреля 1943 года. Тогда Гитлер, в частности, сказал: «[Польские] Евреи, которые не могут работать, должны погибнуть. С ними надо обращаться, как с бациллами туберкулеза». А Риббентроп добавил: «Евреев следует уничтожить или поместить в концентрационные лагеря. Другого решения нет».

«Максуэлл-Файф: Вы слышали то, что я прочел? Это происходило в апреле 1943 года. Вы продолжаете утверждать, что ни Гитлер, ни вы не знали о политике уничтожения евреев?

Геринг: Чтобы подправить документ…

Максуэлл-Файф: Пожалуйста, ответьте на мой вопрос!

Вы по-прежнему утверждаете, что ни Гитлер, ни вы не знали о политике уничтожения евреев?

Геринг: Что касается Гитлера, я уже сказал, что не думаю, что он об этом знал. Что же касается меня лично, я сказал, что не знал даже приблизительно, какие масштабы это имело.

Максуэлл-Файф: Вы не знали о масштабах политики, направленной на уничтожение евреев, но знали, что она проводилась?

Геринг: Нет, это была политика эмиграции, а не уничтожения. Я был в курсе лишь отдельных случаев.

Максуэлл-Файф: Благодарю вас». Неодобрительные шепотки в зале показали, что доверие к показаниям Геринга сильно пошатнулось. В этот момент слово взял Главный обвинитель от СССР Руденко. Вначале он расспросил подсудимого о ближайших сотрудниках Гитлера в различных областях, затем о подготовке к нападению на СССР и перешел к целям войны Германии против Советского Союза, подразумевавшим захват огромных советских территорий. В связи с последним вопросом Руденко напомнил о предъявленном ранее трибуналу документе 221-Л, являвшемся протоколом состоявшегося 16 июля 1941 года совещания у Гитлера, на котором присутствовали Геринг, Борман, Кейтель, Риббентроп и другие. В ходе этого совещания Гитлер определил целью войны против СССР захват советских территорий до Урала, присоединении к империи Прибалтики, Крыма, Кавказа, волжских районов, подчинение Германии Украины, Белоруссии и других областей. «Вы помните это совещание?» – обратился советский обвинитель к Герингу. Тот ответил, что помнит этот записанный Борманом протокол, что присутствовал на этом совещании, а потом, попросив копию протокола, подчеркнул, что «не разделял эти безграничные предположения».

«Геринг: Дословно здесь сказано следующее: “В ответ на это, то есть в ответ на длительное обсуждение этих вопросов, рейхсмаршал подчеркнул важнейшие моменты, которые в настоящий момент могли быть для нас определяющими, а именно – обеспечение продовольствием в той мере, в какой это необходимо для экономики, а также обеспечение безопасности путей сообщения”. Я хотел свести все эти речи к действительно практическим вещам.

[…] Если бы вы владели немецким языком, то вы поняли бы весь смысл этого выступления из предложения: “В ответ на это рейхсмаршал подчеркнул…”, – это значит, что я тогда не сказал, что протестую против аннексии Крыма или против аннексии прибалтийских стран. Я не имел никаких оснований для этого. Если бы мы победили…

Руденко: То вы бы это осуществили?

Геринг: …то после окончания войны это бы последовало так или иначе, независимо от того, использовали мы бы аннексию или нет. Но в тот момент мы еще не кончили войны и еще не победили. Вследствие этого я лично ограничился лишь практическими вещами.

Руденко: Понимаю. Следовательно, вы считали, что аннексия этих территорий должна была произойти позднее. Как вы сами сказали, аннексия последовала бы после окончания войны. Значит, принципиальных возражений вы не высказали?