Смерть волкам - Аня Чеблакова

- Что это за ящик?

- Там старая одежда. Твоя и Торвиты, - пояснил Хильтуньо. - Я хотел её частью выбросить, а частью отдать в Фонд Помощи. Ладно, я пойду. Рэйварго, отдыхай и не волнуйся ни о чём - к вечеру так или иначе всё решится.

С этими словами он вышел за дверь и спустился с крыльца. Гурдиль вышел вслед за ним.

Рэйварго опустился на колени перед коробкой, вытащил оттуда какие-то брюки, рубашку и кое-что из белья, и направился наверх, в ванную комнату. Там он закрыл дверь, положил одежду на пол и подошёл к ванне, открыл сразу оба крана, но один из них откликнулся лишь шипением: похоже, горячую воду снова отключили. Рэйварго подождал, пока ванна наберётся, потом разделся и быстро вымылся, счистив с себя грязь и кровь. То, что вода была очень холодной, было даже хорошо - это его взбодрило и придало ему сил. Вылезая оттуда, он дрожал уже от холода, а не от волнения. Он вытерся полотенцем, спустил воду в ванне, затем, открыв ящичек над раковиной, вытащил оттуда бинт и ножницы и сменил повязку на ране. К счастью, она уже немножко зажила. Потом он оделся. Славно было ощущать прикосновение чистой ткани к чистой коже; посмотрев на себя, Рэйварго увидел, что его старые брюки из тонкого светло-кофейного льна стали ему немножко велики, а вот синяя рубашка даже слегка стесняла: за это лето его плечи и руки так окрепли, что ткань облегала их, как перчатка. Он окинул взглядом свою старую одежду: грязная, изорванная, затвердевшая от крови, она уже ни на что не годилась. Рэйварго увязал её в узел из рубашки, добавив туда и стоптанные до невозможности ботинки, и, выйдя из ванной, направился вниз.

В магазине уже стояли Гурдиль и Торвита. Оба молчали. Рэйварго зашёл за прилавок и стал рыться по ящикам в поисках книжного шила - ему нужно было сделать новую дырку в ремне. Гурдиль подошёл к нему и сказал:

- Твой отец мне всё рассказал.

- Отлично, - пробормотал Рэйварго, приставляя острие шила к натянутому ремню.

- Рэйварго, - робко подала голос Торвита, - это всё очень серьёзно.

- Я знаю, Торри, - сказал Рэйварго, заправляя рубашку в штаны.

- Знаешь? - повысил голос Гурдиль. - Что такое ты знаешь? Ты помогаешь оборотням! Это слишком даже для тебя!

- Гурдиль! - воскликнула Торвита, но Гурдиль уже распалился:

- Ты пропадал где-то несколько месяцев, пропустил выпускные экзамены, а теперь заявляешься сюда, и в какой компании!

- Только не делай вид, что тебе есть дело до моих экзаменов, - предупредил Рэйварго, глядя не на Гурдиля, а на свой ремень, который затягивал вокруг талии.

- Мне есть дело до твоей сестры. Ты даже представить себе не можешь, как сильно она о тебе беспокоилась.

- У неё были основания, если это тебя утешит, - ответил Рэйварго, вскидывая наконец на Гурдиля свои чёрные глаза, непривычно твёрдый взгляд которых заметно смутил его зятя. Рэйварго никогда не любил Гурдиля, он просто не мог понять свою весёлую, нежную и смелую сестру, которая выбрала себе в мужья такого скучного и занудного человека, но сейчас к этой нелюбви примешалась ещё и обида. Разве Гурдиль поймёт, каково ему пришлось?

Рэйварго вышел из-за прилавка и направился к ящику с обувью, который стоял рядом с ящиком с одеждой. Присев рядом с ним на корточки, он немного порылся там и вытащил наружу пару своих старых ботинок. Завязав шнурки, он поднялся на ноги и снова столкнулся лицом к лицу с Гурдилем.

- Что ты всё-таки от меня хочешь? - в лоб спросил он у него. - Чтобы я вернулся в Ретаке и закрыл свои долги? Или чтобы пошёл в тюрьму и пустил по одной пуле в головы своим друзьям?

- Не обязательно, - ответил Гурдиль, которого вопрос Рэйварго явно покоробил. - Ты, я вижу, с ними на короткой ноге - вот и скажи им: пусть уходят. В нашем городе им не место, и в нашем доме тоже. У нас здесь ребёнок, твой племянник.

Его жена стояла рядом, и, слушая его, темнела лицом. Рэйварго быстро взглянул на неё, потом сердито перевёл взгляд на Гурдиля.

- Эти оборотни спасли мне жизнь, - резко сказал он. - И если выпустить их из тюрьмы, сегодня они спасут ещё множество жизней!

Гурдиль покраснел:

- Тьяррос не выпустит их, если он ещё не сошёл с ума. Эти существа опасны. Это они привели сюда врагов, разве ты не понимаешь?

- Они как раз пытались их остановить, - ответил Рэйварго, протягивая руку за курткой. - Только вчера днём мы сражались с одной из банд. Если бы этого не было, у Когтя сейчас было бы как минимум на сто оборотней больше.

Гурдиль и Торвита переглянулись; на лице молодой женщины было написано смущение, на лице у её мужа - нарастающий упрямый гнев.

- Куда ты собрался? - резко спросил он, глядя, как Рэйварго накидывает куртку. Юноша посмотрел ему в глаза:

- Я пойду на собрание и расскажу людям, что знаю. Мне скрывать нечего. Если мне не поверят, что ж - я найду способ выпустить моих друзей как-нибудь по-другому.

Гурдиль снова открыл рот:

- Я думаю, это...

- Думай, что хочешь. Я всё равно туда пойду. Торвита, собери всё серебро и заряди наши с отцом пистолеты. Я скоро вернусь.

- А как же обед? - тихо спросила Торвита.

- Я пока обойдусь.

С этими словами Рэйварго вышел за дверь. Гурдиль и Торвита остались стоять на месте в недоумении. Наконец молодая женщина повернулась и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.

- Ты куда? - спросил Гурдиль. Торвита замерла и медленно оглянулась.

- Я пойду собирать серебро, - тихо сказала она. Гурдиль посмотрел на неё, сглотнул и кивнул.

- Ну, а я тогда заряжу пистолеты, - сказал он. - Чёрт возьми! Как всё это странно, ты так не думаешь?

Торвита только пожала плечами и отвернулась. Она понимала Рэйварго, которому пришлось выбирать между своими друзьями и родным городом, потому что сама частенько разрешала ссоры между братом и мужем. И ей это совсем не нравилось.

10

Люди набились в зрительный зал дониретского театра - самое большое помещение в городе. Они сидели и стояли в партере, набились на балконе и галерке, теснились в ложах. Большинство из них были мужчины и молодые парни, но немало было и женщин. Детей видно нигде не было - горожане предусмотрительно не взяли их с собой, понимая, что разговор предстоит не для детских ушей, да и небезопасно было ребятам находиться в такой толчее.

Первым на сцену поднялся Тьяррос, всегда вызывавший у горожан чувство защищённости и доверия своим высоким ростом, широкими плечами и горящим взглядом. Он встал посреди сцены, расставив мускулистые ноги в запылённых сапогах и уперев руки в бока. Окинув дониретцев, ещё недавно шумевших и галдевших, острым взглядом карих глаз, отчего люди сразу притихли, он сказал громко и раскатисто: