Властелин колец - Джон Толкин

– Ушли они? — спросил Горлум, понимая голову. — Ззлые, нехорошие люди! Шея у Смеагорла еще болит от них, да! Пойдемте.

– Идем, — согласился Фродо. — Но если у тебя не нашлось доброго слова для тех, кто подарил тебе жизнь, уж лучше помалкивай.

– Славный хозяин! — поспешно отозвался Горлум. — Смеагорл шутит. Смеагорл все прощает, да, все, даже славные шуточки доброго хозяина. Славный хозяин, славный Смеагорл!

Хоббиты промолчали, взвалили котомки на плечи, взяли посохи и двинулись в путь по лесам Итилиена.

Дважды они останавливались подкрепиться сушеными фруктами, солониной, хлебом — дарами Фарамира. Горлум есть не стал.

Вокруг царил зеленоватый сумрак. Солнце успело пройти свой дневной путь и склониться к закату — лишь тогда, по золотистым переливам в зеленой листве, они поняли, где оно. Было прохладно и тихо. Птицы не то разлетелись, не то враз онемели. Рано стемнело и, не помня себя от усталости, хоббиты остановились. Заповедное Озеро осталось в семи лигах позади. Фродо пристроился в выемке меж корней древнего дерева и крепко уснул. Сэм спал тревожно, то и дело просыпаясь, и высматривал Горлума. Тот улизнул еще вечером, да так и не показывался — может, залез в какую–нибудь нору, может, рыскал вокруг, но с первыми проблесками утра объявился.

– Вссставать пора, давно пора, — разбудил их знакомый голос. — Идти еще долго. На восток, а потом — южнее… Надо поспешить!

И снова Фродо со спутниками шагал по странному молчаливому лесу. Было душно, словно перед грозой. Горлум часто останавливался, принюхиваясь и что–то бормоча, потом начал поторапливать хоббитов.

К концу второго дня лес изменился, деревья стали крупнее и реже: раскидистые вязы, огромные остролисты, гигантские дубы, на которых уже начали распускаться почки. Меж деревьев попадались лужайки, поросшие белыми и голубыми анемонами и лесным гиацинтом. Не видно было ни птицы, ни зверя, но открытых мест Горлум боялся, и они шли осторожно, крадучись, от одного пятна тени к другому.

Но вот лес кончился. Они сели под старым кряжистым дубом с огромными узловатыми корнями. На юг уходила глубокая туманная долина. Справа, далеко на западе, темнели на фоне заката гордые хребты Гондора. Слева стеной поднимался мрак: то были пределы Мордора, и оттуда к Реке спускалась все расширявшаяся долина. По ней протекал большой ручей. Дорога бледной лентой вилась по его берегу и исчезала вдали в холодном белом тумане, в котором Фродо чудились выступающие вершины каких–то старых, полуразрушенных шпилей и башен.

– Где мы? — повернулся он к Горлуму.

– В опасссных месстах, хозяин. Дорога ведет от Лунной Крепости прямо к разрушенному городу у Реки. Ужасное место, там все плохие, ззлые. И мы не будем слушать людских советов. Не нужны дороги. Шли без дорог и дальше пойдем. На восток, прямиком туда, — он махнул тощей ладонью в сторону мрачного черного хребта. — Нам нельзя идти по этой дороге. Тут ходят ззлые люди из крепости.

Фродо глянул на пустынную дорогу. Просто давно не хоженая дорога — и все. Но что–то заставило его содрогнуться. В воздухе словно чувствовалось чье–то незримое враждебное присутствие, а ручей в долине был тот самый Моргулдуии — отравленный поток, берущий начало из Долины Нежити; именно о нем предупреждал их Фарамир.

– Что делать будем? — спросил Фродо у остальных. — Мы уж давно идем, может, стоит укрыться в лесу?

– Не нужно прятаться ночью, — заговорил Горлум. — Днем надо прятаться, днем, да!

– Уймись, — буркнул Сэм. — Нам все равно надо отдохнуть, хотя бы до полуночи. Потом мы пойдем, времени хватит, если ты, конечно, знаешь, куда идти.

Горлум долго ворчал, но в конце концов согласился и повернул к опушке, забирая все дальше к востоку. Он не хотел больше ночевать на земле, дорога, по его мнению, была слишком близко, поэтому они взобрались на старый дуб и нашли среди ветвей удобную развилку. Горлум свернулся клубком и уснул. Хоббиты перекусили, попили воды, но глаз сомкнуть так и не смогли.

После полуночи Горлум проснулся. В кромешной мгле тускло фосфоресцировали бледные немигающие глаза. Он прислушался и принюхался — хоббиты уже знали, что так он определяет время в темноте.

– Отдохнули ли мы? Сславно ли вздремнули? — поинтересовался он скорее у себя. — Вот и ссславно. Пора в путь!

– Не отдохнули и не вздремнули, — проворчал Сэм, — но раз пора, значит, идем.

Горлум мигом соскользнул с дерева. Хоббиты сползли следом. До самого рассвета он вел их на восток. Тьма стояла такая, что деревья можно было различить, только наткнувшись на них. Идти по неровной, сплошь изрытой корнями земле стало труднее, но Горлума, похоже, это не тревожило. Продираясь через колючки, путаясь во впадинах, заросших густым кустарником, они неуклонно поднимались. Однажды, оглянувшись, Сэм увидел далеко внизу покинутый ими лес. Заходящую луну окружало болезненное желтоватое кольцо.

Горлум все поторапливал, и скоро они выбрались на гребень, густо заросший кизилом и барбарисом. На кустах уже начали распускаться желтые, сладко пахнущие цветы. В этой колючей чаще они нашли пещеру, вход в нее закрывали зеленевшие ветви. От усталости даже есть не хотелось, хоббиты просто лежали, ожидая наступления дня. На востоке разливалось тускло красное сияние, но это была не заря… Грозно темнели Хмурые Горы, у их подножья залегла густая тьма, а острые зубчатые вершины чернели на фоне багрового зарева.

– Куда же нам идти теперь? — спросил Фродо. — И что это за долина вон там, не долина ли Моргула?

– А не все ли равно? — устало возразил Сэм. — День ведь, идти–то нельзя…

– Может быть, может быть, — пробормотал Горлум, — но нам нужно скорей идти к Перекрестку. Да, к Перекрестку. Да, хозяин, это и есть дорога к нему, да, да!

Красное зарево над Мордором угасло, спустились сумерки. С востока наползал не то дым, не то пар. Фродо и Сэм перекусили и теперь отдыхали, а Горлум не находил себе места: он ползал вокруг, обнюхивая кусты, бормотал без конца, а потом вдруг исчез.

– Опять промышляет, — зевнул Сэм и провалился в сон.

Он снова был дома, в саду, и что–то разыскивал — вот только тяжелый мешок за спиной мешал. «Позаросло–то все как, — подумал он, заметив терновник и папоротник у ограды, — работенки будь здоров сколько! А я так устал». И тут он вспомнил, что ищет: «Трубка!» — и открыл глаза. «Вот дурень, — выругал он себя, — так она ж в мешке». Вдруг до него дошло, что табака все равно нет, а до дома сотни миль. Тогда он сел, окончательно проснувшись. Уже темно, зачем Фродо позволил ему спать до вечера?