Горбун - Поль Феваль

– Заблуждаетесь, сударь. Если на то есть Господня воля, – то дают.

После этого в зале наступила напряженная давящая тишина, от которой у присутствовавших сжималось сердце, и стыла в жилах кровь. Рты у всех были приоткрыты, каждый боялся пропустить хотя бы звук из речи осужденного, такова была магия его слов. Когда Лагардер, собираясь с мыслями, замолкал, то слышно было, как аудитория дышит.

– Сейчас, – продолжал Лагардер, – все здесь присутствующие поймут, как может говорить мертвый. Относительно же доказательств скажу, что они в ваших собственных руках, господин Гонзаго. Моя невиновность укрыта в этом самом конверте с тремя печатями, в который вы вцепились, словно утопающий за соломинку. Для того, чтобы овладеть этим пакетом, вы взломали дверь и разнесли в щепки мой сундук в доме на улице Певчих. Вы полагали, что содержимое этого конверта поможет вам укрепить в сознании света вашу ложь. Но вы ошиблись. В этом письме находится для вас не спасение, а, напротив, – ваша погибель. Ко всему вы теперь уже бессильны что-либо предпринять, скрыть или уничтожить пакет, потому что отныне этот пакет принадлежит не вам, а правосудию. Так то, сиятельный принц, крушитель чужих сундуков и похититель документов!

– Ваше высочество! – с дрожащим подбородком и налитыми кровью глазами, то и дело срываясь с баритона на какой-то поросячий визг, воззвал Гонзаго к регенту. – Велите этому безумцу замолчать!

– Защищайтесь, принц! – набирающим силу тоном, вел дальше Лагардер. – Защищайтесь по существу выдвигаемых мной обвинений и не надейтесь мне заткнуть рот! На сей раз не выйдет. Вас будут внимательно слушать потому, что кому-то из нас двоих предстоит скоро умереть, а слова идущего на плаху – священны, о чем недавно сказал его высочество!

Высоко вскинув голову, Лагардер сверлил взглядом своего противника. Тот, зачем-то опять схватил запечатанный пакет, который перед тем положил на стол.

– Свидетельство в конверте! – продолжал Лагардер. – Час настал, – срывайте печати! Срывайте же! Почему вы медлите? Почему дрожите? Ведь в пакете всего лишь один листок из регистрационной книги, содержащий свидетельство о рождении мадемуазель де Невер!

– Сорвите печати и вскройте конверт! – приказал регент принцу Гонзаго.

Но тот стоял, словно прошитый столбняком, руки его странно подергивались, от чего конверт, будто живой, выплясывал какую-то болезненную жигу, но не открывался. Бонниве и еще двое гвардейцев толи невзначай, толи нарочно, подошли на два шага к Гонзаго. Лагардер, тоже приблизившись к принцу и сверкнув стальным взглядом, сказал:

– Господин принц, вы конечно догадались, что помимо свидетельства о рождении девочки на этом листке есть кое-что еще. Не так ли?

Все, кто находились в зале, подались вперед и превратились в слух.

– Я вам скажу, что. На оборотной стороне листка есть несколько строк, записанных кровью. Вот так, сударь из могил порой говорят мертвые.

Гонзаго задрожал от головы до пят. По углам его губ выступила пена. Регент наклонился так, что едва не лежал на сидевшем чуть ниже впереди Вильруа. Голос Лагардера в тишине чем-то напоминал недавно звучавший колокол Сен Шапель. (Нужно заметить, что едва узника по приказу регента привели в «Золотой дом», колокольный звон прекратился).

– Всевышнему было угодно, чтобы это кровавое дело оставалось покрытым тайной в течение почти двадцати лет. Господь не пожелал, чтобы голос мстителя оказался гласом, вопиющим в пустыне. И вот теперь по истечении столького времени Господь, наконец, собрал в этой зале первых сановников королевства во главе с его высочеством регентом. Что ж, час настал. Когда де Невер умирал, я был рядом. До того момента мы с ним вдвоем долго вели бой против двух десятков наемников, и мы уже начали их одолевать. Увлекшись атакой, я отошел на несколько шагов, а, когда вернулся, то застал герцога де Невера истекающим кровью. Кто-то нанес ему удар в спину, так, что клинок прошел туловище насквозь, выйдя из живота. Однако, несколько минут Филипп де Невер еще жил. Он мне велел сорвать с конверта, находившегося у меня, одну печать и ее сохранить, что я и сделал. Содержимое конверта, лишенного одной печати, я извлек достаточно легко, и тогда де Невер, смочив указательный палец в собственной крови, написал на листке имя убийцы и, собрав последние силы, прошептал: «Отомсти за меня брат!» Уже позднее, когда я жил в Памплоне, мне пришлось прибегнуть к помощи одного алхимика, который какими-то смесями, размягчил сургуч и водрузил печать на свой шнурок… Однако сейчас речь о другом. Суть в том, что на листке в этом конверте есть имя убийцы, записанное кровью жертвы!

Зубы Гонзаго выбивали дробь, он пятился к краю стола и оцепеневшими, ставшими похожими на неуклюжие крючки пальцами невольно комкал конверт, который начал ему жечь руки. Подойдя к подсвечнику, он как сомнамбула, его поднял с горящими свечами и стал то поднимать то, опускать. Это был условный сигнал соратникам о начале штурма церкви Сен-Маглуар.

– Вы только посмотрите, – шепнул кардинал де Бисси Мортемару. – Кажется, бедняга совсем рехнулся.

По части умопомешательств кардинал де Бисси, следует отдать ему должное, слыл непревзойденным диагностиком. Остальные молчали, затаив дыхание.

– Имя здесь! – продолжал Лагардер, поднимая над головой свои связанные руки и указывая ими на конверт. – Подлинное имя, выведенное кровавыми буквами. Вскройте конверт, и мертвый заговорит!

Гонзаго, весь в испарине, блуждая обезумевшими глазами, переводил взгляд с Лагардера на членов трибунала и опять на Лагардера. Между президиумом и Гонзаго находился Бонниве с двумя гвардейцами. Теперь казалось, они защищают сановников от потерявшего рассудок принца. Словно невзначай повернувшись спиной к горящим свечам, Гонзаго сложенными сзади руками поднес конверт к пламени, – тот легко вспыхнул. Лагардер все видел, но, будто не замечая, продолжал:

– Читайте же, читайте, и вы узнаете, кому принадлежит имя убийцы, – мне, или вам!

– Он жжет конверт! – воскликнул вдруг Вильруа, первым услышавший хруст горящей бумаги. Регент рывком подался вперед. Лагардер, указывая на тлевшие на полу клочки, провозгласил:

– Вот оно, свидетельство мертвого!

– Что там было написано? – воскликнул, не помня себя от волнения, регент. – Говори, не медли! Тебе поверят. Ибо этот человек, – он брезгливо покосился на своего бывшего друга, – себя выдал с головой.

– Ничего! – ответил Лагардер и, заметив всеобщее оцепенение, громко пояснил. – Решительно ничего, кроме свидетельства о рождении мадемуазель де Невер. Мне пришлось пойти на хитрость, и ваша хромая совесть, господин Гонзаго, попалась в капкан. Вы сожгли документ, потому, что поверили в вымышленное доказательство, а поступили так потому, что знаете свою вину. Вашего имени на листке не было, но вы своими теперешними действиями написали его сами. Это и есть голос мертвого. Мертвый заговорил!