Листы дневника. Том 1 - Николай Рерих

По словам царя Митридата, римляне с самого основания своей республики не имели ничего своего: их жилища, их жены, их земли, их империя ¬результат грабежа и воровства. Кочевники без родины, без традиций, созданные для того, чтобы быть проклятием всего мира, без законов Божеских и человеческих, которые могли бы воспрепятствовать захвату и разрушению союзников и друзей — близких и дальних, слабых и сильных…

Такие слова как бы показывают, что Рим не пользовался симпатиями завоеванных им стран. Но ведь Митридат оказался в числе противников Рима, значит, его определения, быть может, оказывались преднамеренными и несправедливыми. Мало ли что может сказаться повергнутым противником. Может быть, лучше послушать такого общепризнанного в своих справедливых суждениях историка, как Саллюстий. Он говорит, что в ранний период, после свержения королей, приблизительно за пятьсот лет до нашей эры, римляне представляли собою высоконравственных людей, живших в согласии между собою, презиравших богатство и наживу.

По словам историка, преобладали справедливость и искренность не столько благодаря закону, сколько по своим природным качествам. Ссоры, разногласия, борьба, скорее всего, были свойствами врагов римлян. Между собою они укреплялись лишь в похвальных деяниях. На войне были храбры, в мирное время — справедливы. Их управление основывалось не на страхе, а на мягкосердечии. Они скорее были склонны к прощению обиды, нежели к мести.

"Но когда наша страна стала великой, — пишет Саллюстий, — благодаря тактике справедливости, когда были побеждены великие цари на войне, когда силой оружия покорили дикие племена и сильные народы, когда был разрушен до основания, с корнем и со всеми ветвями состязавшийся с Римом Карфаген и открылись моря и земли перед победителями, тогда счастье стало к нам жестоким и внесло беспорядок во все наши дела. Для тех, которые легко переносили трудности и опасности, заботы и нужды — безделие и богатство, иногда так желательное, оказалось бременем и проклятием. Отсюда — стремление к наживе и обогащению. Все это, я могу утверждать, явилось корнем всех бедствий. Любостяжание делает человека бесчестным, лишает его цельности и других благородных качеств. Их место занимает бесстыдство, жестокость, небрежение богами, торговое назначение цен. Самомнение превратило многих людей в лжецов, у которых одна мысль на уме, а другая на языке. Первоначально эти пороки были мало заметны и даже преследовались. Наконец, когда болезнь сделалась губительной эпидемией, государство изменилось, и правительство, которому не было равного по справедливости и беспристрастности, стало жестоким и невыносимым".

Среди прочих Саллюстий порицает и Люция Суллу. "Захватив власть с помощью вооруженной силы, он все привел к плохому концу от хорошего начала: все стали грабить и расхищать. Одного соблазнял дом, другого ¬земля. Победители не проявляли ни умеренности, ни воздержанности, а бесстыдно и жестоко обижали сограждан". Сулла позволил своим солдатам предаваться пьянству и разгулу, грабить святыни, попирать все небесное и земное и, одержав победу, ничего не оставлять побежденным.

"Как только стали преклоняться перед богатством, — продолжает Саллюстий, — которое приносило славу, преобладание и власть, добродетель начала терять свою привлекательность, бедность стала считаться пороком, безупречность — зловолием. Стремление к богатству, роскоши и наживе в соединении с высокомерием охватило наше молодое поколение. Оно грабило и разоряло, посягало на чужое имущество. Оно позабыло о скромности, нравственной чистоте, о всем человеческом и Божественном. Словом, превратилось в людей безрассудных и отчаянных. Они действуют так, как если бы смысл управления состоял в том, чтобы делать только зло".

Так сурово выразился историк Саллюстий, которого в ряду прочих писателей считают и справедливым и основательным ценителем событий. Впрочем, не только у Саллюстия, но и у Плутарха можно найти такие же суждения. Между тем все время раздавался предостерегающий возглас — "Кавеант конзулес". Народ в этом возгласе просил и поручал консулам досмотреть со всею внимательностью, чтобы справедливость не была нарушена и чтобы нравы государства не опошлялись. А между тем такое опошление все-таки происходило. Спрашивается, какими же путями, какими скачками или тайными вползаниями проникала ехидна разложения в, казалось бы, крепкое своею гражданственностью общество?

Если бы отравленность проявлялась в каких-то очевидных резких действиях, то, конечно, консулы и прочие стражи заметили бы это. В том-то и дело, что растление нравов происходило, да и происходит, в почти незаметных для человеческого суждения действиях. Трудно заметить, как растет трава, но можно ужасаться уже нежданно разросшемуся бурьяну. Так себе, казалось, без всяких видимых причин взял да и разросся такой чертополох, что и не пройдешь. Один земледелец уверял, что чертополох растет от дурных мыслей.

В конце концов, такое суждение было недалеко от истины. Без дурных мыслей, порождающих всякую леность и небрежность, бурьян и не разросся бы. Не напрасно народная предупредительность настораживала своих дозорных, чтобы смотрели бдительнее. Если взять историю народа, то даже при хороших пособиях очень трудно будет уследить, где именно, из какого именно злого источника начало просачиваться опаснейшее растление нравов.

В Афинах назвали Аристида справедливым. А ведь были же найдены в Акрополе глиняные таблички с именами темных личностей, подавших голос за его изгнание. Вот и попробуйте от древних высоких и чистых нравов Лакедемона провести основательную кривую до изгнания справедливого Аристида. Конечно, дурные люди всегда бывали и неизбежно будут. Но ведь имеются в виду не поступки отдельных темных личностей, но отношение к ним общественного мнения. Значит, могли создаваться какие-то условия быта, при которых общественное мнение или оказывалось бессильным против отдельных злодеев, или же само заболевало такими же мерзкоразрушительными побуждениями.

Где же были в такие дни всякие консулы, всякие хранители государственности? Ведь они чего-то все-таки не досмотрели. К ним взывали голоса народа, умоляя о бдительности, о зоркости, но они мысленно отговорились какою-то холодною буквою и заткнули уши, чтобы не обеспокоиться происходящим. Общественное мнение всегда существует, глас народа жив, но нужно отличать истинный глас народа от подсунутого ему преднамерения какими-либо соблазнителями. Сказано: "По делам узнаете". Значит, не предполагайте самомнительно, не сомневайтесь зря, но наблюдайте по делам, со всею непредубежденною справедливостью.