Царьград. Гексалогия - Андрей Посняков

Да! Вот именно! Ведь с ним, старшим тавуллярием Алексеем Пафлагоном, именно так и хотели поступить – казнить как можно быстрее, по сути, без суда и следствия. Значит, кроме официальных поисков, следовало опасаться убийц. Интересно, установили ли они уже в качестве лешкиного пристанища дом Григория? Ежели еще нет, так в скором времени установят, хорошо хоть успел Алексей семью подальше отправить – теперь‑то уж его потруднее будет ловить, крючка‑то нету!

И есть возможность нанести первый удар самому! А для того нужно возобновить расследование – вычислить, установить того самого вельможного заговорщика! Пока только это, а дальше видно будет.

За подобными мыслями беглец провел всю вторую половину дня, до самого позднего вечера, и только лишь когда за окном совсем уж стемнело, задул светильник да повалился спать.

Однако поспать не дали!

Сначала снизу, с первого этажа послышался какой‑то шум: ругань, крики, удары – по всей видимости, это предались своим обычным занятиям вернувшиеся с работы дебоширы‑плотники, о которых и предупреждал на стене прежний жилец, точнее сказать – уже давно не жилец.

Алексей вообще‑то чувствовал себя уставшим, и раздающийся снизу шум беспокоил его лишь на первых порах. Потом непривередливый постоялец уснул, да так крепко, что даже громкий стук в дверь едва смог его разбудить.

Спрятав под покрывалом кинжал, Лешка зажег свечу и подошел к двери – вероятно, это хозяйка доходного дома принесла ужин.

– Кто?

– Извините, ради бога, вы не поможете? У меня тут заклинило дверь…

Голос был тонкий, жалобный. Та самая «похотливая шлюха», что вполне даже художественно изображена на стене? Вообще‑то, если заклинило дверь, так внизу имеются профессионалы – плотники, целая дюжина, и вряд ли они откажутся услужить разбитной веселой девице…

– Плотники отказываются, – пожаловались за дверью. – Непомерную плату требуют, сволочуги.

Отказываются? Однако… Может, просто девка – уродина, от того и «похотливая шлюха»? Нет, некрасивых девок в природе не существует, особенно – для пьяных плотников. Тут что‑то другое… Что?

В конце концов любопытство пересилило осторожность, да и с другой стороны, подобное затворничество выглядело бы слишком подозрительно для странствующего молодого философа.

– Сейчас, погляжу, что там у вас с дверью!

Старший тавуллярий отодвинул засов…

Нет, это была не девка! Парень. Обычный, скромненький такой, вьюнош с тонким приятным лицом и светлыми, ниспадающими на плечи кудрями. Этакий херувим.

– Меня зовут Епифан, я ваш сосед… Если не затруднит, помогите! Вот, у меня и стамеска имеется – у плотников попросил. Только вот у самого сил не хватает.

Ах, Епифан, значит! Тот самый, что прописан «содомитом», сиречь – гомосексуалистом. Ишь, скромником прикинулся, черт! Заклинил, собачина гнусная, дверь, и теперь вот, завлекает в свои сети честных философов. Хорошо, прежний жилец предупредил!

– Пожалуйста, господин.

Взгляд юного извращенца был настолько настойчиво умоляющ, что Лешка решил – помогу. Но только пусть попробует сделать хоть какой‑нибудь грязный намек!

– Давай сюда свою стамеску!

– Вот… Подождите, я принесу свечу.

– Да есть у меня светильник, возьми.

– Спасибо.

Ишь ты – вежливый содомит попался.

А дверь‑то и в самом деле заклинило – почти намертво, видать, извращенец ее слишком сильно захлопнул. Слишком сильно? Старший тавуллярий искоса оглядел Епифана – худосочный и далеко не силач – нет, вряд ли такой сможет этак вот хлопнуть! Тогда кто? Бабка, что ли?

Нет, стамеска тут не поможет, дверь‑то открывалась вовнутрь. Лешка с силой толкнул – такое впечатление, будто изнутри ее кто‑то держал.

– А ну‑ка, давай вместе, с разбега!

Легко сказать – с разбега! Где тут разбежишься‑то?

И все же…

– Ра‑два… Взяли!

С третьей попытки дверь в комнату жалобно скрипнула и поддалась.

– Ну наконец‑то! – подняв повыше светильник, хозяин комнаты переступил порог… да так и застыл с вытянувшимся лицом. Оглянулся, захлопал ресницами:

– Что?! Что это?!

– Похоже, мертвяк, – оглянувшись, пожал плечами Лешка. – А ну‑ка, проходи, парень, не стой.

Внизу, на лестнице, уже слышались чьи‑то быстро приближающиеся шаги. Некстати! Ох, как некстати!

Алексей быстро зашел в комнату и, захлопнув за собой дверь, задвинул засов. Прежде чем перед кем‑то оправдываться, нужно было хорошенько подумать – откуда в комнате взялся труп? Судя по выражению ужаса на бледном лице Епифана, тот был явно ни при чем.

– Кто… Кто это?

– Я думаю – тебе лучше знать, – старший тавуллярий спокойно уселся на табурет.

И в этот момент в дверь постучали:

– Епифан! Огнива нет или свечки?

Женский… нет – девичий… голос.

Епифан дернулся было, да Лешка живо заткнул ему рот:

– Тсс!

– Черт, и здесь никого нет! Да куда они все подевались? Эй, Епифан! Спишь, что ли? Тьфу ты…

Немного потоптавшись у двери, девчонка, похоже, ушла. Да, ушла – слышно было, как вновь заскрипела лестница.

– Это кто? – кивая на дверь, тихо спросил Алексей.

– Мелезия, соседка, – так же шепотом пояснил содомит. – Хорошая девчонка, честная… Ой! – Взгляд его вновь упал на труп. И старший тавуллярий решил, что пора заняться этим делом профессионально.

– Подними светильник повыше.

– Так?!

– Да, так… Да не дрожи ты! Угу…

На шее убитого – лысого тощего старика – зияли сизые отпечатки пальцев. Задушили! Набросились сзади. Расправились умело и быстро. Ясно – старик с кем‑то беседовал, потом вдруг рванулся к двери… где и нашел свою смерть. Никто ничего не услышал – услышишь тут, когда внизу этакие буяны. Сделав свое дело – спонтанно или специально, сейчас что об этом гадать? – убийца спокойно вылез в окно – спустился во двор по платану да был таков. Интерес‑сно, что это за встречи в чужой комнате?

Лешка посмотрел на дрожащего парня:

– Ну, еще не признал, кто это?

– П‑признал, – чуть заикаясь, неожиданно заявил тот.

– Ну? И кто же это?

– С‑созонтий. Сосед.

– Созонтий?!

Вот так штука! Как раз его‑то бывший жилец и призывал опасаться. Интересно – за что? А этот чертов извращенец наверняка знает больше, чем говорит. А, может, ну их ко всем чертям – эти непонятки‑запутки! В конце‑то концов, не Лешкино это дело, у него и своих собственных проблем – выше крыши.

– Ой, а в руке‑то у него листок!

А ничего содомит – глазастый. И впрямь – листок. Оборванный… Ага, вот, рядом, на полу, еще обрывки…

– Ты свети, свети, парень!

Как видно, убийца вырвал листок из руки убитого, прочел, и, не найдя в нем ничего интересного, просто‑напросто выбросил к чертям собачьим.

Любопытно, о чем это пишут покойники?

Старший тавуллярий составил обрывки вместе:

– …высокий, светловолосый, глаза серые, с зеленоватым отливом. По словам Паскудницы, называет себя философом из Мистры…

Господи! Так это же про него, Лешку!

Интересные заворачиваются дела, ничего не скажешь! Вот тебе и спокойный приют. Отсиделся, мать вашу…

Быстро приняв решение, Алексей строго посмотрел на дрожащего Епифана.

– Вот что, парень, а труп‑то нам надо спрятать. Вытащить в окно да подбросить куда‑нибудь в кусты.

– Подбросить? – Епифан задрожал еще больше. – Зачем подбросить?

– А затем, что, коли его здесь найдут, так первым делом обвинят в убийстве нас – больше‑то некого! Тебе лишние проблемы нужны?

– Н‑нет.

– Вот и мне – нет! Давай‑ка, затуши светильник.

Подойдя к окну, Лешка выглянул на улицу – тьма, хоть глаз выколи! Лишь когда глаза привыкли к темноте, у окна нарисовался платан.

– Как свистну, втащишь его в окно и подтолкнешь, – кивнув на покойника, старший тавуллярий ловко выскочил наружу и спустился по платану во двор. Огляделся, прислушался. Вроде все тихо, если не считать доносившейся со второго этажа песни. Гуляли плотнички‑то!

Кажется, здесь где‑то должна быть копна сена. Ага, вот она…

Подтащив сено ближе к окну, Алексей еще раз оглянулся и негромко свистнул… едва успев увернуться от упавшего на сено трупа.

И тут же поднял голову:

– Давай и сам вылезай. Что же, я тут один возиться буду?

Парнишка послушно спустился во двор и, словно послушный солдат, застыл в ожидании приказаний.

– Так… Этого – к забору… Стоп! Тс‑сс… Вроде снаружи нет никого… Перекидываем… И – рраз! Молодец! Теперь – сами.

И вдруг над самым забором резко вспыхнуло огниво!

– Ловко вы тут мертвяками кидаетесь! Ого…

Ясных не видно причин.

Клавдиан «Похищение Прозерпины»

…Кого я вижу? Никак Епифан! И чего это ты мертвяками разбрасываешься?

– Привет, Мелезия, – обернувшись, с самым глупым видом отозвался подросток. – А мы тут это… гуляем.