Джеральд Даррелл. Путешествие В Эдвенчер - Дуглас Боттинг

Какое упадочничество!»

В начале осени Джеральд получил печальное известие из зоопарка. 16 сентября умер патриарх Джерсийских горилл, Джамбо. За несколько месяцев до этого умерла его жена, Ненди, основательница колонии. Джам­бо был с супругой до конца. Посмертное вскрытие в Джерсийской больни­це показало, что Джамбо умер в буквальном смысле от разрыва сердца — у него разорвалась аорта, и он умер мгновенно и безболезненно. Для Дже­ральда, который в 1961 году привез Джамбо в зоопарк, смерть гориллы была равна потере близкого друга. Джамбо был отцом тринадцати горилл, родившихся в зоопарке, у него было пятнадцать внуков. Он внес самый большой вклад в разведение горилл в неволе. На протяжении многих лет он был настоящей достопримечательностью зоопарка — властный, благо­родный, достойный. Летом 1986 года его показывали все телекомпании мира. Огромная горилла спокойно стояла, охраняя пятилетнего мальчика, находившегося без сознания, упавшего в вольер горилл. Этот удивитель­ный инцидент изменил отношение людей к гориллам. В зоопарк стали по­ступать многочисленные письма и пожертвования со всех концов света. Смотритель, ухаживавший за гориллой, Ричард Джонстон-Скотт написал о нем книгу «Джамбо: История гориллы».

В октябре 1992 года была опубликована тридцать седьмая (если не счи­тать «Щенячьих книжек») и последняя книга Даррелла. «Ай-ай и я» рас­сказывала о путешествии на Мадагаскар, ознаменовавшем окончание его карьеры путешественника и писателя. Чувствовалось, что Даррелл слабе­ет, найти удачное словцо в книге так же сложно, как поймать пресловутого лемура. Но Дональд Дэйл Джексон тем не менее написал в своей рецензии: «Как приятно открыть книгу и с первого же абзаца на самой первой стра­нице почувствовать, что она написана человеком, который любит писать. Самое главное в Даррелле — то, что он писатель. Вы всегда готовы его слу­шать и путешествовать с ним. Его юмор и литературное мастерство тако­вы, что, проведи он две недели в Окленде, он все равно сумел бы написать об этом замечательную книгу». Критик из «Санди таймс» назвал книгу Дар­релла «замечательной и очень увлекательной».

В конце осени 1992 года Джеральд снова попал в больницу. Во время рекламной кампании книг о Паппи он потерял сознание из-за болей в жи­воте. Анализ крови ничего не показан, и он собирался вернуться на Джер­си. Но внезапно у него снова возникли сильные боли. Хотя боли были не­продолжительными, они напугали Джеральда. Он решил, что ему никогда не уехать. По настоянию Ли он лег в больницу, но эндоскопическое обсле­дование толстого кишечника ничего не показало.

В начале 1993 года Джеральд почувствовал себя хорошо настолько, что решился предпринять поездку в Южную Америку. Впоследствии он назо­вет это путешествие «дорогой в ад». Они с Ли рассчитывали, что пара меся­цев на море окажется интересной и приятной, но их ждало глубокое раз­очарование, о чем Джеральд написал друзьям после возвращения на Джер­си в апреле. «Никто не объяснил мне, что корабль более всего напоминает модель римской галеры». Каюта оказалась крохотной, пища отвратитель­ной, сервис ненавязчивым, шум от двигателей оглушительным, а пассажи­ры «очень милыми, но болезненными и примерно 2000 лет от роду… Когда мы приплыли на Галапагос, мое кресло поместили на паланкин и понесли, словно римского императора. Когда мы вернулись на Джерси, ноги почти перестали меня слушаться. Я провел пять недель, претерпевая нечеловече­ские муки от рук физиотерапевта, прошедшего подготовку в застенках ис­панской инквизиции». Беспокоили Джеральда не только ноги. Вернувшись из Южной Америки, он почувствовал себя совершенно разбитым и лег в частную лечебницу, где в курс лечения входил также валиум. В начале лета он уехал во Францию, чтобы немного прийти в себя.

Его любимая ферма стала его убежищем. Здесь он мог отдохнуть, рас­слабиться, одеваться как ему хотелось, делать то, что ему хотелось. Сюда он убегал, чтобы писать. Работать над книгами в зоопарке было просто не­возможно. Сейчас его писательские планы были обширными, как никогда. Хотя он приближался к семидесятилетию, но клялся, что никогда не уйдет на покой. «Кому нужен покой? — говорил он. — Меня интересует так мно­гое — искусство, поэзия, кулинария, философия. Мой разум не знает по­коя. Есть столько вещей, которые мне хотелось бы испробовать». И в то же время он понимал, что приблизился к тому возрасту, когда наступает пора рассказать историю собственной жизни. Конечно, многие эпизоды вошли в его автобиографические книги, но полная автобиография — это совсем другое дело. Джеральд собирался приступить к этой работе, но его терзали предчувствия. О них он написал в черновике предисловия, озаглавленного «Как родить автобиографию».

«Когда вы садитесь писать автобиографию, это оказывает самое небла­готворное воздействие на вашу самооценку. Я убедился в этом на собствен­ном опыте. Полный энтузиазма вы усаживаетесь за стол, затачиваете гусиное перо, наполняете чернильницу чернилами, приготавливаете песок, чтобы высушивать написанное на пергаменте, но потом вас внезапно охва­тывают ужасные сомнения: с чего это вы вдруг решили, что являетесь са­мым интересным человеком во вселенной? Почему все вокруг должны разделять вашу точку зрения?

Автор очень одинок, подобно альбатросу. За его плечом вечно висит черная тень сомнения. Он может написать пятьдесят тысяч слов, но будет ли кто-нибудь читать их? А если и прочтет, то поймет ли, что он хотел ска­зать? Георг III получил в подарок книгу Гиббона «Упадок и падение Рим­ской империи» и сказал: «Еще одни неподъемный том! Все калякаете, мис­тер Гиббон, а?» Надеюсь, мои каракули окажутся занимательными».

Новую книгу Джеральд собирался назвать «Я и другие звери: Опыт ав­тобиографии». Как видно из заголовка, он не собирался придерживаться хронологического принципа, а хотел создать более впечатляющее и увлека­тельное творение. Неудивительно, что среди черновиков не встретишь ни одной даты. Он напоминал себе, что нужно помнить о времени, но не при­давать ему слишком большого значения. Очень скоро он отказался от идеи рассказать обо всей своей жизни в одном томе и разбил книгу на три части.

В июле Джеральд писал, что у него собралось множество материалов для великой книги. Его здоровье немного поправилось. Он писал: «Единст­венное, с чем мне сложно справиться, это старость, но, к сожалению, этот процесс необратим». В августе он сообщил своему агенту, Антее Мор­тон-Санер, что работа над автобиографией идет успешно. Но боли в живо­те и спине возобновились с новой силой. В этот момент Джеральд решал вопрос, сделать ли свою книгу повествовательной или превратить ее в сбор­ник рассказов. Его разум мутился, состояние здоровья ухудшалось с каж­дым днем. Он решил написать связное повествование, но вместо этого поя­вились отдельные фразы, зарисовки и воспоминания. «Писать автобиогра­фию так же страшно, как спать одному в заброшенном доме, — писал он. — Мои разум мутится, словно на цветочной выставке в Челси или в Кью — его переполняют картины, ароматы, звуки, следы лап, шелест крыльев. Я — больше не я, я — тысяча фрагментов сложной голово­ломки» .