Девушка, которая взрывала воздушные замки - Ларссон Стиг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Залаченко осторожно закрыл дверь, доковылял до кровати и отстегнул протез. Когда он наконец нырнул под одеяло, то был мокрый, как мышь.
Инспектор уголовной полиции Йеркер Хольмберг вернулся в Стокгольм в середине воскресного дня – усталый, голодный и измотанный. Он доехал на метро до станции «Родхюсет», добрался до полицейского управления на Бергсгатан и прошел прямо в кабинет Яна Бублански. Соня Мудиг и Курт Свенссон уже были там. Бублански созвал совещание в воскресенье, поскольку знал, что руководитель предварительного следствия Рикард Экстрём занят в это время другими делами и находится в другом месте.
– Спасибо, что пришли, – сказал Бублански. – Думаю, нам пора все толком обсудить и попробовать разобраться в этом триллере. Йеркер, у тебя есть какие-нибудь новости?
– Ничего нового, только то, что я уже рассказал по телефону. Залаченко не помог нам сдвинуться ни на йоту. Он якобы ни в чем не повинен, и помочь ничем не может. На самом же деле…
– Да?
– Соня, ты оказалась права. Он – один из самых гнусных типов, с какими мне приходилось встречаться. Я понимаю, что это звучит абсурдно – полицейский не должен использовать такие термины, – но в этой его способности просчитывать все до мелочей кроется нечто жуткое.
– О’кей, – кашлянул Бублански. – Что мы знаем? Соня?
Мудиг усмехнулась.
– Этот раунд выиграли частные детективы. Я не смогла обнаружить Залаченко ни в одной официальной базе данных. А Карл Аксель Бодин родился в сорок первом году в Уддевалле, в семье Марианны и Георга Бодина. Они существовали на самом деле, но погибли в катастрофе в сорок шестом году. Карла Акселя Бодина воспитывал дядя в Норвегии. Так что, естественно, о нем не имеется никаких сведений вплоть до семидесятых годов, когда он вернулся домой, в Швецию. Версию Микаэля Блумквиста о том, что он беглый агент ГРУ из России, проверить, похоже, не удастся. Но почему-то я склонна верить журналисту.
– И что из этого следует?
– Из этого следует, что его, как пить дать, снабдили фальшивыми документами. И тут не могло обойтись без участия властных структур.
– Значит, все-таки СЭПО?
– Блумквист в этом уверен. Но как именно они это сделали, я не знаю. Ведь необходимо было подделать свидетельство о рождении и ряд других документов, и разместить их в официальные шведские регистры. Я не берусь высказывать свое мнение о законности подобных действий. Все, вероятно, зависит от того, кто принимал такое решение. Правда, чтобы проделать все это легальным путем, им надо было разжиться разрешением на правительственном уровне.
В кабинете повисла тишина – четыре инспектора обдумывали сказанное.
– О’кей, – сказал Бублански. – Мы – четверо тупоголовых полицейских. Если в этом деле замешаны правительственные чиновники, я не собираюсь вызывать их на допрос.
– Да уж, это, пожалуй, могло бы привести к конституционному кризису, – подытожил Курт Свенссон. – В США членов правительства можно вызывать на допрос в обычный суд, но у нас приходится действовать через конституционный комитет.
– Зато мы могли бы побеседовать с главой правительства, – заметил Йеркер Хольмберг.
– С главой? – переспросил Бублански.
– С Турбьёрном Фельдином. Тогда он был премьер-министром.
– Супер. Мы ворвемся к бывшему премьер-министру, где бы он сейчас ни находился, и спросим, не сфальсифицировал ли он документы для беглого русского шпиона… Звучит как-то слишком по-голливудски.
– Фельдин живет в Осе, муниципалитет Хернёсанд. Я родился в тех местах. Мой отец – член Партии центра и хорошо знает Фельдина. Да и сам я несколько раз с ним встречался – и в детстве, и уже будучи взрослым. Он производит впечатление вполне нормального человека.
Три инспектора изумленно воззрились на Йеркера.
– Значит, ты знаком с Фельдином? – произнес Бублански.
Хольмберг кивнул.
Бублански выпятил губы.
– Честно говоря, – продолжал Хольмберг, – если б нам удалось пообщаться с бывшим премьер-министром, это помогло бы нам разрешить некоторые проблемы… Я могу съездить к нему и поговорить. Конечно, он может ничего не сказать. Но мы ничем не рискуем. А если он пойдет нам навстречу, мы, как вариант, сэкономим довольно много времени.
Бублански задумался, а потом покачал головой. Краем глаза он увидел, что Соня Мудиг и Курт Свенссон тоже призадумались, а затем кивнули.
– Спасибо, Хольмберг, я подумаю. Но, мне кажется, с этой идеей мы лучше пока повременим. Так что давайте с самого начала. Соня?..
– Если верить Блумквисту, Залаченко приехал сюда в семьдесят шестом году. Насколько я понимаю, получить такую информацию Блумквист мог только от одного человека.
– От Гуннара Бьёрка, – заключил Курт Свенссон.
– И что же нам сообщил Бьёрк? – спросил Йеркер Хольмберг.
– Он был не слишком разговорчив. Ссылается на секретность и говорит, что не имеет права обсуждать что-либо без согласия своего начальства.
– А кто его начальники?
– Молчит как рыба об лед.
– И что нам с ним теперь делать?
– Я задержал его за нарушение закона о борьбе с сексуальными услугами. Даг Свенссон передал нам вполне убедительные документы. Экстрём не на шутку разгневался, но, поскольку я составил официальное заявление, он не рискнет прекратить предварительное следствие, – сказал Курт Свенссон.
– Значит, его обвиняют в нарушении закона о борьбе с сексуальными услугами… Думаю, он отделается пустяковым штрафом.
– Скорее всего. Зато его дело находится в нашей компетенции, и мы можем снова вызвать его на допрос.
– Но теперь получается, что мы вторглись на территорию Службы безопасности, а это может вызвать некоторую турбулентность…
– В том-то и дело – ничего крамольного не произошло бы, если б не Служба безопасности. Вполне возможно, что Залаченко – действительно русский шпион, перебежавший к нам и получивший политическое убежище. Возможно и то, что он работал на СЭПО в качестве разведчика или источника информации. И по каким-то причинам его настоящее имя скрывали, а самого его снабдили фальшивыми документами. Однако тут возникли три проблемы. Во‑первых, расследование девяносто первого года, которое завершилось незаконной изоляцией Лисбет Саландер. Во‑вторых, персона Залаченко с тех пор не имеет никакого отношения к государственной безопасности – он самый обычный гангстер, скорее всего, причастный к нескольким убийствам и к другим преступлениям. И в‑третьих, нет никаких сомнений в том, что Лисбет Саландер подстрелили и закопали на его земле в Госсеберге.
– Кстати, мне бы очень хотелось почитать отчет об этом знаменитом расследовании, – сказал Йеркер Хольмберг.
Бублански сразу приуныл.
– Экстрём забрал его в пятницу, а когда я попросил отчет обратно, он пообещал снять с него копию, да так и не снял. Он позвонил мне и сказал, что беседовал с генеральным прокурором и что возникла некая проблема. По мнению генерального прокурора, гриф секретности означает, что расследование не подлежит огласке и копированию. Он потребовал сдать ему все копии, пока расследование еще не закончено. Так что Соне пришлось сдать свою копию.
– Значит, материалов этого расследования у нас больше нет?
– Значит, нет.
– Черт возьми, – сказал Хольмберг. – Мне это не нравится.
– Вот именно, – поддержал его Бублански. – А вообще-то это означает, что кто-то нам противодействует, к тому же весьма оперативно и эффективно. И как раз тогда, когда мы наконец-то продвинулись вперед.
– Мы должны выяснить, кто действует против нас, – сказал Хольмберг.
– Постойте, – произнесла Соня Мудиг. – У нас есть еще и Петер Телеборьян. Он помогал нам в расследовании о Лисбет Саландер.
– Точно, – сказал Бублански, понизив голос. – И что же он сообщил?
– Он очень беспокоился за ее безопасность и хотел ей помочь. Но затем после всех сантиментов заявил, что она представляет серьезную опасность и потенциально способна оказать сопротивление. Наша версия во многом базировалась на его данных.