История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II - Коллектив авторов

Соединенные Штаты очень многим русским, оставшимся вне СССР, стали в первые послевоенные годы казаться обетованной страной духовной свободы, политической безопасности и материального благополучия. Выступая в конце декабря 1947 г. на Панамериканском съезде философов, Н.О. Лосский заявил (а потом повторил в письме к сыну Борису): «Америка – единственный континент, где духовная жизнь может продолжаться спокойно и я надеюсь, США организуют всё человечество на принципах христианской цивилизации, то есть на идее абсолютной ценности каждой личности и, следовательно, на принципе духовной свободы». Сосредоточившись большей частью в Соединенных Штатах, как и многие эмигранты первой волны, перебравшиеся туда из Восточной Европы, из Франции, из Китая, русские беженцы содействовали тому, что Америка стала самым многолюдным и самым живым творческим центром российской эмиграции. Если до войны в Европе было концентрировано около 80 % эмигрантов, то пять лет спустя их оставалось всего лишь 30 %.

Одновременно, в первые послевоенные годы, наметилось обратное движение, из свободной Франции в СССР эмигрантов первой волны. Длилось оно каких-нибудь два-три года, численно не превысило трёх тысяч человек, коснулось преимущественно работающих на заводах во французской глуши, уставших от тягот жизни и изоляции, но захватило кое-кого и из интеллигенции, из тех, кто уверовал, что «народная война» превратила СССР в Россию, и потому теперь возвращаться можно. В эти годы в некоторых эмигрантских домах портрет убитого Государя Николая Александровича менялся на картинку Сталина в маршальском мундире. Среди известных в эмиграции людей на «российскую горькую землю» вернулись скульптор С.Т. Коненков, поэт и шансоне Александр Вертинский.

Советская власть вела в первые послевоенные годы в этом направлении активную пропаганду. В Париж приезжали, с целью убедить сомневающихся, помимо представителей Московской Патриархии, и такие видные писатели, как Константин Симонов и Илья Эренбург. Стала выходить, не без помощи советского посольства, газета «Русский патриот», почти сразу переименованная в «Советский патриот». Несколько позже её опять переименовали, на этот раз на более нейтральный и эмигрантский лад, в «Русские новости». Советская агитация тронула немало сердец в Русском Зарубежье. Не только Бунин и Ремизов, не только митрополит Евлогий и Василий Маклаков, но и адмирал Вердеревский, военный министр в правительстве Керенского, и даже адмирал Михаил Кедров, вице-председатель РОВСа и командующий флотом генерала Врангеля, совершили визиты вежливости в посольство СССР. До 1940 г. контакты этих и подобных им русских эмигрантов с большевицкими дипломатами были совершенно немыслимы.

«Ждановщина» остановила наметившееся было воссоединение культуры русской эмиграции с Россией «подсоветской» и потушила последние просоветские эмоции, как у Бунина, так и у Бердяева, да и среди бывших участников Сопротивления. Советско-русский патриотизм довольно быстро испарился в эмиграции – умные люди быстро разобрались, что всё это – фальшь, игра тех же самых циничных и жестоких большевиков на высоких патриотических чувствах «наивных эмигрантов». О том, чтобы не попадаться на удочку большевицкой псевдопатриотической пропаганды предупреждал русских эмигрантов в начале 1946 г. только что перебравшийся из Франции в США генерал А.И. Деникин, Н.О. Лосский в феврале 1949 г. констатировал: «очень многие уже вполне понимают, что в Кремле просто гнездо разбойников». Да и сами большевики потеряли вскоре интерес к репатриации старой эмиграции. Вернувшиеся никак не вписывались в советскую жизнь, одним своим видом и повадками напоминали совгражданам об иной, настоящей России, и потому оказались не ко двору в империи Сталина.

Но если Бунин и Бердяев, поняв, что к чему, прекратили свои визиты в советское посольство, то репатриировавшимся деваться было некуда – граница защелкнулась за ними на замок. Некоторые в скором времени, если не сразу, очутились в лагерях (Игорь Кривошеин, Александр Угримов – оба – активные участники антинацистского сопротивления), другие в далекой глуши ссылки и спецпосления. Многие семьи были разлучены. И, тем не менее, большинство из вернувшихся объективно сыграли в советском обществе положительную роль, принеся с собой воздух Запада и нерастленную большевизмом русскую культуру.

В целом, после окончания Второй мировой войны численность «Зарубежной Руси» резко сократилась, несмотря на пополнение «перемещенными лицами». После смерти Сталина ее общая численность оценивалась в 260 тыс. Центр тяжести эмиграции сдвинулся из славянских стран Восточной Европы, где легче было сохранить русское национальное лицо, в заокеанские страны, где скорейшая ассимиляция поощрялась государством. Но избегали растворения «в европейском ласковом плену» (слова Н. Туроверова) не те, кто случайно оказались в стороне от основных культурных потоков, а как раз наоборот, те, кто принципиально старался остаться русским и научить быть русскими своих детей и внуков. Немало было таких семей, где строго наказывали детей за употребление дома английского или французского языка, а матери, высовываясь из окна, кричали играющим в футбол во дворе своим ребятишкам – «дети, говорите по-русски!» И чистая литературная русская речь, и высокая русская культура сохранялись наиболее патриотически мыслящим остатком русской эмиграции и через двадцать, и через семьдесят лет после изгнания, и во втором, и в третьем, и в четвертом поколениях.

Документ

Из обращения генерала Деникина

(написано в январе 1946 г. в США):

«…Ничто не изменилось в основных чертах психологии большевиков и в практике управления ими страной. А между тем в психологии русской эмиграции за последнее время произошли сдвиги неожиданные и весьма крутые, от неосуждения большевизма, до безоговорочного его приятия… К глубочайшему сожалению, по такому опасному пути пошла и наша эмигрантская церковь, под водительством митрополита Евлогия, осенившая сменовеховство духовным авторитетом…

Первый период войны… Защита Отечества. Блистательные победы армии. Возросший престиж нашей Родины… Героический эпос русского народа. И в душах наших не было тогда сомнений. В помыслах своих, в чувствах мы были едины с народом.

С народом, но не с властью.

На этой струнке играют и «советские патриоты», и сменовеховцы, дружным хором прославляя советскую власть, которая-де «подготовила и организовала победу» и потому «должна быть признана национальной властью…» Но ведь советское правительство ставило себе целью не благо России, а мировую революцию, внося даже соответственное положение в устав Красной армии… Советы, так же как и Гитлер, собирались «взрывать мир» и для этого именно создавали такие колоссальные вооружения. Между тем, при наличии России национальной, с честной политикой и прочными союзами, не могло бы быть «гитлеровской опасности», не было бы и самой Второй мировой войны…

Но вот, когда Красная армия вышла за пределы российских земель, большевицкий Янус повернулся к миру своим подлинным лицом. И тогда началось раздвоение в эмигрантской психологии. Ибо, по мере того, как советская стратегия на штыках российских несла народам освобождение, советская политика претворяла его в порабощение. Нелепо применять такие термины, как «историческая задача России», «славянофильство», «объединение славян», к кабальным договорам, заключенным Советами с коммунистическими или коммунизанствующими правительствами, ими насильно поставленными, под глухой ропот народов. Наоборот, советская оккупация дискредитирует идею славянского единения, возбуждая горечь, разочарование, даже враждебность против СССР, увы, отождествляемого с Россией.

Наконец, третий этап: война окончена, идет борьба за мир. Вместо этого Советы ведут вызывающую политику, грозящую восстановить против них внешний мир, грозящую нашей родине новыми неисчислимыми бедствиями третьей мировой войны, с небывалыми еще ужасами. Все более нарастает приглушенная пока, ненависть к СССР…

К СССР, но и… к России.

И вот эти-то именно эксцессы советской политики в убогом сознании «советских патриотов» вызывают особенно бурный прилив ксенофобии и показной, аффектированной «национальной гордости».

…«Советские патриоты» и сменовеховцы подходят к вопросу еще и с другой стороны: они представляют советскую политику неумеренных требований и злостного вмешательства во внутреннюю жизнь чужих народов – как необходимую самооборону против предполагаемого нападения с Запада. В сущности – против англосаксов, ибо в данное время только эти державы могли бы организовать и противопоставить надлежащую силу большевицкому напору. Но тогда к чему же все пустословие в Сан-Франциско? Из Москвы идут бурные протесты против Западного блока, еще не существующего, когда под эгидой советского правительства лихорадочно создается Восточный блок.