Модэ - Владислав Пасечник

— Молчи! Молчи! Ты слышал его? Кто-то называл его? — Салм отпрянул. — А! Тогда все кончено для меня!

Ашпокай растер ладонью холодный лоб и чуточку надавил на веки. Перед глазами запрыгали синие кольца.

— Я спас душу брата своего. Она была у меня за плечами…

— Коли так, — Салм, пошатываясь, подошел к седельной сумке и достал что-то из нее. — Коли так, то это теперь принадлежит тебе.

И он протянул Ашпокаю маску из лосиного рога. Она треснула в двух местах и сильно пожелтела, но это точно была маска Михры.

***

Шло время. Мало-помалу Ашпокай стал свыкаться с незнакомой силой, что жила теперь в нем. Юноша чувствовал ее явственно — то возле пупа, то под правой лопаткой. Он пытался заговорить об этом с Салмом, но не нашел нужных слов, и смешался. Салм только кивнул, успокоив юношу печальной улыбкой. Кажется, и он не мог объяснить Ашпокаю всего.

В одно утро Соша привел к стойбищу чужого коня доброй рыжей масти. Соша вел коня под узды. К красной, блестящей как слюда спине был привязан человек — неподвижный, с кожей черной от грязного сала. Ашпокай отметил, что одет всадник не бедно — на нем был добротный синий кафтан и башлык с тремя медными бубенцами.

Салм осмотрел чужака и сказал, что тот еще жив, но скоро умрет, и умрет, наверное.

— Дух смерти коснулся его своим мушиным крылом, — только и произнес Салм. — Несчастный человек, я ничем не могу ему помочь.

Две стрелы были в том чужаке, два черных хуннских жала. Первая стрела раздробила плечо и окрасила правый рукав темной охрою. Вторая же впилась в бок, сделав гнойную язву, в которой шевелились уже черви, белые как китайский рис.

Чужака отнесли в хижину и там он пришел в себя. Несмотря на страшные раны, рассудок его был вполне ясен. Он говорил тихо, но не заговаривался и не бормотал. Мальчишки как могли помогали Салму — таскали воду и травы для примочек, поглядывая исподволь на незнакомца.

— Я — гонец, — хрипел чужак, стараясь не глядеть на страшную рану в боку. — Я к горным племенам ехал, к князю-бивереспу, чье имя Вэрагна.

— Вэрагна? — Салм не сумел сдержать волнения — Тот, кого прозвали Мобэдом?

— Да. Вэрагна-Мобэд — это он. Прежний паралат мертв, весной князья выкрикнут нового. Решили что им будет Вэрагна.

— Вэрагна! — от волнения Салм, кажется, забыл, что говорит с умирающим, и сильно тряхнул его за плечо, отчего тот застонал и на короткое время забылся.

— Вэрагна-Мобэд! — кричал Салм. — В прошлом году старый князь-бивересп умер и войско в десять тысяч семей перешло к этому молодому барсу… Быть ему паралатом! Тогда, быть может, сжалится над вашим племенем Господь Ахура-Мазда!

Ашпокай слушал с интересом и надеждой. Он знал про Вэрагну, что он молод и силен, и что он — один меж бивереспов — почитает Ормазда как единственного бога.

Спохватившись, Салм дал умирающему понюхать горькой травы, и к тому вернулось сознание.

— Вэрагна укрылся у горных племен, под защитой скал и кедровых лесов. На каждом перевале стоят его стражи. Нас, гонцов послали к нему… предупредить…

— О чем? О чем предупредить? — допытывался Салм жадно.

— Модэ послал к нему убийц. А с ними своего ловчего — Харгу. Говорят, Харга первый в степи следопыт.

— Модэ? Хочет извести Вэрагну?! — Салм стал измерять шагами клеть. — Говори! Говори!

— Много нас было, — нас — гонцов, — говорил чужак, сглатывая что-то горячее и осклизлое. — Два на десяти всадников… всех почти Харга убил. Мы тропили по степи, как зайцы, но он… все одно. Он и меня достал. Теперь живы трое, наверное. А я… к отцам сейчас отойду.

Долго еще мучался раненый гонец, до самого вечера метался он на лежаке, в хижине, которая сделалась ему особенно узка. Вечером, Салм велел вынести гонца на воздух. Умирающий уже не говорил и не стонал, а как-то испуганно смотрел в звездное небо, чуть приподняв острую засаленную бородку, открыв черную шею и торчащий из-под ворота кадык. Ашпокай сидел подле него, с болезненным любопытством изучая, как смерть изменила его молодое, мужеское лицо. Вдруг слабость охватила мальчика и он заснул, положив руку под щеку, провалившись в сон без просвета и сновидений.

Наутро он увидел, что гонца уже рядом нет, а в костре догорают останки лежака. А к полудню никто уже и не помнил несчастного гонца. Салм собрал вокруг себя всю стаю, и сказал:

— Вот что нужно — снарядить отряд и добраться до Вэрагны прежде этих хуннских шакалов.

— Верно! — кричали старые караванщики. — А чего думать? Всей ватагой и пойдем!

— Нет. Всей ватагой нельзя, — отмахнулся Салм. — Чем меньше наш отряд, тем он быстрее.

— Верно! Нас одних и возьми! — опять заговорили караванщики.

— Нет, — ответил Салм, еще подумав. — Вы, слову нет — матерые проходцы, но лучше оставайтесь здесь, на стойбище. Ашпокай поедет к Вэрагне, Ашпокай и волки его. И с ними я. Давно хочу испытать молодых волков.

Караванщики заговорили разом — гулко, каждый на своем языке, Ашпокай расслышал только обрывки согдийской и бактрийской ругани.

— Тихо, конокрады! — разом одернул всех Салм. — Возьму и из вас кого-нибудь. Вижу — не сидится вам на месте, хочется кости старые размять! Мало вам соленых озер?

— Мало! Даешь еще! — закричали разбойники.

Долго говорили они — уже младшие пригнали с лугов овечьи отары, уже сократились и вытянулись снова тени от коновязей, а согласия между ними все не было.

В конце концов решили так: в поход пойдут пятеро караванщиков, и семеро молодых волков. Над караванщикам главным был Шак — бывалый охотник, знавший горские и таежные племена. Молодые волки долго спорили, кому быть старшим — Атье или Ашпокаю, пока Атья сам, наконец, не выкрикнул друга-Ашпокая в атаманы.

На том и порешили.

Последнюю ночь отряд провел отдельно от остальной ватаги — на самом отшибе, в длинном березовом срубе. Караванщики однако, спали мало — все больше молились Ормазду, мальчишки же заснули крепко и спокойно, одному Ашпокаю приснилось страшное…

Видел он поле, полное мертвых лошадей, из их с Михрой родовых табунов. Жеребцы, кобылы, мерины, жеребята, — все лежали на земле, трава прорастала из их тел, и поднималась над ними темными горбами. Ашпокай бегал от одной лошади к другой, плакал, и называл каждую по имени.

Потом вдруг он услышал окрик Михры, оглянулся и увидел брата, каким помнил его в детстве — мальчишкой длинным и белобрысым.

«Ашпокай! Не ходи здесь! Это плохое место!» — кричал Михра-мальчишка, размахивая руками.

«Знаю! Знаю! Все наши лошади полегли!» — кричал Ашпокай.

«Нет! Это не лошади! Ты что не видишь? Посмотри на них!» — закричал Михра и вдруг провалился под землю, словно бы в колодец.