Девушка с серебряной кровью - Татьяна Корсакова

Семен явился, как и обещал, в шесть утра, приехал на телеге, запряженной каурой лошадкой.

– Садись, – велел он и, едва Федор забрался в телегу, легонько хлестнул лошадку вожжами.

Лошадь всхрапнула и двинулась вперед резвой рысью.

На сей раз ехали не в сторону завода, и Федор только сейчас подумал, что города он так и не видел. Все как-то недосуг было. Чернокаменск уже проснулся, его жители спешили по своим делам, взрослые на работу, детишки гнали скотину на выпас. Открывались лавки и мастерские. Поднимая в воздух клубы пыли, катились по дороге повозки и телеги, заливались лаем собаки, кричали петухи. Своим укладом Чернокаменск не отличался от большой деревни, и лишь ближе к центру стало ясно, что это все-таки город. Сначала появились каменные дома, кое-где даже двухэтажные. Магазины и лавки сделались наряднее, а рабочий люд встречался заметно реже. Центр в отличие от рабочих окраин еще спал, а если и не спал, то только-только просыпался.

Улица, по которой они ехали, расширилась и выплеснулась на мощенную брусчаткой площадь. На площади стояли небольшая, но нарядная церковь, двухэтажное здание городской администрации, жандармерия и еще несколько домов, назначение которых Федору определить не удалось. Но, судя по унылым фасадам, ни один из них не принадлежал Кутасову.

– Чего башкой вертишь? – спросил Семен. – Нравится?

Федору не нравилось, но он на всякий случай кивнул, а Семен презрительно сплюнул:

– Ерунда! Как можно жить в этих каменных мешках? Тут же даже пахнет по-другому.

Они пересекли городскую площадь, свернули на одну из неприметных улиц. Семен снова стегнул лошадку. Та покосилась на него с почти человеческой обидой и потрусила чуть быстрее. А город через пару дворов снова начал превращаться в деревню со всеми присущими ей отличительными чертами. Очень скоро деревянные дома с подворьями уперлись в реку, а укатанная до каменной твердости дорога вильнула и зазмеилась, повторяя речное русло. Семен отпустил вожжи, заложил руки за голову, сказал с совершенно несвойственной ему сентиментальностью:

– Вот это я люблю! Вот где дышится полной грудью!

Федор был согласен с мастером, дышалось и в самом деле легко, наверное, из-за подступающего к самой реке соснового леса.

– Кутасов для своего дома выбрал правильное место. – Семен сунул в рот соломинку. – Что ему с его деньжищами в городе тесниться! Его усадьба у реки, вроде бы на отшибе, а на самом деле все близко. До города рукой подать, и до завода, если по прямой, вдоль реки, совсем недалеко. Умный мужик, что тут скажешь. – В голосе Семена послышалось уважение.

А дорога тем временем свернула на липовую аллею. Федор и не заметил, когда это девственный лес уступил место творению рук человеческих. Аллея вывела их к двухэтажному дому с ротондой. На мгновение у Федора возникло ощущение, что волей неведомых сил дом перенесся в эту глушь из Санкт-Петербурга или Москвы, так он был хорош. Белоснежные стены золотило утреннее солнце, и оно же отражалось во множестве окон.

– Красота! – вздохнул Семен и прижал широкую ладонь к сердцу. – Ведь может Август не только башенки свои бесполезные строить, но и настоящие дворцы.

А Федору хотелось увидеть именно башню. Вот только ничто не указывало на то, что на территории усадьбы есть башня. Семен поймал его недоуменный взгляд, остановил лошадку, спрыгнул на землю:

– Пойдем, Федя, покажу кое-что.

Он направился не к парадному входу, а по прогулочной дорожке, идущей параллельно фасаду, к углу дома. Когда дорожка завернула, Федор увидел часовую башню. Она стояла особняком, словно создавший ее гений понимал, что такой красоте не место рядом с обыденными, примитивными вещами. Башня была сложена из белого камня, но все равно казалась воздушно-кружевной. Она тянулась к небу острым шпилем и была выше самых высоких деревьев. Казалось, стоит облакам опуститься чуть ниже, и они зацепятся за шпиль. Только подойдя ближе, Федор понял, что и высота, и ажурность – это всего лишь иллюзия. Гениальная иллюзия.

– Колокол уже привезли, – сказал Семен. – Говорят, Кутасов за него выложил столько деньжищ, сколько нам с тобой вовек в руках не держать. И часы, – он запрокинул голову, посмотрел на циферблат с ажурными стрелками, – тоже дорогие. Но дороже всего стоят фигуры.

– Какие фигуры? – спросил Федор.

Сразу под циферблатом располагалась площадка с большими смотровыми окнами, назначение площадки было не до конца понятно Федору. Он не удержался, обошел башню по кругу, погладил теплую на ощупь стену, коснулся бронзовой ручки на дубовой двери. Ему не терпелось войти внутрь. Наверное, он бы так и поступил, не окажись дверь заперта.

– Фигуры еще никто не видел. – Семен неотступно следовал за подмастерьем, на башню косился с неодобрением. – Ну и зачем она? Бесполезная в хозяйстве штука. И ладно бы стояла в городе на площади, а то здесь…

– Вы не правы, Семен Устинович. – Федор еще раз дотронулся до нагретого солнцем камня. – Нельзя такое чудо на городскую площадь. Здесь ей самое место, подальше от людей.

– …И что привело вас к таким занимательным выводам? – послышался за их спинами высокий, до дребезга, голос.

Они обернулись, Федор стремительно, а Семен неспешно, с выражением странной брезгливости на лице. Сначала Федору показалось, что вопрос задала женщина, но он тут же понял, что ошибался.

Перед ними стоял мужчина лет пятидесяти. Невысокий, длинноволосый, он, казалось, состоял из одних только округлостей. Круглое лицо, по-совиному круглые, болотного цвета глаза, круглые щеки с прожилками лопнувших сосудов, нос картошкой нездорового лилового оттенка. Круглый живот туго обтягивала несвежая, со следами давних и недавних трапез сорочка. Пухлые ладошки с короткими пальцами были сложены поверх живота, как это часто принято у женщин на сносях. И даже его редкие волосы завивались кольцами вокруг похожей на тонзуру лысины. Мужчина был неопрятен, некрасив и неприятен до такой степени, что Семен не удержался, отступил от него на шаг и только потом почтительно сдернул с головы картуз.

– Доброго здоровьица, Август Адамович, – сказал мастер заискивающим тоном. И тон этот никак не вязался с его недавней брезгливой гримасой.

– Мастер Берг, – поправил его Август. Смотрел он при этом исключительно на Федора, и во взгляде его было что-то от Кутасова. Разве что невидимые пальцы, сомкнувшиеся на горле Федора, казались чуть мягче. Вот только кого могла обмануть эта мягкость?

– Так отчего же моей башне нет места среди людей? – спросил он.

Федор мог соврать, что башня слишком хороша, чтобы услаждать взоры плебса. Гении любят лесть. Но вместо этого сказал:

– Не все поймут.

– Как же можно понять башню? – Август сощурился.

– Не башню, – поправил его Федор, – а создателя.

В этот момент что-то изменилось в окружающем мире, воздух словно сделался звонче и прозрачнее, а башня, казалось, оторвалась от земли, воспарила в небо, доказывая, что у нее тоже есть душа – легкая и ажурная, как лебяжий пух. Наваждение длилось всего мгновение, а потом все стало на свои места: и мир, и башня.

– Скажи два слова, – попросил Август вкрадчиво, почти шепотом. – Два слова, чтобы понять ее душу.

– Кружево и пух, – произнес Федор, не задумываясь ни на секунду ни над странным вопросом, ни над своим еще более странным ответом.

Семен покосился на него с испугом, как на чумного, а Август радостно хлопнул в ладоши и тут же снова спросил:

– Водонапорную башню видел?

– Видел. – Федор кивнул.

– Одно слово!

– Донжон. – Сказал и только потом подумал, откуда обычному работяге знать, что такое донжон? Вот и Семен не понял. Но слово – не воробей… Может, еще обойдется.

– Донжон! – радостно закивал Август, приблизился к Федору вплотную, так, что едва не задел своим животом, и прошептал: – Я люблю башни, только у башен есть душа.

От него несло перегаром, луком и легким сумасшествием, но Федор слушал архитектора очень внимательно, не морщился и не отворачивался.

– А вы кто такие будете? – вдруг спросил Август и отстранился, взгляд его совиных глаз сделался подозрительным.

– А мы, мастер Берг, из ремонтной мастерской, в помощь вам. – Семен наконец вспомнил, кто в их тандеме старший, оттеснил Федора в сторонку. – Нас Савва Сидорович прислал часы чинить.

– Не часы! – отчего-то разозлился Август. – Механизм пришел поломанный!

Семен беспомощно глянул на Федора, словно ища у него поддержки.

– Можно нам взглянуть? – спросил Федор. – На механизм.

– Там! – Август ткнул пальцем в небо, и Семен окончательно растерялся.

– В небе? – уточнил робко.

– Болван! – Берг смерил его презрительным взглядом. – В башне!

Больше не говоря ни слова, он подошел к двери, повозился с замком, открыл и нырнул в темное нутро башни. Федор с Семеном переглянулись.

– Скаженный! – прошептал Семен и направился следом за Августом.