Журнал «Вокруг Света» №04 за 1986 год - Вокруг Света

Покинув в конце июля места гнездовий, в начале осени розовые чайки нередко встречаются у Новосибирских островов. В их стаях немало уже и молодых птиц. А в октябре они слетаются к северной оконечности Аляски, где тысячами собираются у мыса Барроу, а оттуда летят в одном направлении — на восток. Но, как пишет Савва Михайлович Успенский, доктор биологических наук, всю жизнь посвятивший исследованию природы Севера,— далее их следы теряются. Более того, до самой весны их не видит никто. И это удивительно! В наш век, когда созданные руками людей автоматы изучают возможность жизни на соседних планетах, а человек научился жить в космосе и под водой, у себя на родине, на своей маленькой планете, он до сих пор не может узнать, где проводят зиму, многочисленные стаи птиц.

Успенский считает, что зимуют они в Арктике. Неизвестны лишь районы их обитания там. И если это так, как же спасаются они от пурги и морозов, разыскивают в темноте Корм?

Но приноровились же чайки на Каспии охотиться по ночам, когда рыбаки ловят рыбу на свет, а отдыхать днем. Не пугаются штормов, морозов и те птицы, что обитают в Баренцевом море. В полярную ночь, плавая на буровом судне за сотни километров от берегов, я изо дня в день мог наблюдать стаи бургомистров, глупышей, моевок, летавших вблизи. И чайки постоянно что-то склевывали с воды. Кто знает, может, в сумерках розовая чайка становится неотличимой от других арктических птиц? Удивительно, но за прошедшие десятилетия из Арктики — с побережья, островов, дрейфующих льдин, где живут и работают тысячи людей,— не пришло ни одного сообщения о встрече в эту пору с розовой чайкой. И в то же время зимой 1979 года на японском острове Хоккайдо множество людей любовалось редкими птицами прямо на набережной. Значит, розовые чайки, возможно, бывают там, где люди просто не замечают их в стае обычных чаек.

Но это еще не единственная загадка. Долгое время считалось, что розовые чайки гнездятся только в пределах Колымской низменности, примерно на той территории, где их видел Бутурлин. Но в 1959 году писатель и геолог Олег Куваев обнаружил в устье крупной чукотской реки Чаун, возможно, в том месте, где Валентин Николаевич Хлесткий в дальнейшем встретил свою стаю, небольшую колонию розовых чаек. По утверждениям старожилов, чайки стали появляться здесь сравнительно недавно, и Куваев сделал робкое предположение, что район их обитания расширяется. А в 1973 году норильские охотоведы Павлов и Дорогое повстречали розовых чаек на речке Большая Балахня, что на восточном побережье Таймырского полуострова. Около пятидесяти пар гнездились здесь на тундровых озерах. Позже обнаружили гнездовья розовых чаек в низовьях реки Лены. А Успенский сообщал, что более сорока гнезд найдено в Гренландии. По словам рыбаков, розовые чайки прилетают на полуостров Говена на восточном побережье Камчатки уже несколько лет. Их видели парой, возможно, и здесь со временем появится их колония.

Почему же началось расселение розовых чаек? Имеет ли отношение к этому человек, стремительно осваивающий Арктику, либо помогли принятые меры по охране птиц? Ответа пока нет.

Тут повезло и мне. В июне 1983 года на берегу полуострова Говена я повстречался с розовой чайкой. Она прилетала к рыбакам на задний двор, и я мог сфотографировать ее с трех метров. Однако чтобы понять птицу, мне нужна была встреча с ней в естественных условиях...

— Ну что, не видно? — спрашиваю я у Кондратьева, когда мы добрались до булгунняхов. Я уже едва шел.

— Скоро... сейчас увидим,— не выпуская из рук бинокля, спокойно говорит он. С невысоких булгунняхов открывается вид на поросшую прошлогодней осокой долину с уймой темных, мрачных под серым небом озер. Птиц не видно.

— Должны они тут быть,— цедит сквозь зубы Кондратьев и спускается к берегу озера. «Отдохнуть бы»,— мечтаю я, но Саша уже на середине. Воды выше колена, и я, едва отдышавшись, побрел за ним. Сапоги проваливаются в мягкий ил, пронзают его и упираются во что-то твердое и гладкое. Как полированный паркет. Да это же лед! Вечная мерзлота! Идти по ней даже легче, чем по кочкам. Только бы не поскользнуться, не нырнуть в вытаявшую промоину. Местные жители в Походске предупреждали о них. «Нырнешь — не вынырнешь!» — сказал егерь. И верно, с таким рюкзаком, будь хоть чемпионом по плаванию, недолго проплывешь. Да и выплывешь, обсушиться негде — из болотной осоки костра не разожжешь.

У моих ног появляется стайка юрких куликов-плавунчиков. Совсем неподалеку проплывает утка-морянка. Жизни вроде прибавилось. Тут уж я не выдерживаю, достаю из рюкзака сумку с аппаратами и начинаю снимать. Увлекшись, с запозданием замечаю, что Саша машет рукой, показывает на облака.

Присматриваюсь — чайки. Одна... вторая... шестая... Белые, с сизоватыми крыльями — на вид самые обычные. Птицы спокойно кружат вдали. «Они»,— доносится приглушенный голос орнитолога. Он указывает мне на небольшой островок у противоположного берега озера. Иду за ним неохотно. Утки и кулики совсем рядом. Можно сделать отличный кадр, в то время как птицы в небе вызывают у меня сомнения. В полете, издали, разве различишь? Розовый цвет для этой чайки отнюдь не превалирующий, как у фламинго, скажем, или у розового скворца. Скорее это неизвестно откуда взявшийся оттенок, похожий на отсвет зари. Им окрашена лишь нижняя часть туловища — брюхо и подхвостье. Да чуть на груди. Интересно то, что ни первооткрыватель, ни встречавшие ее затем другие исследователи Арктики не называли чайку розовой. Поначалу эта птица именовалась чайкой Росса. Розовой ее назвал английский натуралист, первым описавший птицу по музейным тушкам. А далее пошло. Савва Михайлович Успенский в своих очерках называет розовую чайку уже «жар-птицей» Севера. Но раз жар-птица, значит, должна быть непременно яркой...

По мере того, как мы приближаемся к островку, все ближе начинают кружить и чайки. Ясно, где-то неподалеку их гнездо. Наконец одна из чаек, расправив крылья, проносится надо мной. И тут я отчетливо различаю темную узкую полоску на шее — ожерелье и распушившийся на развороте ромбический хвост — главные отличительные особенности этих чаек. А уж затем, внимательно присмотревшись, усматриваю на фоне блеклого неба едва заметную розовость у подхвостья.

Розовый оттенок на оперении птицы столь нежен, что, любуясь ее полетом, я не могу не припомнить рассказов о том, что на перьях убитой птицы он пропадает, выцветает как бы. Даже если тушки птицы хранят в музеях в полной темноте, то они все равно вскоре светлеют. Припоминаются мне и жалобы фотографов и кинооператоров, так и не сумевших этот нежный оттенок передать затем на своих кадрах. Только человеческий глаз способен отличать столь нежный цвет, который живет лишь на живой чайке...

А птицы все ближе. Мы подходим к поросшему желтой осокой островку, откуда выплывает утка-морянка. Вот и ее гнездо с десятком зеленоватых яиц, обложенных серым теплым пухом. Саша записывает что-то в блокнот, достает штангель, покрасневшими от холода пальцами берет из гнезда яйца и тщательно их измеряет.

Чайки теперь летают совсем рядом, но где же их гнездо?

— Да вот же,— указывает Саша, досадуя на мою невнимательность. И верно, всего лишь в метре от гнезда морянки среди осоки на темной утрамбованной птичьими лапками площадочке лежат средних размеров два зелено-бурых яйца. Никакого пуха вокруг, все по-спартански, как и должно быть у истинного северянина.

И вдруг чайки с истошными криками, как это делают обычно крачки, начинают пикировать на нас. Видимо, мы задержались здесь дольше положенного, лопнуло птичье терпение. Восхищаюсь решимостью и храбростью птиц, понимаю, что надо уходить, и все-таки молю Сашу постоять у гнезда еще хоть минутку. Птицы проносятся совсем рядом. На фоне низких синеватых облаков, сквозь которые неожиданно прорвались солнечные лучи, отчетливо теперь становится заметна и розоватость на животе, яркость красных лапок, коричневатость в ожерелье, красный ободок у глаз, сизоватость спины и крыльев. Позабыв о том, что фотографическая пленка все-таки не передаст всю эту видимую глазом радужность, снимаю кадр за кадром. Все-таки она не жар-птица, не розовая чайка. Я бы назвал ее — птица с отсветом зари.

— Уходим,— решительно объявляет Саша. Ему еще искать среди болот гнездо гусыни, устанавливать фоторобот, а затем неизвестно сколько добираться по тундре до теплого желанного балка. И нет никакой уверенности, что возвращению не помешает туман.

И все же, кроме радости, в душе осталась неудовлетворенность — слишком мало длилось свидание с этой действительно прекрасной птицей. Сделав несколько шагов за Кондратьевым, я оборачиваюсь. Розовая чайка, расправив сизоватые крылья, так похожие на крылья чайки-моевки, и опустив клюв, осторожно присела на кочку. Переступая, села на яйца и, устроившись поудобней, замерла со вскинутой головой. Обычная чайка, только темное ожерелье на груди. Но она так запомнилась мне, что, повстречай я ее где-нибудь в северных широтах в полярную ночь, непременно узнаю. Мне верится — она скрывается не в центральных районах Арктики, а там, где проводят зиму бургомистры и другие чайки: в морях Северной Атлантики или Тихого океана. Надо только повнимательнее искать ее, и тогда непременно выяснится, где же все-таки проводит зиму эта загадочная птица.