Призраки коммунизма - Владимир Бойков

— В Партком! — закричали Кнут, Культя, Сява, Вася и Проня.

13

Очень толстый Секретарь, питающийся явно одними опарышами, вальяжно развалясь в плетёном кресле, внимательно выслушал обе стороны.

— Так-так, — сказал он и стал думать.

Колхозники усмехались.

— Значит, ты, как критик, недоволен положением дел на рынке нашего славного Красно-сол-н-ц-в-с-ка? — спросил Секретарь у Культи.

— Ещё бы, конечно недоволен.

— А чем конкретно?

— Отсутствием наличия продуктов, пригодных для удовлетворения насущных потребностей.

— Для удовлетворения чьих потребностей? — спросил Секретарь въедливо.

— Как это чьих? Моих и вот — ихних.

— А почему колхозники должны удовлетворять ваши потребности, коль им от вас ничего не надо?

— Да каждый Коммунист в нашей родной Коммунякии имеет право всё получать по потребностям! Или у вас здесь не Коммунизм? — Культя грозно взглянул на Секретаря.

— Коммунизм. И каждому Коммунисту воздаётся по потребностям.

— Так в чём дело?

— А ты Коммунист разве?

— Я?! Да я… — Культя вырвал из кармана Партбилет, потряс им в воздухе.

— А-а-а! — радостно закричал Секретарь. — Этот проходимец раздобыл где-то Партбилет и смеет называть себя Коммунистом. А сам даже не знает, что живём мы не в Коммунякии, а в Коммунизии. Он критикует наших славных тружеников, а сам скрывается от Партвзносов!

— Я никогда не скрывался! — возмутился Культя.

— Молчать! Где ты в последний раз отдавал Партвзносы?

— В Красноздравске.

— А мы все вчера сдавали. В честь досрочного переименования Родины.

— Мы бы тоже сдали, — растерялся Культя. — Но мы были в пустыне…

— Понятно. Скрывались от Партвзносов, — Секретарь брезгливо брызнул слюной.

— Лишить его Партбилета! — заорали местные.

— Именем Великого Кузьмича, именем родной Коммунизии, именем Святой Веры в Мировую Революцию я лишаю тебя Партбилета и звания Коммуниста.

— Заговор, — ошарашено лепетал Культя. — Вы здесь все сговорились.

— Немедленно сдай Партбилет!

— Уж лучше я умру, — прошептал критик.

— Этих тоже давай лишай! — орали колхозники. — Они все заодно!

— Шайка, — шипел Сява. — Банда. Мафия.

— Надо бежать, — Кнут придвинулся к критику. — Чуешь, чем пахнет?

— Чем? — не понял Культя и стал принюхиваться.

— Сейчас нас всех здесь разжалуют в беспартийные, дурень, — зашипел Кнут.

— Нет, — охнул Культя. — Только не это.

Дрожащими руками он развязал узел на рубахе, выпрямился, шагнул к Секретарю и влепил свой, никому здесь не нужный Кал, прямо в его бесстыжие глаза. Секретарь Парткома охнул, хотел вскочить, но пошатнулся и завалился на спину.

Кнут врезал кому-то в глаз, громко крикнув: «Раз!», Сява финтил, прыгал, юлил, вертелся, нырял и, в конце концов, вырвался на свободу, держа в руках чью-то вполне приличную рубаху и две огромные брезентовые кепки.

— Три! Четыре! Пять! — кричал вырубала, обрушивая кулаки направо и налево. За его спиной к выходу пробиралась Вася.

Проня била колхозников руками, локтями, головой, коленями, глушила их сиськами. Но самым сокрушительным оружием в её боевом арсенале оказался зад, двигая которым, она заваливала до десяти человек сразу.

Культя так хищно озирался, так яростно сверкал глазами, так злобно замахивался тазом, что к нему просто боялись приближаться.

Впереди всех нёсся Сява. За ним, чуть приотстав, мчался Культя. Кнут дышал ровно, но он тянул за руку Васю, которая совсем задыхалась.

— Быстрей! — вскрикивал попрошайка. — Скорей! Если нас изловят, нам хана. Конец нам. Копец! А может, даже и писдец!

— Ой, не могу больше, — стонала Проня, сильно отставая.

Сзади всё ещё слышался топот колхозников, крики, клубилась пыль.

Друзья даже не подозревали, что бегут к границе, где вечно сонные добровольцы охраняли Священные Рубежи, а, вернее, огромную дыру в проржавевшем Железном Занавесе.

Топот беглецов разбудил одного стража. Он приоткрыл глаз и тут же захлопнул: гоняться за кем-то в такую жару было лениво.

— Где это мы? — спросил запыхавшийся Культя.

— Куда это мы прибежали? — переводя дух, удивлялся попрошайка.

Кнут озадаченно озирался.

— Да мы… — бледнея и выкатывая от ужаса глаза, выговорил Культя, — кажется, у капиталистов!

Сява вздрогнул, Вася бессильно упала на землю, Кнут сжал кулаки.

— Пропали, — прошептал критик.

— Погибли, — выдохнул Сява. — Может, назад побежим?

— Точно. Бежим, — рванулся Культя, но тут же спохватился. — Нет-нет. Там нас сразу схватят. Не знаю, что лучше, быть беспартийным в Коммуня…

— ?!!!

— … низии, или Коммунистом в логове врага.

— Цепи наденут, — в непритворном ужасе закатил глаза Сява. — Закуют в кандалы. Замордуют.

— Давайте зароем Партбилеты, — предложил Культя. — Чтобы они не достались врагу. А то ведь отберут — глумиться будут. Над нашей святыней!

— Нет, — сказал Сява. — Ты зарывай, а я со своим не расстанусь. Хоть в огонь с ним отправлюсь, хоть в воду, хоть на эшафот взойду. — Попрошайка потуже затянул проволоку на животе, которой его партбилет крепился к телу.

— Выждать надо, осмотреться, и всё тщательно обдумать, — Культя перестал паниковать, собрав свои волю и ум в кулак.

— Правильно, — сразу согласился Сява. — Совершенно действительно. В такой ситуации никак нельзя принимать скоропалительных решений. Если вернёмся и попадём в лапы к этому продажному Секретарю, то нам, как честным Коммунистам, преданным Партии, Членам Политбюро и лично Великому Кузьмичу, просто стыдно будет носить это высокое звание. Стыдно и позорно! Не достойны мы будем этого звания. Тем более, что нас там быстренько его и лишат.

— Лучше буржуйские кандалы, чем позорная участь беспартийного, — заиграв желваками, процедил Кнут.

— А Проня-то где? — спохватилась Вася.

— Проня? — все переглянулись.

— Схватили нашу Проню, — погоревал Культя, с откровенной фальшью в голосе.

— Конец Проне.

— Эх, бедолага.

— Сильно много ела, тяжеловата была она для скоростного передвижения.

— А может, отговорится, отвертится, — с надеждой в голосе проговорил Сява. — Может отборонится?

— Вряд ли.

— Да кто знает…

— Всякое бывает. Она баба боевая.

— Очень крутая баба.

— Да уж, — согласился Культя.

— Ладно, — остановил всех Сява. — Своё соболезнование мы ей выразили. А теперь почтим её память минутой молчания. На всякий случай.

Все застыли в скорбном безмолвии…

— А ведь мы можем вернуться, — вдруг сказал Культя.

— Как?

— Как это вот так?

— Как же?

— Пойдём вдоль границы. Сколько сможем и как можно дальше. Найдём в другом районе ещё одну дыру и рванём в Коммунизию.

— Там, где другой Секретарь, — догадался и обрадовался Сява.

— И на север, в свои края, — просиял Кнут.

— Молодец, — похвалила Вася.

— Умница, — одобрил Сява.

— Главное — бдительность, — предупредил Культя.

— Точно. Верно. Совершенно правильно, — согласился попрошайка. — С бдительностью мы нигде не пропадем. Бдительность — наше оружие. Мы с нашей бдительностью всем носы утрём. И буржуям — кровопийцам, и Секретарям — жуликам.

12

Утром Сява осторожно, памятуя о бдительности, высунул голову из ямы, в которой беглецы заночевали.

— Обалдеть! — выдохнул попрошайка.

— Что там?

— Трава. Высоченная. Выше меня, выше тебя, выше неба!

— Да ну. Свистишь.

— Чтоб меня после смерти вороны не склевали.

Культя высунул лицо из ямы.

— Правда, — удивлённо протянул он. — Вот это да!..

— Быть такого не может!

Друзья выползли из ямы и стали с удивлением рассматривать дерево.

— Это не трава. Это, скорее, куст, — пригляделся Кнут. — Только почему он так вырос?

— И крепкий!

— И толстый!

— А это что?

На дереве висели крупные оранжевые плоды.

— Не трогай! — одёрнул попрошайку Культя. — Может это какие-нибудь капиталистические штучки. Съешь и заснёшь, например, а тебя тут же и сцапают.

— Мы спали, и никто нас не сцапал.

— Ну, пробуй. Испытывай, если не боишься.

Попрошайка сорвал один апельсин. Все отошли. Приготовились бежать на всякий случай.

— Вроде как тыквочка. Но кожура не плотная — рыхлая, — комментировал свои наблюдения Сява, — а пахнет странно…

— Противно?

— Да нет. Резко, почти как бздюшки, но… приятно. — Сява осторожно кусил. Сок из кожуры брызнул ему в глаза. — Ай! — вскрикнул попрошайка, отбрасывая плод. — Ай-я-яй! Глаза выжгло. Ой-ё-ё!