Стальной век: Социальная история советского общества - Вадим Дамье

«Чрезвычайки» внушали всеобщий ужас. Даже печатный орган боль­шевистской партии газета «Правда» писала в октябре 1918 г. о тенденции подменять лозунг «Вся власть Советам» другим: «Вся власть ЧК». Поли­тическая полиция «красных» (как, впрочем, и «белых») обыскивала, кон­фисковывала, арестовывала, вела следствия, выносила приговоры и при­водила их в исполнение. «ЧК сегодня - уже не государство в государстве, а государство над государством, - свидетельствовала Э.Гольдман. - Вся Россия, вплоть до самых отдаленных деревень, покрыта сетью ЧК. Любое отделение разветвленной бюрократической системы имеет свои чрезвы­чайные комиссии, всевластно распоряжающееся жизнью и смертью рус­ского народа... ЧК - это шпион, полицейский, судья, тюремщик и палач в одном лице... Она почти всегда действует по ночам. Внезапно вспыхи­вающий поток света в каком-либо районе, шум мчащихся с безумной ско­ростью машин ЧК - это сигналы, предназначенные ввергнуть население в тревогу и внушить ему ужас. Кто те несчастные, кого арестовали этой но­чью? Кто окажется следующим?..»[121].

Подобно «белым», большевистская власть проводила в действитель­ности политику имперского шовинизма. Хотя принятая в июле 1918 г. кон­ституция провозглашала Россию федерацией, в реальности большевики последовательно восстанавливали централистское государство. ««Феде­ративная»... Советская Республика, - замечал в 1919 г. видный максималист Г.А.Нестроев, - в действительности является самой настоящей унитарной республикой, как бы ни прикрывалась она рядом ярлыков украинских, латышских, литовских, бессарабских, отличающейся самым крайним цен­трализмом, отрицающей автономию областей и принципы демократизма, подавляющей всякую инициативу и самодеятельность»[122]. В течение 1918 - начала 1919 гг. были ликвидированы Совнаркомы не только губерний, но и целых регионов (областей): Московского, Сибирского, Западного, Уральского, Северного. Стремление регионов к большей самостоятельно­сти вызывало открытое раздражение в Центре. «Областные учреждения, - говорилось в одном из постановлений правительства РСФСР осенью 1918 г., - до сих пор еще продолжают издавать свои законы и декреты, нередко противоречащие декретам центральной власти, внося хаос и пу­таницу в общую законодательную работу советской республики. Создает­ся на местах и в областях ряд преград и запретов, мешающих работе цен­тра по вывозу продовольствия <...> Издается на местах и в областях ряд постановлений, тормозящих работу центра по распоряжению имуществом республики: таможней, заводами, запасами всякого рода»[123]. А нарком по делам национальностей И.В.Сталин открыто расценил «создание местных и областных суверенных органов власти параллельно с властью централь­ной» как «развал всякой власти и возвращение вспять к капитализму». Он заявил о необходимости «оставить в руках центральной власти все важ­ные для всей страны функции, предоставить областным органам главным образом административно-политические и культурные функции чисто областного характера»[124].

Местные власти стали назначаться из центра, непокорные региональ­ные органы распускались (так, в марте 1920 г. ЦК Российской компартии распустил ЦК Украинской компартии, в котором большинстве имела оппо­зиционная группа «децистов»). Отношение к «провинции» у московских властей было чисто колониальным. «Сибирь для Советской России важна как резервуар, из которого можно черпать не только продовольствие и сы­рье, но и людской материал», - подчеркивал, например, в июле 1920 г. пред­седатель Сибревкома И.Н.Смирнов[125].

Мотив централизации, усмирения местного «сепаратизма», беспреко­словного подчинения любой местной инициативы решениям центра по­стоянно выдвигался большевистским руководством, о чем бы ни шла речь: о требованиях работников отдельных предприятий, об интересах жителей той или иной территории или об общинных крестьянских выступлениях. Характерно, что официальная большевистская газета «Советская Сибирь» в 1921 г. обвиняла сибирских повстанцев именно в органической ненависти к централизованному советскому государственному аппарату и его пред­ставителям, проводящим волю центра[126].

Большевики объявляли себя интернационалистской партией, что, од­нако, не мешало им использовать и даже раздувать межнациональную вражду, когда им было это выгодно. Они широко применяли так называе­мые отряды «интернационалистов» (военные и карательные части, сфор­мированные из латышей, китайцев, венгров, немцев, поляков, австрийцев, чехов и т.д.) для подавления восстаний и протестов населения, говорящего на другом языке или живущего в другой местности. Начало этой практике было положено еще в феврале 1918 г., когда на подавление выступления мусульманских сепаратистов в Коканде были брошены части, сформиро­ванные из армян. В «Открытом письме» большевистскому ЦК Мария Спи­ридонова упоминала о том, что в ходе правительственных репрессий имела место и националистическая мотивация. В Пензенской губернии, по ее сло­вам, «левые социалисты-революционеры разговаривали с десятками этих, поровших крестьян, «интернационалистов» (преимущественно, из немец­ких военнопленных, - В.Д.). С каким презрением говорили они о глупости русского мужика и о том, что ему нужна палка; и какой дикий шовинизм вызвали эти отряды «интернационалистов» в деревнях - передать трудно», - писала она[127].

Большевистская власть действовала в духе древней имперской ло­гики «Разделяй и властвуй». На Северном Кавказе она поддерживала горское население в конфликтах с казаками за землю, в 1919 г., в ходе борьбы с Деникиным, вступила в союз с исламистами, основавшими Се­веро-Кавказский эмират, а в 1920 г. разгромила их. На Дону проводи­лась политика «расказачиванья», причем казаки воспринимались как враждебный центру народ. На Волге после первоначального противо­стояния с татарскими и башкирским националистами, которые пытались в 1918 г. создать «Итильско-Уральские Штаты», большевики в начале 1919 г. договорились с националистическими лидерами Башкирии о соз­дании «автономной Советской республики» и включении их в структуры власти этой автономии. Лидер движения А.Валидов занял пост главы правительства, но уже в начале 1920 г. был изгнан вместе со своими сто­ронниками. В 1919 г. «красные» заключили союз с одной из фракций ка­захского националистического объединения «Алаш-орда». На Бакинском конгрессе народов Востока 1920 г. большевики призвали «народы Восто­ка» и арабских националистов подняться на «священную войну» против Англии, ибо этот «последний оставшийся в Европе могучий империали­стический хищник» распростер «над восточными мусульманскими стра­нами свои черные крылья»[128].

В других же ситуациях, напротив, давался простор русскому на­ционализму, направленному против «инородцев». Так, чекисты, отправ­ленные в 1920 г. в Поволжье, высмеивали, как признак дикости, «урод­ливые костюмы» жителей мордовского села Краишевка, которые «до сих пор не сменили «современными - русскими костюмами». Зимой- весной 1921 г. на подавление волнений в Башкирии были брошены ка­рательные отряды, состоявшие преимущественно из русских «колониза­торских элементов». Как явствует из доклада наркома по военным делам Башкирии М.Л.Муртазина, командиры этих отрядов Руденко и Поленов действовали под лозунгом «Смерть башкирам!». Ими «были расстреляны сотни и тысячи башкир без всякого повода и причины, без предваритель­ного следствия и суда»[129]. В Средней Азии большевики русского проис­хождения стремились оттеснить от власти представителей местного на­селения. «Великорусский воинственный шовинизм и обороняющийся на­ционализм порабощенных масс колонии, проникнутый недоверием к рус­ским вообще, - основная характерная черта туркестанской действитель­ности», - замечал представитель Наркомата по делам национальностей Г.И.Бройдо[130].

Наконец, в период войны с Польшей в 1920 г. большевистское руко­водство открыто провозгласило курс на союз с русским национализмом. Новые, несвойственные для интернационалистского и классового языка тогдашнего большевизма ноты появились 18 мая 1920 г. в статье главного редактора «Известий» Ю.Стеклова: «Народ, на который нападают, начи­нает защищаться. Когда посягают на его святая святых, он начинает чув­ствовать, что в нем просыпается национальное сознание... Даже у черно­сотенца дрогнет преступная рука, когда ему придется направить ее про­тив своей страны»[131].

   10. Таким образом, если проанализировать политику большевистского правительства по всем основным направлениям (экономика, обществен­ное устройство, система принятия решений, отношение к социальным движениям, организация репрессивного аппарата, централизм), то легко обнаружить решительный разрыв с существом и содержанием социаль­но-революционных лозунгов и чаяний масс, совершавших революцию в 1917 г. Разрушение революционных завоеваний под флагом их защиты не могло не вызывать ожесточенного сопротивления «снизу» - иногда смут­ного и неосознанного, иногда же - доходившего до попыток продолжать социально-революционный процесс, остановленный новой «красной» партией порядка.В поисках «меньшего зла»: народные