Призрак Проститутки - Норман Мейлер

— Ты не сможешь. Не знаю, что стало причиной вашего разрыва, но твоя гордость задета. Вот это я вижу.

— Сама я определенно к нему не полезу, — размышляла вслух Модена, — пока меня не позовут. Вот если подвернется какой-то повод со стороны…

— В подобного рода делах не бывает поводов со стороны, — сказал я.

— А вот и бывает. Допустим, хороший знакомый попросит тебя об одолжении. Ты выполнишь его просьбу?

— Это слишком абстрактно.

— Предположим, этот знакомый просит тебя что-то передать тому, с кем ты больше не контачишь.

— Адресат все равно решит, что ты ищешь повода для встречи.

— Да, это верно, — согласилась Модена, — но только в том случае, если между обоими все не было заранее оговорено. — Она сладко зевнула. — Может, займемся любовью?

На этот вечер ее откровения были исчерпаны.

Утром следующего дня я направил через СПЕЦШУНТ в УПЫРЬ лаконичное донесение:

РАПУНЦЕЛ и ЙОТА поддерживают связь через СИНЮЮ БОРОДУ. Попытаюсь выяснить содержание. Предвижу неизбежные трудности.

Ответ Проститутки:

Если это займет недели, что ж — ведь ты уже приучил меня ходить в обносках.

24

В воскресенье 25 сентября отец прилетел из Вашингтона в Майами первым утренним рейсом, и я в предвкушении интересных событий отправился вместе с ним в «Фонтенбло» на встречу с Робертом Мэю. Я говорю «в предвкушении», ибо Мэю давно слыл в ЦРУ легендой. Учитывая обособленность наших многочисленных подразделений, подобная репутация в масштабах Фирмы была отнюдь не рядовым достижением. Бывший агент ФБР, а ныне владелец частного сыскного бюро, чьим, так сказать, коммодор-клиентом был миллиардер Ховард Хьюз, Мэю имел в своем активе не одну и не две профессиональные удачи. Я был немало наслышан о грандиозной операции, которую он помог провернуть Ричарду Никсону в 1954 году в интересах американского нефтяного консорциума, которому понадобились многомиллионные средства для заключения колоссальной сделки в ущерб империи Аристотеля Онассиса.

Вероятно, Мэю был еще более известен в нашей среде благодаря порнографическому фильму, который он, по утверждению многих, снял на черно-белой пленке с двумя помощниками — супружеской парой, изображавшей маршала Тито и его пышногрудую блондинку-любовницу. Качество было преотвратительное — крупное зерно, какие-то вспышки и блики, — понятное дело: ведь съемка велась в чудовищных условиях, но несколько кадров все-таки удались. Когда эти картинки были запущены в тщательно подобранные европейские сферы с целью дискредитации югославского руководителя, никто так и не смог с уверенностью определить, был ли герой этой похабщины действительно Иосипом Броз Тито. На вид Роберт Мэю выглядел самым элегантным частным детективом в стране. Костюм-тройка в тонкую полоску, безупречный виндзорский узел широкого галстука — словом, его запросто можно было принять за респектабельного банкира с весьма дорогой любовницей.

— Я скоро отлучусь — пойду на переговоры с нашими новыми друзьями, — сказал Мэю, — а они мне сообщили, что сегодня, кроме Сэма и Джонни, там будет Сантос Траффиканте.

— О Господи! — воскликнул Кэл. — Траффиканте из Тампы?

— Сэм его притащил. Говорит, без него ничего у нас не выйдет. Из всех троих у Сантоса на Кубе самые обширные возможности.

Отец кивнул.

— А каковы шансы зафиксировать ваши разговоры? — спросил он Мэю.

— Мистер Галифакс, две-три недели назад это было еще возможно. Но теперь, после целой серии контактов, я уже стал для них «своим парнем». Вы можете не сомневаться в моей благонадежности — тут все на месте, но с чисто практической точки зрения… Просто ничего не выйдет. Джанкана и Розелли дьявольски проницательны. Они как бы невзначай дотрагиваются до тебя, по спинке погладят, — короче, не успел ты ему руку протянуть, а уже обыскан.

— А если в «дипломате», — настаивал Кэл, — слишком будет явно?

— Увидев в руках чемоданчик, они мгновенно замыкаются. Я должен предстать перед ними чистым. Да все нормально. Вы ведь знаете — у меня память натренирована. Все важное будет как записано.

Возможно, Мэю и не врал. Спустя два часа он вернулся в отцовский номер и заявил, что Джанкана «раскочегарился».

— «Роберт, — сказал он мне, — в свое время у меня была парочка запасных имен. В том числе Кассро — Сэм Кассро. Я уже был Кассро, понятия не имея ни о каком Кастро».

Розелли присвистнул и говорит: «Тебе, видно, на роду написано это сделать».

Джанкана отвечает: «Я вот то же самое думаю. Судьба это. — И, повернувшись ко мне, добавляет: — Роберт, я ненавижу Кастро. Ненавижу этого сифилитика, этого кровопийцу, ублюдка. Я готов это сделать, Роберт».

«Хорошо», — говорю.

— «Да, готов, но есть одно чисто практическое соображение…» Тут Сэм помедлил, — говорит Мэю, — а потом лукаво так посмотрел на меня и сказал: «Может, оно и не понадобится. Я слышал оттуда, изнутри: у Бороды сифилис. Похоже, он не протянет и полгода».

— Тут вмешался Траффиканте, — продолжал Мэю. — Он впервые с начала разговора подал голос, но должен заметить, что даже Джанкана прислушивается к нему. «Кастро, — сказал Траффиканте, — видит на триста шестьдесят градусов вокруг себя. При всем уважении к Сэму, я не думаю, чтобы Фидель Кастро был так уж изъеден сифилисом — по всему видно, что мозги у него на сегодняшний день работают неплохо».

Джанкана не был готов парировать это замечание. И предпочел сменить тему. Он вытащил воскресный номер «Пэрейд» со своей фотографией из полицейского архива и начал возмущаться: «Вы только полюбуйтесь, какого урода они из меня делают!» Розелли, разумеется, тут же подхватил: «Натуральный заговор!» Джанкана хохотнул, потом встал и ткнул Розелли пальцем в грудь: «Если хочешь знать, у них там, в этих поганых журнальчиках, есть для этого дела хмырь такой, слизняк — он у них в сортире обитает. Когда им надо, они раскладывают на полу пятьдесят моих самых отвратительных фотографий, выпускают этого гада, и он там по ним ползает, а когда находит самую гнусную, ссыт на нее. Тогда приползает вся остальная газетная погань, лизнет, нюхнет и радуется — ура, вот оно, наше сокровище! Шлеп — и напечатали. Непременно самую мерзкую».

— Да, память у вас потрясающая, — сказал отец.

— Около того, — поскромничал Мэю. — Мне эта сторона беседы понравилась. Они ребята с юмором. Траффиканте, к примеру, продолжил тему: «Представляешь, Сэм, как приятно бывают удивлены читатели, встретив такого красавчика в жизни».

— Все это, конечно, забавно, — произнес Кэл, — а что было существенного?

— Очень мало. Эта публика подбирается к предложенному втихомолку. Они не распространяются о том, что делают.

— У нас дата намечена — конец октября. Самое позднее — первые числа ноября.

— Понятно. Известная вам посылочка им передана. Они заверили меня, что за ними дело не станет. Однако подробности своего плана раскрыть наотрез отказываются. Упоминалось там о некой молодой особе, приятельнице Фрэнка Фьорини, торговца контрабандным оружием и в кубинской диаспоре фигуры довольно заметной. Похоже, год назад у нее был с Кастро скоротечный роман, и вот теперь этот самый Фьорини пытается уговорить ее слетать в Гавану, забраться к Кастро в постель и между делом сыпануть ему порошочку в стакан. В качестве запасного варианта — ресторан, где Кастро часто бывает; там метрдотель — сочувствующий нам человек. Но ничего достаточно конкретного я не зафиксировал. У нас нет тут иного выхода, кроме как полагаться на людей, которые могут быть надежными или ненадежными — это уж как им заблагорассудится. Врать не буду — операция не кажется мне добротной.

— А когда я смогу взглянуть на твоих приятелей сам? — спросил Кэл.

Договорились, что он заглянет в «Бум-Бум» завтра около полуночи. К этому времени первые дебаты между Ричардом Никсоном и Джоном Фицджералдом Кеннеди должны уже закончиться, и Мэю собирался поужинать с Джанканой.

— Отлично, — сказал Кэл, — у меня завтра днем в Майами так и так куча дел.

Что это за дела, мне, однако, он не сказал.

В ночь с понедельника на вторник, ближе к утру, когда мы с Моденой спали на нашей новой широченной кровати, раздался звонок. Это был отец.

— Меня беспокоит уровень гигиены в «Фонтенбло», — сказал он, — потому что я звоню тебе из своего номера.

— Если ты не захватил свой «клопомор», считай, что уровень инфекции близок к эпидемии.

— О, мы справимся, — сказал Кэл, но я почувствовал, как он пьян. — Все равно проще, чем вставать и топать к автомату.

— Может, позавтракаем где-нибудь вместе?

— Наступит рассвет, а меня уже нет, старина. — Он хрипло кашлянул. — Жди весточку с почтой.