Время и боги. Дочь короля Эльфландии - Лорд Дансени
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так владыка волшебной страны прочел руну, и стихии услышали и повиновались – не только в Эльфландии, но и за пределами границы Земли.
Глава XXXIII. Сверкающая черта
Алверик брел все вперед и вперед: в этом маленьком отряде из трех человек только одного его не вела более надежда. Ибо Нив и Зенд, что совсем недавно следовали упованию фантастического похода, ныне не стремились к Эльфландии, но, верные новой идее, делали все возможное, дабы не пустить туда Алверика. Недоверие к прежним устремлениям овладевало ими дольше, нежели людьми здравыми, однако держались они каждой новой измены с упорством гораздо более чем здравым. Зенд, что во имя надежды отыскать Эльфландию провел в скитаниях столько лет, теперь, увидев колдовскую границу своими глазами, признал в ней соперника луне. Нив, что выдержал ничуть не меньше ради похода Алверика, углядел в волшебной земле нечто куда более дивное и несбыточное, нежели в собственных грезах. И теперь, когда Алверик пытался неумело подольститься к этим озлобленным, догадливым душам, Зенд обрывал его кратким заявлением: «Луне сие не угодно», в то время как Нив повторял снова и снова: «Разве моих грез недостаточно?»
Скитальцы возвращались назад, мимо тех же самых хуторов, где побывали несколько лет назад. Вместе со своим старым серым шатром, еще более потрепанным, чем прежде, с наступлением сумерек появлялись странники в полях, где и они, и шатер их давно стали легендой; и новая тень вплеталась в канву вечера. Безумцы ни на миг не спускали с Алверика глаз, дабы не ускользнул тот из лагеря и не отправился в Эльфландию, и не остался там, где царят грезы куда более странные, нежели грезы Нива, и во власти сил более магических, нежели луна.
Не раз предпринимал Алверик подобные попытки, бесшумно покидая свое место глухой ночью. В первый раз пленник задумал побег в лунную ночь: он лежал, не смыкая глаз и выжидая, чтобы весь мир погрузился в сон. Зная, что граница пролегла совсем рядом, Алверик выбрался из шатра прямо в серебристое сияние и темные тени и прокрался мимо крепко спящего Нива. Но совсем недалеко отошел Алверик от лагеря, как вдруг наткнулся на Зенда: тот неподвижно сидел на камне, не сводя взора с лунного диска. Зенд обернулся, и закричал во весь голос, вдохновленный луною, и ринулся к Алверику. Меча у пленника не было: безумцы отобрали его давным-давно. Тут проснулся и Нив и поспешил к месту событий, одержимый бешеной яростью; общая ревность связывала Нива и Зенда, ибо и тот и другой понимали, что с чудесами Эльфландии не сравнится ни одна из доступных им бредовых фантазий.
В безлунную ночь Алверик попытался снова. Но в ту пору на подходе к лагерю устроился Нив, черпая нездешнее, безрадостное наслаждение в ощущении определенного родства, что связывало его бредовые галлюцинации с межзвездной тьмой. И заметил Нив, как под покровом тьмы Алверик пробирается к земле, чудеса которой далеко превосходят жалкие грезы Нива; и вся та ярость, что пробуждает порою высший в низшем, немедленно овладела сознанием безумца; и, подкравшись к Алверику сзади, он и безо всякой помощи Зенда ударил мятежника так, что тот рухнул на землю без чувств.
После этого Алверику не удавалось даже задуматься о побеге: ибо неусыпные помыслы безумия заранее предвосхищали его план.
Так добрались они, сторожа и пленник, до людских полей. И Алверик воззвал о помощи к хуторским жителям; однако хитрый Нив слишком хорошо изучил повадки здравых умов. Потому, едва на крики Алверика к невиданному серому шатру со всех сторон сбегались люди, они обнаруживали Нива и Зенда: эти двое сидели себе спокойно и невозмутимо, ибо долго упражнялись в подобном искусстве; Алверик же нес какой-то вздор о неудавшемся походе в Эльфландию. А большинство людей любой героический поход почитают безумием: об этом отлично знал хитрюга Нив. И не было Алверику помощи.
Так возвращались путники назад тем же путем, которому следовали на протяжении долгих лет; возглавляя отряд из трех человек, Нив шагал впереди Алверика и Зенда, высоко подняв голову (заостренное лицо его казалось еще более худым благодаря длинным тонким росчеркам заботливо уложенных бороды и усов), перепоясанный мечом Алверика: длинный клинок нелепо торчал сзади, а впереди, чуть ли не у груди укрепленный, красовался эфес. Нив шагал и вскидывал голову с таким видом, что ясно давал понять редким прохожим: этот тощий, оборванный тип почитает себя предводителем отряда более многочисленного, нежели открывается взору. Воистину, если бы безумец попался кому-нибудь на глаза поздним вечером, когда прямо за спиною у него смыкались сумерки и туманы болот, уж верно, встречный поверил бы, что целое воинство, скрытое в тумане и в сумерках, следует за этим дерзким, оборванным, уверенным в себе полководцем. Если бы за ним и вправду шла армия, Нива следовало бы причислить к людям здравым. Если бы весь мир согласился, что армия есть, пусть на самом деле только Алверик и Зенд следовали прихотливым путем Нива, – даже тогда он числился бы среди людей здравых. Но одинокая фантазия, не подкрепленная ни фактом, ни родственной фантазией кого-то другого, в силу одиночества своего признается безумством.
Все это время, пока отряд шагал вслед за Нивом, Зенд не спускал с Алверика глаз; ибо общая ревность к чудесам Эльфландии связывала Нива и Зенда одной целью, словно одна и та же дикая причуда владела обоими.
И вот однажды утром Нив встал на цыпочки, вытягиваясь всем своим тощим телом как можно выше, и воздел правую руку, и обратился к своему воинству.
– Эрл уже недалеко, – объявил он. – На смену приевшемуся и отжившему принесем мы новые фантазии; и Эрл заживет отныне по законам и обычаям луны.
Надо сказать, что Ниву не было до луны ровно никакого дела, однако великий хитрец знал, что Зенд посодействует ему в осуществлении нового плана противу Эрла, хотя бы только ради луны. И Зенд восторженно завопил в ответ, и с одинокого холма откликнулось эхо, и Нив улыбнулся ликующим отзвукам, словно полководец, уверенный в своем воинстве. Тогда Алверик снова взбунтовался, и в последний раз поднял руку на Нива и Зенда, и понял, что годы, либо скитания, либо утрата надежды лишили его сил противостоять маниакальной мощи этих двоих. После того смирившийся Алверик покорно следовал за своими мучителями, и больше не было ему дела до того, что с ним происходит, и жил он только
