Три подруги и разбитое зеркало - Анастасия Солнцева

руками, пытаясь прогнать гусиную кожу, и закашлялась. Кашель был сухим, надсадным. Он рвался из груди, сотрясая тело и заставляя болеть легкие.

– Тебе плохо? – обеспокоенно спросил Макс, чье лицо плавало размытым пятном перед моими глазами.

– Не знаю, – просипела я, в перерыве между приступами. – Мне постоянно плохо. Примерно, последние лет десять…

– Почему?

– Потому что нельзя отрекаться от магии… Нельзя предавать.

Показавшиеся обжигающе-ледяными пальцы Макса легли на мой лоб, и я поняла, что меня трясет не только от кашля.

– У тебя жар, – пробормотал он, обнимая лицо ладонями и пытаясь заглянуть в глаза.

– Внутри всё болит, – пожаловалась я. И это было правдой. Голову стальным кольцом сковывала мигрень, горло саднило, говорить было больно и кожа будто огнем горела.

– Странно, – с сомнением, в котором тонкой струной зазвенела неподдельная тревога, протянул Макс. – Как ты могла заболеть?

– Угадай, блин, – попыталась съязвить я, но кашель пресек все мои саркастичные импровизации.

– Это из-за серебра? – предположил Макс, легко подхватил на руки и вместе со мной забрался на постель, чтобы уложить обратно на еще не успевшие остыть простыни.

– Из-за всего, что ты со мной сделал, – решила окончательно просветить его я.

– По сравнению с тем, что хотят и могут сделать с тобой другие – это ерунда, – вмиг разозлился Макс, натягивая на меня сверху одеяло.

Я шире распахнула глаза, пытаясь таким весьма паршивым способом потребовать объяснений, потому что говорить было тяжело и каждый раз, когда я открывала рот, наружу вырывалось судорожное «кхе-кхе».

– Ди, – с сожалением покачал головой Макс, приподнимая край одеяла, чтобы оценить состояние раны на плече. – Ты так и не осознала, как влияешь на мужчин. Есть в тебе что-то, что притягивает взгляд. Заставляет смотреть на тебя. И чем дольше смотришь, тем меньше хочется отворачиваться. Многие мужчины, в которых ты даже мужчин не видишь, смотрят – и насмотреться не могут. Так и бывает, когда любишь кого-то…

– У кого из нас двоих жар? – прошептала я, прикрывая веки и позволяя Максу делать со мной всё, что хочется. – Потому что бредишь точно ты.

– Нет, не брежу, – легко отверг мое предположение бывший друг, а теперь… а кто его знает, кто он мне теперь? – Если тебе нужны примеры – пожалуйста. Гриша.

Кровать пошевелилась, Макс встал. Удаляющиеся шаги, шуршание в дальнем углу комнаты, хотя при такой-то спартанской обстановке, чем таким он мог там шуршать было хорошим вопросом, но не успела я им задаться, как он вернулся. Матрас вновь покачнулся, он сел, с глухим стуком поставив на прикроватный столик что-то не тяжелое, но объемное.

– А что с Гришей?

– Гриша обязан мне если не всем, то очень многим. Именно с моей помощью он возглавил стаю. Его собственной силы было недостаточно. В своей предыдущей стае он смог завоевать некоторый авторитет и даже найти сторонников, многие волки поверили в него, увидели в нем своего нового лидера. Но этого было мало, в чем парень убедился, когда пошел против своего прежнего вожака, бросив ему вызов. В том бою он едва не погиб. И будь на месте его соперника кто-то, чуть более жестокий, Гриша бы испустил дух той же ночью. Но ему позволили выжить и даже сбежать. Я подобрал оборотня ночью, на обочине. Окровавленного, истерзанного. Бредя босиком в одних порванных джинсах по грязным, припорошенным дорожной пылью снежным сугробам, он придерживал почти полностью оторванную руку. Я помог ему залечить раны, а после – отправил к местным вервольфам. Там его приняли и даже не стали задавать вопросов, чем таким он не угодил предыдущей стае, что его не просто изгнали из семьи, но и вышвырнули из города, отправив искать себе новое пристанище. Именно клятва мне придала ему силы. Не только он дал мне дополнительные ресурсы, но и я ему. Потому что никакая магия не работает исключительно в одну сторону. Мы объединились, и после второй попытки, на этот раз удачной, он сел на их волчий трон, который так желал.

– Трогательное повествование, – сдавленно проговорила я, сдерживая кашель, рвущийся наружу. – Но при чем здесь я?

– До твоего появления Гриша был полностью предан мне. Не только из благодарности, но и потому что никогда не был дураком. Он понимал – благополучие каждого из нас зависит от общих усилий. И верил в это, действительно верил, пока не появилась ты. Ваше знакомство положило начало его предательству. Он пошел против меня. Пошел из-за тебя.

Где-то рядом заплескалась вода.

– Гриша встречается с Князем, делится с ним информацией о моих делах, хотя и ненавидит этого вампира. Он делает так из желания помочь тебе. Знает, что я знаю, но не останавливается. А я просто позволяю ему это делать. Как ты думаешь, почему?

«Потому что сам регулярно наведываешься к тому же Князю», – подумала я, вспомнив, как видела Макса у дома последнего.

К коже прикоснулось что-то теплое и мокрое, начало ощутимо пощипывать. Я вытянулась, словно меня тетивой натянули на лук. Зашипела сквозь зубы и услышала успокаивающее от Макса:

– Потерпи немного, скоро станет легче.

– Зачем Грише помогать мне?

– Потому что Гриша хочет тебя себе. Хочет сделать тебя не просто своей любовницей, он хочет сделать тебя своей парой. Знаешь, что значит быть парой у волков? Несмотря на свой весьма своеобразный стиль жизни, волки моногамны. Они выбирают себе спутницу один раз – и навсегда. Если подруга погибает, волк остается один и не создает пару повторно, храня верность своей возлюбленной. Ради своей пары волк готов отдать жизнь, лишь бы вторая половинка выжила. У вервольфа может быть потомство только от любимой, а в случае с вожаком – дети верховной пары считаются самым главным сокровищем стаи. Они растут в окружении всеобщей заботы и любви, их пестуют всей огромной мохнатой семьей. Подруга вожака автоматически восходит на второе место в иерархии стаи. Она – всё равно что он, её слово – это его слово, её решение – это его решение. Никто не может даже бросить ей вызов, она – неприкосновенна. Звучит почти идеально, не правда ли?

Под собственное повествование Макс аккуратно и методично протирал моё плечо, уделяя особое внимание порезу и стараясь не повредить еще сильнее, чем уже сделал это ножом. Я такое старание оценила, но мысленно.

– Не для меня. Ненавижу идеалы, особенно чужие, – проворчала я, терпя боль. – Толку в них никакого, одна лишь головная боль.

– Гришу не интересует, во что ты веришь и что любишь. Он руководствуется инстинктами вожака-оборотня, для которого ты – желаемая и желанная женщина. Вот только жизнь,