Сборник Поход «Челюскина» - Коллектив авторов

Когда мы отправили несколько партий и в Ванкареме осталось только 10–12 человек, я направился в Уэллен. Там к тому времени сосредоточилась вся масса челюскинцев.

Ознакомившись с положением в Уэллене, я решил усилить переброску товарищей, особенно больных, в бухту Лаврентия, где имелась маленькая больница Комитета Севера. Копусова, Задорова и Гуревича я направил в Провидение, где должны были сосредоточиться не только челюскинцы, но и вся спасательная экспедиция. Посылая туда группу товарищей, мы обеспечивали бесперебойное снабжение и хорошее устройство всего коллектива.

В Уэллене я почувствовал недомогание, так же как и многие из наших товарищей, и врач Никитин категорически настаивал на моем отлете в Лаврентий. [395]

Я пробовал упорствовать, но состояние здоровья ухудшилось, и я был переброшен на самолете в Лаврентий. Здесь меня поместили в больницу. Врачи поставили диагноз — острый приступ апендицита, необходимо экстренное хирургическое вмешательство. Больница конечно вовсе не была приспособлена к таким операциям, отсутствовал инструментарий, сама обстановка была неподходящей, а самое главное — не было хирурга. Колесниченко, Филиппов, Румянцев и Кренкель добились перелета из Уэллена врача-хирурга Леонтьева. С большими трудностями Леваневский доставил Леонтьева, и тот быстро сделал операцию. Врачи категорически запретили мне в течение шести-восьми дней какие бы то ни было занятия, и вся работа пала на плечи Колесниченко, а потом прибывшего сюда Баевского.

Здесь мы наладили радиосвязь и с правительством и с приближавшимися «Красиным» и «Смоленском», а также с Уэлленом, тогда как в Провидении радиостанции еще не было.

Пароход «Смоленск» под командованием капитана Вага блестяще справился с поставленной перед ним задачей и прошел благополучно в довольно тяжелых льдах, приблизившись к бухте Лаврентия на 15–17 километров. Член правительственной тройки т. Небольсин и его помощники из погранотряда проделали колоссальную работу, и в течение нескольких часов челюскинцам было предоставлено свыше 40 нарт. На них свободно все разместились и тронулись к пароходу.

Путь был очень тяжелый, особенно последние три-пять километров по ропакам.

На «Смоленске» все было подготовлено для нашего приема. Радушно, по-товарищески нас встретили, больных разместили в лучших помещениях, всех обеспечили чистым бельем, окружили заботливым и внимательным уходом.

Вскоре мы двинулись в путь.

Огромное впечатление произвела на нас встреча в Петропавловскена-Камчатке. Это была первая встреча на материке. Копусов и Колесниченко на катере поехали в город и вернулись с кипой газет и кучей новостей о событиях в СССР и об ожидающей нас встрече. Мы бросились за чтение газет и узнали, с каким вниманием следила за нами страна и как высоко оценили наше поведение и работу партия и правительство.

Рано утром т. Баевский собрал летучий митинг и зачитал правительственное постановление о нашем награждении. Многие от радости, волнения или «болезненности глаз» прослезились. Все просили [397] передать правительству глубокую признательность, заверяя, что постараются окупить столь высокую награду и отдать все силы и знания на пользу дорогой родины.

Мы снялись с якоря и пошли к причалу. Навстречу выехали катера, моторки с правительственной комиссией и оркестрами музыки. В воздухе появились самолеты. Наш «Смоленск» пришвартовался под звуки «Интернационала».

Летчики и челюскинцы направились на площадь. От места нашего причала до самой площади шпалерами был выстроен почетный караул. Под несмолкаемые «ура» прошли мы к трибуне, и когда появилась организованная колонна челюскинцев, взрыв аплодисментов и крики «ура» вновь разнеслись по всей площади.

Открылся митинг. Нам, челюскинцам, отвыкшим от такого скопления народа, было трудно сдержать волнение. Волновались и встречающие. С подъемом были произнесены речи, посвященные нашему прибытию. Помню, я выступил с большим трудом и волнением. Слова как-то не поспевали за мыслями; не находилось подходящих слов, чтобы выразить то сильное чувство благодарности правительству и партии и встречавшим за внимание, которое нам оказывалось. [398]

Из Петропавловска мы вышли во Владивосток. На этом перегоне число коечных больных резко сократилось. Очевидно морской воздух, питание и уход благоприятно сказались на здоровье товарищей.

Незабываемую картину представлял собой Владивосток. За несколько десятков миль к нам вышли навстречу пароходы и ледокол «Добрыня Никитич», имевшие на борту делегации лучших ударников города и области. Пароходы непрерывно приветствовали «Смоленск» гудками и музыкой. Взвились эскадрильи самолетов. Они буквально засыпали нас цветами. У меня на митинге вырвалось восхищение меткостью их попадания, и я выразил уверенность, что в случае нападения на нас эти самолеты с неменьшим успехом засыплют врага полновесными бомбами!

При подходе к порту все находившиеся там пароходы стали салютовать гудками. К ним присоединился рев гудков многочисленных заводов и фабрик. Гул перекрывался артиллерийским салютом.

Весь город имел парадный, праздничный вид. Не только пристань и ближайшие улицы были заполнены встречающими, но и все прилегающие сопки были буквально усеяны народом.

Специальный экспресс везет нас в Москву… Больше 170 остановок и встреч было на долгом пути между Владивостоком и Москвой.

Описать все эти встречи невозможно. Каждая из них имела что-то свое, особенное, отличающее ее от других. Но объединяло их одно — товарищеское теплое чувство и любовь.

Интересно было наблюдать за нашим коллективом, как он рос и воспитывался на этих встречах. Каждая из них давала нашему коллективу зарядку, усиливала волю к борьбе.

Москва… Здесь была встреча, какую нельзя было даже при большой фантазии заранее себе нарисовать. Задолго до города стоял народ и забрасывал поезд цветами.

Москва… На вокзале — правительственная комиссия. Разукрашенные улицы. Опять цветы, цветы и цветы. Декорированные автомобили. Масса людей…

Красная площадь… Приветствие членов правительства во главе с товарищем Сталиным. Парад: Демонстрация. Все это врезалось в память челюскинцев так же крепко, как день гибели нашего корабля. [399]

Примите нашу благодарность

Из письма семей челюскинцев товарищу СТАЛИНУ

Дорогой Иосиф Виссарионович!

Сегодня, когда наши мужья и отцы уже находятся вне опасности и чувствуют под ногами прочную почву советской земли, наша первая мысль радости и торжества обращается к Вам, нашей гордости, нашему великому другу.