Дети Великой Реки - Грегори Киз

Со стороны ворот раздался свист. Еще несколько капель крови скатились в воду. Перкару вдруг стало легко на душе, его охватило какое-то странное радостное чувство. Он быстро дошел до амбара и крепко уснул.

ИНТЕРЛЮДИЯ

ДЖИК

Надраенная до блеска половица палубы скрипнула под ногой Гхэ. Он замерз, пока стоял, прислушиваясь, не раздастся ли где-нибудь звук, но потом успокаивающий скрип половицы аккуратно влился в сотню других деревянных вздохов мягко покачивающейся на волнах баржи, в пение лягушек и ночных птиц в Желтоволосой Трясине, чуть ниже по течению.

Лицо с острыми чертами, скрытое тенью, все перекосилось от сардонической ухмылки над своей же собственной нервозностью. Большим пальцем он потер едва заметный шрам на подбородке и прошептал:

— Я серебряное лезвие; я ледяной серп.

Затем он двинулся дальше и незаметно проскользнул мимо стражника, клюющего носом на посту, может быть, загипнотизированного далекими огнями города или еще более далеким светом звезд. Окутанный самой черной густой тенью, Гхэ прошел беспрепятственно, как дым, сквозь арку, украшенную листьями из чистого золота, в просторную каюту. Неслышно ступая по дорогому ковру, вытканному в далеком экзотическом Лхе, он направился к огромной кровати с простынями тончайшего полотна.

Гхэ не имел ни малейшего представления, почему именно ему было велено убить спящего в этой постели человека. Его никогда не посвящали в подробности. Ему полагалось знать только, кого надо убить и где найти жертву. Для чего это делается — таким вопросом он даже не задавался. Это его не касалось. Ребенком он убивал за несколько медных грошей. И теперь его умение пригодилось жрецам и самой Реке.

Он вдруг увидел, что постель пуста, и мурашки забегали у него по спине. Огни на барже были потушены. Он следил с лодки, на которой его привезли, как они постепенно гасли. Пустая кровать означает, что жертва его что-то заподозрила и сейчас прячется в темноте и ждет, когда за ней придет смерть. И вдруг неожиданный сюрприз. Гхэ быстро повернулся на цыпочках и сразу же нагнулся, обшаривая глазами каюту. Мгновение спустя он вздохнул с облегчением. Он явно переоценил этого торговца, этого Дьюну, впрочем, как и сам Дьюна переоценил себя. Все было в порядке, Дьюна мирно спал в кресле, и силуэт его вырисовывался на фоне залитого огнями города.

Однако чувство облегчения было недолгим — оно ушло так же быстро, как и пришло: возле тени спящего маячила еще одна тень.

— Ага, — прошептал Мрак, — хваленый джик, насколько я понимаю.

Гхэ не ответил. Если не повезет и он погибнет, не должно быть никаких доказательств, что он действительно джик. На нем нет эмблемы, нет ничего, что бы свидетельствовало о его связи с жрецами. В отличие от членов других сект, джик не был кастрирован, и потому эта улика тоже отпадала. Выдать его могли только слова, его сверхосведомленность. Гхэ знал много, но далеко не все.

На клинке, торчащем из промасленных ножен, заиграл, будто серебристый угорь, лунный свет.

— Джик, — снова заговорила тень. — Я Син Турук, уроженец древнего города Колем. Ты слышал когда-нибудь про Колем?

Гхэ по-прежнему молчал, но тень не унималась:

— Колем славится разнообразием экспорта: масло дерева какла, текстиль… и конечно же воины. Обучение воина начинается с момента, когда он может удержать в руках меч. Воинов там очень ценят.

Сверкнули белые зубы на темном лице. Со свистом взметнулся в воздух меч.

— Мой хозяин пьяный дурак, — сказал Син Турук. — Но он хозяин, ничего не поделаешь. — Он прыгнул, как пантера, и мягко опустился на кончики пальцев на расстоянии вытянутой руки от Гхэ. Гхэ выбросил вперед руку с мечом, целясь в самое сердце, но противник отскочил в сторону, и меч даже не задел его. Гхэ сразу же понял свою ошибку — Син только и ждал, что он сделает этот неверный выпад. Теперь уже не было времени нанести второй удар мечом. Он кинулся плашмя на землю, и меч Сина просвистел у него над головой. Затем он ловко ударил Сина ногой по лодыжкам, и тот упал. Все оказалось удивительно просто, но у Гхэ не было уверенности, что Син не рассчитал заранее и этот прием и, перенеся центр тяжести, обезопасил себя при падении. Эта догадка спасла Гхэ жизнь, так как Син, вместо того чтобы бесполезно барахтаться на полу, навалился всем телом на Гхэ, хлестая его лунным серпом со сверкающими краями, который он держал в руке. Гхэ выронил меч и, лежа под обрушившимся на него градом, ухитрился высвободить сильные руки и ударить врага по шейным позвонкам. Издав хриплый звук, Син еще раз стеганул его серпом и затих. Он, скорее всего, был мертв или по крайней мере ранен, и Гхэ успел змеиным движением выхватить кинжал и всадить прямо в сердце Турука, пошевелить внутри и вытащить. Син умер молча, не уронив достоинства великого воина.

— Ледяной серп, — шепнул Гхэ умирающему, когда испуг в глазах его сменила пустота, — зато ты отлично сражался.

Болван, спящий на палубе, не слышал ни звука из того, что произошло. Гхэ вздохнул и всадил нож в три ключевые артерии — в сердце, основание черепа и в висок. Он сохранил жизнь остальным стражам для того, чтобы они устыдились и поняли, какая великая битва гигантов завершилась у них под носом, а они так ничего и не заметили.

По пути обратно на берег он воздал честь Син Туруку, пролив в Реку несколько капель крови. Обмакнув палец в крови, он поднес его к подбородку, где был шрам от первой раны, полученной им в бою. Но для жертвы, ради которой все было затеяно, испустившей перед смертью лишь вздох, пропахший дорогим вином, Гхэ не сделал ничего.

VII

ДУХИ И ЖЕЛАНИЯ

— Ты погубила книгу, которой пять сотен лет, — сказал Ган, но сказал на этот раз спокойно, без злобы.

— Она была погублена до меня.

Ган вздохнул.

— Нет, она была повреждена, но ее можно было восстановить, теперь же она окончательно загублена.

Хизи подняла глаза от работы, которую делала — наклеивала фрагменты таблички Второй Династии на новый лист, — и встретилась с жестким взглядом старика.

— Ты не думаешь о том, что ты делаешь, в этом вся беда. Мысли в твоей дурацкой головенке заняты всякой ерундой.

Ничего, придет и мой час, думала Хизи, делая усилия, чтобы ее не выдал ни один мускул на лице. Настанет день, когда я буду взрослая, знатная дама, и ты исчезнешь в одну прекрасную ночь, Ган. Я велю Тзэму схватить тебя и запихнуть в водосточную трубу.

— Вот-вот, об этом я и говорю, — взъелся Ган. — Глаза мечтательные и глупые. — Он мгновенно оказался у ее стола. — Сюда смотри. Вот здесь то, что ты делаешь. — Он жестом указал на табличку. — Вот это. Собери в кучку пальцы и мозги в кои веки.