Япония, японцы и японоведы - Игорь Латышев

Правда, в тот момент даже мне, бывшему научному руководителю Саркисова, знавшему его вроде бы лучше других, он казался довольно приятным молодым человеком, хотя и не обладавшим задатками большого ученого, но очень деятельным и, казалось бы, порядочным. К сожалению, я ошибался: не прошло и трех лет, как в поведении моего преемника стали появляться такие личные качества как самоуверенность, граничившая с зазнайством, деляческий подход к науке и, что самое прискорбное, отсутствие любви к своей стране, а как следствие этого - готовность поступаться ее национальными интересами ради личных заработков и своих карьерных помыслов. Эти качества, проявившиеся после того как Саркисов стал заведующим отделом Японии Института востоковедения АН СССР, сказались не лучшим образом на дальнейшем развитии отечественного японоведения.

Между тем я, моя жена и сын по получении японской визы в феврале 1987 года вылетели самолетом из Москвы в Японию. В третий раз я из научного работника превратился в журналиста - корреспондента самого большого и влиятельного ежедневного издания Советского Союза, газеты "Правда". Наступил еще один пятилетний период погружения в реальную жизнь изучаемой мной страны.

Часть VI

ПРЕБЫВАНИЕ НА ЖУРНАЛИСТСКОЙ РАБОТЕ

В ЯПОНИИ В ПЕРИОД

ГОРБАЧЕВСКОЙ "ПЕРЕСТРОЙКИ"

(1987-1991)

Глава 1

СОВЕТСКО-ЯПОНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В ГОДЫ,

ПРЕДШЕСТВОВАВШИЕ РАСПАДУ

СОВЕТСКОГО СОЮЗА

О себе и соотечественниках,

пребывавших в Японии

в горбачевские годы

Мой третий прилет в Японию на длительную корреспондентскую работу вместе с семьей не оставил в моей памяти сколько-нибудь волнующих впечатлений. Волнение от соприкосновения с новой незнакомой средой ощущали тогда лишь моя жена и сын. Для меня же посадка на аэродроме Нарита, с которого я лишь месяца два назад вылетал в Москву, была не более чем приятным завершением утомительного десятичасового полета.

В аэропорту встречали нас мой коллега Юрий Вдовин, которому надлежало передать мне дела корпункта "Правды" в Токио, и Николай Геронин корреспондент ТАСС, защитивший незадолго до того кандидатскую диссертацию при моем содействии в качестве научного руководителя. По прибытии в Токио мы разместились не в корпункте, где еще в течение десяти дней собирались жить Вдовин и его супруга, а в находившейся неподалеку тридцатиэтажной гостинице "Нью-Отани", элегантные белые корпуса которой горделиво возвышались над прилегающими к ней городскими кварталами.

Гостиница эта, как и небоскребы квартала Синдзюку, была в то время одним из впечатляющих архитектурных символов экономического процветания и научно-технического прогресса Японии. Десятидневное проживание в ней в ожидании отъезда четы Вдовиных дало возможность моим близким, жене и сыну, получить наглядное представление о не знакомых им ранее условиях жизни элитных слоев японского общества, и при этом ясно осознать, что такая жизнь была не для нас, советских граждан: она требует очень больших денежных доходов, на которые нам в дальнейшем не приходилось рассчитывать.

В первые дни по приезде, пожалуй, более всего озадачивало меня состояние помещения корпункта "Правды". За семь лет пребывания в нем семьи Вдовина оно ни разу не ремонтировалось. Чтобы расширить свою жилую площадь Вдовины отвели мою прежнюю рабочую комнату под бытовые нужды, а письменный стол, книжные шкафы, телефоны и прочий журналистский инвентарь были перенесены в ту самую большую и красивую комнату, где я когда-то принимал посетителей и гостей корпункта. В комнате этой царил невыносимый беспорядок: книги, рукописи и газеты лежали на полу, письменный стол был завален всяким хламом, в пепельнице лежала гора окурков. Ковровые полы были затоптаны и покрыты пятнами, когда-то светлые стены и шторы на окнах были серыми от пыли и табачной копоти. Все это покоробило меня и побудило еще при Вдовине договориться с администрацией дома о безотлагательном ремонте и обновлении помещения корпункта, на что администрация (ох уж эти добропорядочные японцы!) дала согласие без возражений.

Поэтому сразу же после отъезда Вдовина в Москву на протяжении трех дней бригады маляров-обойщиков и мастеров по укладке ковровых полов трудились не покладая рук и полностью обновили все большое помещение. Снова я перенес свой письменный стол, книжные шкафы и прочий рабочий инвентарь в ту небольшую комнату, где прежде работал, а большую красивую комнату с балконом снова превратил в приемную. Старая мебель и шторы были удалены из помещения, а на полученные от редакции средства были куплены новые шторы и недорогой, но удобный кожаный гарнитур. что вновь придало приемной корпункта приличный облик. Что же касается автомашины корпункта марки "Тоёта краун", то, как выяснилось, Вдовин купил ее незадолго до моего приезда, она была в хорошем состоянии, и я не менял ее все последующие годы.

Наибольшей проблемой, непосредственно связанной с предстоявшей корреспондентской работой, стал поиск нового секретаря-переводчика корпункта, ибо незадолго до моего приезда Вдовин оформил секретарем-переводчиком какого-то странного, неряшливого маргинала-японца, приезжавшего в корпункт в спортивном костюме на мотоцикле. Профессионально он был совершенно неподготовлен для работы с прессой и теми именитыми людьми, с которыми мне как корреспонденту "Правды" предстояло встречаться и беседовать. К тому же он плохо владел русским языком.

Вот почему сразу же после отъезда Вдовина мне пришлось решать две задачи: во-первых, уволить с работы того странного человека, которого Вдовин легкомысленно оставил мне в наследство, а во-вторых, найти японского гражданина, обладавшего рядом таких качеств, которые требовались для моей успешной работы в корпункте.

Как говорится в пословице, от добра добра не ищут, а поэтому я вспомнил о своем прежнем секретаре корпункта Накагаве Кэнъити, который спустя несколько месяцев после моего отъезда из Токио в 1979 году покинул корпункт, а затем некоторое время работал в Москве в японской редакции Радиокомитета. Мои поиски Накагавы увенчались успехом. Я вскоре встретился с ним в кафе гостиницы "Нью-Отани" и, сообщив ему о своем желании возобновить совместную работу, предложил стать вновь секретарем-переводчиком корпункта.

Но Накагава-сан уже обрел в те годы в Японии репутацию одного из лучших знатоков русского языка (и это действительно было так), а потому проблем с нахождением работы у него в тот момент не было. Переводческую работу по контракту он выполнял в компании "Тэрэби Асахи" и в туристических фирмах, а услуги хороших знатоков русского языка оплачивались в то время названными фирмами весьма высоко. Предложенные мною условия оплаты его труда в корпункте "Правды" при таких обстоятельствах показались ему невыгодными: ведь поначалу речь шла о работе в корпункте каждый день по восемь часов с утра и до вечера.