Далекие Шатры - Мэри Кайе

– Проблема заключается вот в чем… – объяснил Аш, обсуждая ситуацию с миссис Виккари, которая была единственным человеком в Гуджарате, кому он мог не просто открыться, но и рассказать свою историю в полной уверенности, что почтенная дама сохранит ее в тайне и выслушает все беспристрастно, без всякого предубеждения насчет происхождения Джали или его собственного.

Он нуждался не в совете, прекрасно понимая, что не последует совету, идущему вразрез с его желаниями, а в собеседнике. В разумном и сочувствующем собеседнике, который любил Индию так же, как он сам, и с которым он мог обсудить ситуацию и благодаря этому привести в порядок собственные мысли. И миссис Виккари не обманула ожиданий: она не осудила и не похвалила желание Аша жениться на индусской вдове и не пришла в ужас ни от такого его намерения, ни от мнения Анджали, что в законном браке нет необходимости.

– Видите ли, – сказал Аш, – как только о нашем браке станет известно, она окажется в опасности.

– И вы тоже, – заметила Эдит Виккари. – Пойдут разговоры, а в Индии молва бежит быстро.

Разумеется, дело было именно в этом. И Аш проникся к миссис Виккари невыразимой благодарностью за то, что она сразу поняла суть проблемы, а не принялась приводить более очевидные доводы против подобного брака – начиная с того, что, покуда он не достигнет возраста тридцати лет или не дослужится до майора, он не вправе жениться без согласия своего командира (которого при существующих обстоятельствах точно не получит), и завершая тем, что в полку вроде Корпуса разведчиков, где служат мусульмане, сикхи, индусы и гуркхи, британский офицер, женившийся на индусской вдове, неминуемо станет предметом всеобщего порицания. Таким поступком он посеет раздоры среди подчиненных, оскорбив не только индусов с их кастовым сознанием, но, вероятно, и сикхов; мусульмане будут презирать его за неуважение к собственной религии, а сикхи, мусульмане и гуркхи, вместе взятые, станут подозревать его в симпатии к единоверцам жены всякий раз, когда ему придется разбирать споры между индусом и приверженцем иной веры либо представлять того или другого к присвоению очередного звания. Разведчики попросят его уволиться, и ни один полк Индийской армии не примет его по вышеперечисленным причинам.

Аш прекрасно понимал это, как понимала и миссис Виккари. Но обо всем этом не стоило беспокоиться по той простой причине, что, даже если у него получится жениться на Джали, такой поступок, совершенный открыто, будет равносилен подписанию ей смертного приговора (да и ему самому тоже), поскольку подобный брак, едва лишь о нем станет известно, неизбежно вызовет много разговоров, предположений и пересудов. В стране вроде Индии, где не только полки, но и государственные служащие, офицеры медицинской службы, полицейские, священнослужители, торговцы и прочие британцы – все в сопровождении большого количества слуг-индийцев – постоянно перебираются с одного места на другое по первому же требованию начальства, такого рода история непременно будет обсуждаться в клубах всех военных городков от Пешавара до Тривандрума и на всех базарах, где слуги сахиб-логов собираются посудачить о делах ангрези и рассказать сплетни своего военного городка. А в Индии слухи разносятся быстрее, чем в любой другой стране мира…

В скором времени в Бхитхоре узнают, что тот самый офицер разведчиков, который сопровождал невест покойного раджи на бракосочетание и находился в Гуджарате в то время, когда раджа умер, а одна из вдов исчезла, впоследствии женился на индусской вдове. Первый министр сложит два и два вместе, получит правильный результат и отправит своих шпионов расследовать ситуацию, после чего смерть Джали будет всего лишь вопросом времени, причем весьма непродолжительного. Бхитхор потребует мести за смерть своих подданных – всех солдат, погибших в сражении у прохода к тайной дороге Букты, – и за тяжкое оскорбление, которое нанесли княжеству похищением вдовы покойного правителя.

– Брак придется сохранить в тайне, – сказал Аш.

– Значит, вы все-таки намерены жениться на ней, хотя говорите, что сама она не видит необходимости в законном браке?

Но Аш всегда отличался крайним упрямством.

– А как же иначе? Неужели вы думаете, что она нужна мне в качестве любовницы, наложницы? Я хочу знать, что она моя жена, пусть даже я не смогу открыто называть ее так. Я… я просто должен жениться. Не могу объяснить….

– Вам не нужно ничего объяснять, – сказала Эдит Виккари. – На вашем месте я чувствовала бы то же самое. Конечно, вы должны жениться на ней. Но это будет непросто.

Трудность, пояснила она, заключается в следующем: поскольку брак является церковным таинством, ни один священник не согласится сочетать брачными узами христианина и индуску, пока не получит доказательств, что последняя действительно обратилась в христианство.

– Над Богом нельзя смеяться, знаете ли, – мягко заметила миссис Виккари.

– Я и не собирался смеяться. Но я никогда не считал Его англичанином, или евреем, или индийцем, или представителем любой другой национальности, которые мы придумали для себя. И я не думаю, что Он различает нас по национальному признаку. Но я с самого начала сознавал, что Церковь не поженит нас, как не поженили бы жрецы Джали, даже если бы я рискнул обратиться к ним с такой просьбой, чего я не сделаю. Может, мировой судья?..

Миссис Виккари решительно помотала головой. Она знала местного британского судью гораздо лучше, чем Аш. Мистер Чедвик, заверила она, не пойдет на такое ни под каким видом. Вдобавок он непременно доложит о просьбе Аша насчет брачной лицензии комиссару, который не только придет в неменьший ужас, но и примется задавать разные неприятные вопросы. А когда начнутся расспросы – пиши пропало.

– Да, – горько сказал Аш. – Нам нельзя идти на такой риск.

Казалось, выхода нет. Просто невероятно, глупо и несправедливо, чудовищно несправедливо, что два взрослых человека, желающие пожениться, не вправе этого сделать, хотя от их брака никому не станет хуже. Это ведь сугубо личное дело, и если люди могут сочетаться браком в море без мирового судьи и лицензий, как та пара на «Кентербери-Касл», наверняка есть такой же простой способ пожениться на суше, и он…

– Боже, ну конечно! – возбужденно выпалил Аш, вскакивая на ноги. – Рыжий Стиггинз! «Морала»! Как же я раньше не подумал об этом?

Рыжий вроде бы говорил, что отправляется в Карачи через несколько недель, и приглашал Аша присоединиться к нему. И если «Морала» еще не отплыла…

Задержавшись лишь на секунду, чтобы горячо обнять озадаченную миссис Виккари, он выбежал из ее гостиной, крича Кулураму, чтобы живо подал коня, и через десять минут любой, кому случилось находиться вне дома в самый жаркий час дня, мог увидеть некоего сахиба, скачущего во весь опор по залитой ослепительным солнечным светом дороге военного городка в сторону города.

Практичный и расчетливый гуджаратец, который вел дела капитана Стиггинза на полуострове, держал маленькую контору на улице рядом с Дарипурскими воротами. Он предавался обычному полуденному отдыху, когда к нему ворвался упомянутый сахиб и нетерпеливо осведомился, отплыла ли уже «Морала» в Карачи, и если нет, то когда она отплывает и откуда. На сей раз Ашу повезло: «Морала» еще не вышла в рейс, хотя собиралась выйти в самом скором времени – через день или два при благоприятном ходе событий и точно не позже конца недели. Судно стоит в Камбейском заливе, в его верхней оконечности, и если сахиб желает что-нибудь передать капитану…

Сахиб желал и был благодарен за предложение, ибо времени писать письма у него не оставалось.

– Скажите мистеру Стиггинзу, что я принимаю его приглашение: пусть он ждет меня завтра и ни в коем случае не отплывает без меня.

Предстояло еще многое сделать, а времени оставалось мало, потому что порт Камбей находился в добрых шестидесяти милях от Ахмадабада, и Аш поскакал обратно к своему бунгало с такой же головокружительной скоростью, с какой покинул дом миссис Виккари.

46

Капитан Стиггинз скреб мозолистым пальцем заросший медно-красной щетиной подбородок и задумчиво смотрел на Аша целых две минуты, обдумывая дело. Потом он медленно проговорил:

– Ну… не могу сказать, что я шибко похож на блестящего капитана парового пакетбота, да и старая «Морала» отнюдь не первоклассное пассажирское судно. Но тем не менее я полноправный хозяин этой посудины, и я не вижу, почему бы мне не сделать все то, что может сделать парень в сюртуке с медными пуговицами на борту какого-нибудь шикарного парохода.

– Так ты сделаешь это, Рыжий?

– Знаешь, сынок, я никогда прежде не занимался такими вещами, а потому не могу поручиться, что это будет иметь законную силу. Но полагаю, это твоя головная боль, а не моя. А поскольку мы с тобой друзья, я готов рискнуть головой и обвенчать вас… Тише, тише, придержи лошадей, сынок! Я сказал, что сделаю это в виде одолжения, но не собираюсь делать это здесь и сейчас. Ни ради тебя, ни ради кого-то другого я не стану притворяться, будто эта лужа – океан, так что тебе придется подождать, пока мы не окажемся достаточно далеко от суши и на полпути отсюда до Чахбара, ясно? Тогда запись в бортовом журнале будет выглядеть гораздо убедительнее. А по моему разумению, парень, тебе надобно сделать все возможное, чтобы эта твоя выходка выглядела делом вполне законным и честным. Таковы мои условия, сынок. Принимай их – или отказывайся от моих услуг.