Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин

— Значит, твои все погибли.

Мы сидели у небольшого жаркого костра — костра низачем, ради живого огня — было достаточно тепло. Йенс кивнул:

— Да. Последние — почти два года назад… — он погладил ладонью свой недлинный меч. — Почти два года назад, — повторил Йенс. — Как раз тогда нас Андрей, — он кивнул на Альхимовича, полулежавшего рядом с травинкой в углу рта, — нашёл.

— Очень вовремя, — усмехнулся Андрей, и я с жадностью почти неприличной повернулся к старому другу. — Но, если уж совсем честно, я никого не искал. Просто шёл и шёл на восток… Разозлился я, Олег, — он положил ладонь мне на колено, сжал. — Извини.

— Да ладно, — я смутился, — сам дров наломал выше крыши… Такая поленница получилась — не разворошишь…

— Остались мы вдвоём, — продолжал между тем Йенс, глядя в огонь своими холодными, умными глазами. — Потом прибились к Игорю Комлеву, и сейчас с ним ходим. Мы тут дозором, а Игорёк, — он указал рукой на северо-восток, — там, километров двадцать, — он внезапно посмотрел на меня и спросил: — Ты что-то хотел сказать, Олег?

— Нет, — поспешно отозвался я.

— В самом деле — зачем предлагать уйти со мной в неизвестность, если у них тут есть налаженный мир, новые друзья… девчонки, может быть… Я всё-таки попытался перехватит взгляд Андрея. Но он смотрел в степную темноту, полную немолчным треском ночных насекомых…

… — Город Света есть… — задумчиво сказал Йенс.

— Да, — подтвердил я, и невольно содрогнулся. Йенс заметил это и спросил негромко:

— Страшно вспоминать?

— Угу, — я кивнул и признался: — Каждую ночь снится, Йенс. В холодном поту просыпаюсь.

Мы сидели плечо в плечо на склоне холма, одинаково обняв колени руками и поставив на них подбородки. По босым ногам гулял ночной ветерок. Вдали гудела степь — шёл волной табун диких коней. Костёр в низине догорал; Андрей и Кристо спали. А мы никак не могли договорить — и это было тем более странно, что разговор был ни о чём. Точнее — о вещах очевидных.

— Тебе везёт, — задумчиво сказал Йенс. — Выжить после таких ран, в таких условиях… Скажи, Олег, с кем ты разговариваешь, когда грезишь?

— С Арагорном, — не задумываясь, ответил я. — ЧТО?!

Йенс тихо засмеялся:

— Спокойно, спокойно… А ты думал, у тебя одного есть советник? Нет уж…

— А что, у всех? — удивлённо спросил я. Йенс покачал головой:

— Даже не у одного из десяти. У немногих… Я догадался, потому что… потому что догадался. Арагорн — король из книг Толькюна? — он произнёс фамилию Толкиена на немецкий лад.

— Да, — подтвердил я. И, помедлив, спросил: — А с кем говоришь ты, Йенс Круммер?

— С Зигфридом, — не удивился Йенс, поднимаясь на ноги. Он развёл руки в стороны, потом — приложил кулак ко рту — и в ночь рванулся резкий, переливчатый волчий вой самца-одиночки.

Опять, опять! Пожалуйста — молчи!Когда луна парит холодной птицей,Вы слышали когда-нибудь в ночиПростую песню серого убийцы?

Рука сама хватается за нож.Ужель, почуяв близость человечью,Он злобно вспомнил, как хлестала дрожьЕго подругу, сбитую картечью?

А может быть, он плачет на луну,Поняв беду совсем иного рода:Мы все обречены на тишинуЗа горькой гранью нашего ухода.

Но, словно пропасть гулкой синевойИль ночью в чаще огонёк случайный,Тревожит душу этот жуткий войКакой-то смутной и запретной тайной.

Что знает он о звёздной глубине,Так безнадёжно в песне муча горло?Какая боль, немыслимая мне,Такую муку из него исторгла?

Как будто ветер в ивах раскачалГлухое тело мёртвого рассвета…Такой тоски я в людях не встречал —Но, может быть, они скрывают это?!.

«Чайка» — точно такая же, как черноморская — шла примерно в полукилометре от берега, и звонкий, сильный голос мальчишки, державшегося рукой за нос, донёся до нас отчётливо:

— Эй, кто там, на берегу?!

— Дед Пихто, — буркнул я по-русски. Кристо, раздувавший костёр, даже головы не повернул. Я поднялся и крикнул: — Свои! Куда плывёте, казаки?!

— Есть свои свои, а есть свои чужие! — заорали с «чайки», но со смехом, и кораблик резко изменил курс. Ветерок развернул флаг — чёрное полотнище с золотым Андреевским крестом. Взмахивая вёслами, «чайка» приближалась, и я уже различал любопытствующие загорелые лица по бортам.

— Не нападут? — тихо спросил Кристо, внешне совершенно спокойно занимаясь костром.

— Увидим, — процедил я, а про себя подумал, что ничего глупей и не придумаешь: добраться до Каспия и погибнуть в схватке со своими же, русскими… Я подошёл к самой кромке воды и, широко расставив ноги, упёр руки в бока, рассматривая приближающуюся «чайку».

Истошный, испуганный визг с казачьего кораблика заставил меня несолидно присесть. А потом послышался вполне членораздельный, но не менее испуганный вопль:

— Не надо! Не приставайте! Это мертвец!!!

…Уговорить казаков причалить мне удалось через полчаса — после того, как я, угорая от смеха, тщательно ответил на все вопросы перегнувшейся через борт Наташки Крючковой и поинтересовался, куда она дела Франсуа.

— Нет, на Кавказе твоих уже давно нет. — Франсуа покачал головой. Наташка, улыбаясь, подлила мне чаю и села рядом с французом, чья сломанная нога гордо возлежала на удобном камне. — Как ты пог… пропал, они тебя искали, но не так чтобы активно… погоди, Олег, — попросил он меня, хотя я и не думал подавать голос. — Там же всё ясно было. Я сам на той тропе был. Свои трупы они свалили в ущелье, твой, ясное дело, съели… — мы оба расхохотались. Наташка дала Франсуа подзатыльник. — Ну и через две недели после твоей… гибели они ушли. Вадим их увёл.

— Куда? — спросил я.

— На Балканы или в Карпаты… — Франсуа задумался, уже уверенно повторил: — Да, в Карпаты, Олег, точно. А мы перебрались на Каспий, вот, с местными плаваем…

— Сможете доставить меня к устью Куры? — поинтересовался я. Франсуа вздохнул:

— Да сможем, о чём речь… Но понимаешь, осень, там, на черноморском побережье, ты вряд ли кого найдёшь, а местные ребята вряд ли тебя в Средиземку…

— Значит, пойдём пешком вдоль побережья, — отрезал я. Франсуа, кажется, ещё хотел что-то сказать, но Наташка пихнула его в бок, и он махнул рукой: