Тайна Святой Плащаницы - Хулия Наварро

Ободас внимательно наблюдал за ним, а еще за тем, что происходило вокруг. Он получил от Сенина приказ обеспечить безопасность этого юноши, пусть даже ценой собственной жизни.

Лишь через трое суток Харран и Ободас решили, что они удалились от Эдессы на достаточное расстояние, и сделали небольшой привал, чтобы отдохнуть, а еще отправили гонца к Сенину. Каравану понадобилось еще три дня, чтобы достичь места назначения, и тогда Изаз наконец-то оказался в безопасности.

Абгар был при смерти. Царица приказала позвать Фаддея и Хосара, чтобы сообщить им о том, что жить Абгару осталось лишь несколько часов, а может быть и минут: жизнь в теле царя угасала буквально на глазах. Он уже не узнавал свою супругу.

Прошло десять дней с тех пор, как Абгар собрал в этой самой комнате своих друзей и разговаривал с ними до поздней ночи. Теперь царь лежал неподвижно, не открывая глаз, и лишь след его дыхания на подносимом ко рту зеркале показывал, что он еще жив.

Маану не покидал дворец, с нетерпением ожидая, когда умрет царь. Царица не позволяла ему заходить в царские покои, но в этом и не было необходимости: он и так знал, что там происходит, подкупив молодую рабыню посулами дать ей свободу, если она будет сообщать ему обо всем, что творится в опочивальне Абгара.

Царица знала, что за ней следят, а потому, когда пришли Фаддей и Хосар, она выслала всех слуг и разговаривала со своими друзьями вполголоса. Она облегченно улыбнулась, узнав, что Священное Полотно теперь находится в безопасности. Своим друзьям она пообещала, что немедленно сообщит им, когда Абгар умрет, — известит их через своего писца, Тиция, который исповедовал христианство и был верен царице. Прощание царицы с Фаддеем и Хосаром было очень трогательным, ведь они знали, что, скорее всего, уже не встретятся в этой жизни. Поэтому царица попросила их обоих благословить ее и помолиться о том, чтобы ей хватило сил мужественно встретить смерть, ведь ее сын Маану наверняка собирался убить ее.

Глаза Хосара были полны слез, он никак не решался покинуть царицу. Она уже не была красивой женщиной, как когда-то, но ее глаза все еще сверкали от внутренней силы. Благодаря этому, да еще своей царственной осанке она по-прежнему была величественной женщиной. Зная, какую привязанность испытывал к ней ее бывший писец, она сжала его руку и обняла его, желая показать этим, что ей известно, как он любил ее, а еще — что она тоже любила его как самого верного из своих друзей.

Абгар еще три дня расставался с жизнью. В последнюю ночь, когда во дворце, погруженном во тьму, все спали, царица бодрствовала у ложа царя. Он открыл глаза и благодарно улыбнулся ей, его взгляд был полон любви и нежности. После этого он уснул — уснул навсегда. Царица с силой сжала руку своего супруга, затем закрыла ему глаза и поцеловала его в губы. Она позволила себе лишь несколько минут помолиться Богу, прося его принять Абгара.

Тихонько проскользнув по темным коридорам, она вошла в комнату, где уже несколько суток находился Тиций, царский писец.

Он спал, но тут же проснулся, почувствовав, как рука царицы сжала ему плечо. Ни он, ни она не произнесли ни слова. Царица, скрываемая мраком ночи, вернулась в царскую опочивальню, а Тиций осторожно выскользнул из дворца и направился к дому Хосара.

Еще не рассвело, когда Хосар, полный отчаяния, выслушал от Тиция сообщение о смерти Абгара. Теперь ему нужно было поставить в известность Марция: царский архитектор просил его об этом, желая до конца выполнить свой план. Также нужно было сообщить о случившемся Фаддею, потому что и его жизнь, без всякого сомнения, подошла к концу.

14

— Да ладно, Марко! Расскажи нам, чем ты обеспокоен.

Этот вопрос Сантьяго Хименеса, заданный в лоб, застал Марко врасплох.

— А что, неужели так заметно, что я чем-то обеспокоен?

— Слушай, у нас ведь с тобой одна и та же профессия, а потому ты не сможешь меня обмануть!

Паола улыбнулась. Марко перед этим попросил ее, чтобы она пригласила поужинать к ним домой Джона, атташе по вопросам культуры посольства США, и Сантьяго Хименеса, представителя Европола в Риме.

Джон пришел со своей женой, Лизой. Сантьяго не был женат, а потому, принимая их приглашение поужинать, приводил с собой того, кто под руку подвернется. В этот раз с ним пришла его сестра Анна, смуглая жизнерадостная девушка, работавшая журналисткой. Она приехала в Рим для освещения саммита руководителей правительств стран Евросоюза.

— Вы же знаете, что произошел еще один инцидент в Туринском соборе, — пояснил Марко.

— И ты считаешь, что он не был случайностью?

— Да, Джон, именно так я и считаю. Перечень происшествий в этом соборе за последние века просто впечатляющий, вы об этом и сами знаете: то пожары, то попытки совершения краж, то затопления. Как будто сама судьба ополчилась на Священное Полотно. А мы, как профессионалы, знаем, что не следует верить в случайности.

— История Священного Полотна действительно интересна: в те или иные эпохи оно то появлялось, то исчезало, подвергаясь при этом всевозможным опасностям. Как ты думаешь, кто-то хочет уничтожить Священное Полотно или же просто выкрасть его? — спросила Лиза.

— Выкрасть? Нет, мы никогда не считали, что кто-то хочет его выкрасть. Скорее уничтожить, потому что все происшедшие инциденты вполне могли оказаться для него фатальными.

— Священное Полотно находится в Туринском соборе с тех самых пор, как Савойский дом решил поместить его там. Это случилось после того, как кардинал Милана, Карлос Борромео, пообещал пешком дойти до города Шамбери, где тогда находилась Плащаница, чтобы попросить ее остановить чуму, опустошавшую его город. Руководство Савойского дома, тронутое набожностью кардинала, решило поместить Священное Полотно на полпути между Миланом и Шамбери, а именно в Турине, чтобы Карлосу Борромео не пришлось совершать длительное путешествие. Там Плащаница и осталась. Пусть даже в соборе и произошло много инцидентов — а ты, как видно, не веришь в случайности, — тебе все же придется признать: невозможно, чтобы пожар пятнадцатидневной давности был спровоцирован тем же человеком, что и инциденты, происшедшие в прошлом веке, поэтому…

— Лиза, не будь такой беспардонной, — упрекнул ее Джон. — Марко прав, в этом происшествии есть что-то необычное.

— Да. Однако я спрашиваю себя, кому и зачем это было нужно, и не нахожу ответа. Возможно, какому-то сумасброду хочется уничтожить Плащаницу.

— Но неужели именно этот сумасброд провоцировал инциденты в течение последних десяти, и даже двадцати лет, не говоря уже о более ранних происшествиях? — спросила Анна. — Хорошенькая история! Мне бы хотелось описать ее…

— Анна! Ты находишься здесь не в качестве журналиста!

— Оставь ее, Сантьяго, оставь ее. Я уверен, что могу разговаривать откровенно с твоей сестрой, пусть даже она и журналистка. Я прошу вас помочь мне направить мои мысли в новое русло, помочь выбраться из этого тупика. Не знаю, может быть, я и мои люди уж слишком зациклились на этой проблеме. Возможно, мы не видим ничего дальше своего носа и проявляем излишнее упрямство — особенно я, — утверждая, что в основе всех этих инцидентов лежит какая-то мотивация. Может быть, на самом деле это всего лишь множество случайных, не зависящих друг от друга происшествий. Мне хотелось бы попросить вас кое о чем, а именно чтобы вы просмотрели мой доклад обо всем, что произошло в соборе и вообще с Плащаницей за последние сто лет. Я знаю, что злоупотребляю вашей дружбой, что у вас и без меня мало времени, но мне все-таки хочется, чтобы вы прочли это, а когда у вас выработается определенное мнение об этих событиях, мы снова соберемся вместе.

— Лично на меня ты можешь рассчитывать: я помогу тебе, чем могу. Кроме того, если тебе захочется порыскать в архивах Европола, то ради бога.

— Спасибо, Сантьяго.

— Друг мой, я изучу твой доклад и откровенно выскажу свое мнение о нем. Ты же знаешь, что можешь рассчитывать на мою помощь во всем — как официально, так и неофициально, — заявил Джон.

— И мне тоже хотелось бы почитать этот доклад, — сказала Анна.

— Анна, ты ведь не полицейский и не имеешь никакого отношения к подобным делам. Поэтому Марко не может дать тебе официальный доклад, который, кстати, является конфиденциальным документом.

— Мне жаль, Анна… — стал извиняться Марко.

— Тем хуже для вас, потому что интуиция мне подсказывает, что, если за этими инцидентами что-то кроется, это нужно рассматривать с исторической, а не с полицейской точки зрения. Впрочем, как знаете.

Они расстались, договорившись поужинать вместе на следующей неделе. Лиза пригласила всех к себе.

— Знаешь, братишка, а я останусь с тобой еще на несколько дней.

— Я, Анна, понимаю: то, что рассказал Марко, может быть хорошей темой для твоей газеты, однако Марко мой друг. Кроме того, ты и мне создашь проблемы на службе, если вдруг станет известно, что моя сестра причастна к публикациям о делах, расследуемых полицией, — ведь узнать эту информацию ты можешь только через меня. Ты навредишь моей карьере, только и всего.