Месть Атлантиды (СИ) - Unknown

Им просто нужно было время. Ей − осознать, что боль навсегда покинула ее измученное сердце, и больше никогда не вернется.

Ему же... Он уже знал, что очень скоро вернется победителем к той, кем был прощен. И которой сам все простил в последний день безжалостного противостояния...

Эпилог

Территория завоеванной Кассиопеи. Спустя четыре зимы после огненного апокалипсиса.

Ласковое, не такое горячее в силу зимнего времени солнце зависло в лазурном безоблачном небе, величественное и спокойное, невозмутимое, как и тогда, в тот роковой полдень, превративший Кассиопею в груду разрушенных руин. Неизвестно, могло оно испытывать какие-либо эмоции, или же нет, − но сейчас его слепящий лик был умиротворенно-спокойным. Словно одобряющим существующее положение вещей.

Прекрасная молодая женщина расслабленно возлежала на шелковых подушках длинной скамьи в тени натянутой светлой ткани полога, вдумчиво изучая развернутый свиток папируса. Изумительное платье, открывающее длинные стройные ноги, подчеркивало блеск ее изумрудных глаз голубым отливом, цветом стягов завоеванной четыре зимы назад империи. Дань павшим врагам или заигрывание с нынешней действительностью? Вряд ли такие мысли когда-либо занимали ее разум при выборе королевского одеяния. Усыпанная ограненными слезами пустыни тиара из холодного металла Фебуса сверкала в ее темных волосах, длинные серьги с крупными кристаллами задевали линию совершенных смуглых плеч, перекликаясь с похожими браслетами на тонких запястьях тех самых рук, которые однажды, в жаркий роковой полдень, не дрогнув, повернули рычаг Поцелуя Смерти, превратив империю самого неоднозначного врага практически в вымершую пустыню.

Циничная, жестокая улыбка заиграла на ее пухлых губах. Словно не веря в содержание письма, женщина шепотом повторила эти слова, пробуя их на вкус с особо извращенным удовольствием.

" Я, Аларикс Фланигус Непревзойденный, император, прославленный богами, спешу засвидетельствовать свое глубокое почтение прекрасной матриархЭлике Непримиримой, милейшей дочери Лаэртии Справедливой, с тем, чтобы иметь честь донести свою пропозицию мира и взаимной военной и торгово-экономической поддержки, а также втайне надеюсь, что посол Атланты, прославленный воин Латима Беспощадная окажет мне честь почтить своим присутствием Спаркалию с целью проведения переговоров в качестве уважаемой почетной гостьи... "

—Да уж, Латима будет счастлива! — презрительно хмыкнула Элика, откладывая свиток. — Мы тогда с остатками твоей флотилии не разобрались, Фланигус - Превзойденный-Атлантой!

Расслабленный взгляд матриарх скользнул по стопке оставшихся папирусных свитков. Большая часть уже была просмотрена и завизирована, проигнорирована, разорвана, отложена доя лучших времен − в зависимости от смыслового содержания. Неожиданный блеск привлек ее внимание. Полая туба, служившая футляром для очередного письма, была усыпана мелкими ограненными слезами пустыни. Причем так искусно, что четко просматривалась незнакомая эмблема в полукруге − посреди глади воды остроконечные шпили прозрачной скалы, предположительно, изо льда, с изогнутым ликом зарождающегося Фебуса в черном небе с россыпью достоверно переданных созвездий. Чей это герб? Незнакомый, манящий и пугающий своей суровой красотой одновременно? Неужели привет с неизведанных просторов северных земель, лежащих за сотни километров от земли Белого Безмолвия?

Матриарх не успела удовлетворить вспыхнувший интерес. Детский заливистый смех, похожий на перелив сотни искрящихся колокольчиков, разорвал тишину сада отреставрированного дворца павшей столицы вместе с топотом обутых в сандалии ножек по мощеным мраморным плитам дорожки. Миг, и маленькое счастье, искорка яркого света, отрада всех потерянных дней, самый лучший дар Антала-Лаки, смеясь, обвила шею королевы маленькими пухлыми ручонками, сжимая в сильном даже для ребенка объятии. Тиара слетела с волос Элики под этим искренним, ошеломительным натиском счастья, и самая теплая и светлая улыбка стерла отголоски цинизма и серьезности с красивого лица.

—Фламмия!

Запыхавшаяся молодая служанка, подбежавшая следом, выглядела утомленной, но улыбалась, не в силах отвести глаз от представшей взору картины.

— Моя королева, прости... Я пыталась ее удержать...

— Оставь, Лаксия, — тепло улыбнулась матриарх, подхватив дочурку вытянутыми руками и приподняв вверх. Малышка залилась новым приступом счастливого смеха. — Моя маленькая Фламмия − будущая воительница Священного Антала, а еще самое непослушное создание из всех, кого я когда-либо встречала!

Серые глаза девочки заискрились непревзойденным лукавством, ручки потянулись к длинным серьгам матери, потянув на себя.

— Вся в отца, — не замечая боли в натянувшихся мочках ушей, изрекла Элика. Платина серой радужки огромных детских глаз заиграла радужными переливами. — Садись рядом, дочь моя. Что мы ответим злому дяде Алариксу? Не отдадим ему тетю Латиму?

— Нет! Мы вылвем ему зубки и подалим их тете Латиме! —Фламмия соскочила с софы, едва устояв на ножках, и с гордым видом, чеканя шаг, прошлась вдоль стола со свитками, повторяя мамины жесты и движения. — Я, злой и плохой Алаликс, бууу!

Элика, едва сдерживая смех, наблюдала за гордо вышагивающей фигуркой дочери в белом платьице в пол, с уложенными в косички каштановыми волосами. Эти смеющиеся глазки иногда могли становиться холоднее ледяных глыб, особенно когда малышка не получала то, что хотела. Тень Кассия безмолвно присутствовала в девочке, которой почти миновало три зимы, зачатой среди опаленных пламенем руин в ту самую ночь, когда из пепла войны восстал светлый лик грядущего перемирия. Даже имя, которое дала ей Эл − Фламмия, «рожденная огнем», было словно призвано, чтобы всегда напоминать о нем и окончании войны на пепле сожженной империи.

Две зимы пролетели, словно в один миг. Вспоминала ли она о его обещании вновь прийти в ее жизнь? Иногда. Полагая, что ее жизнь никогда больше не будет прежней. До того самого дня, когда осознала, что под ее сердцем зародилась новая жизнь. Крепла, набираясь сил, здоровья и умиротворения из крови королевы Атланты, результат самой безумной любви, ради которой гибли империи и взрывалось сознание вспышками боли и возвышенного чувства. Дар или же проклятие богов? Именно дар. За право поднять на руки новорожденную дочь, услышать ее смех, ее ломанное "мама", Элика, не раздумывая, прошла бы снова по шагам все эти дни, стирая осколки памяти бунтующего сознания, переживая боль, страх, унижение, пробуждение запретных чувств и огненную вакханалию во имя побега от себя и своей любви. Кассий, лишив ее себя, заполнил пустоту души своим последним подарком. Имя ему − Фламмия.